Кажется, проходит вечность прежде, чем Богомолов нарушает повисшую в воздухе, давящую тишину.
— Ты же у Ляльки должна быть.
Я, вся превратившись в слух, внимательно слушаю.
— Планы поменялись в последний момент, — отвечает Сашка, а я, как ни стараюсь, не могу понять по ее интонации, насколько все действительно плохо.
Впрочем, ничего хорошего и быть не может. Вот-вот непременно грянет буря.
— И, насколько я вижу, удачно поменялись, — продолжает Саша все тем же, ни о чем не говорящем тоном.
Я жмурусь, делаю глубокий вдох.
— А предупредить не судьба была? — спрашивает Богомолов.
— Так меня тоже никто не предупредил, — справедливо возвращает ему претензию Саша, — я в целом все понимаю, но все-таки, может мне кто-то объяснит, что тут происходит?
Мне сквозь землю провалиться хочется.
Оттолкнув Богомолова, я спрыгиваю со стола и поворачиваюсь лицом к Сашке.
Она стоит в паре метрах от нас, не моргая, смотрит своими большими глазами, а я понимаю, что надо что-то сказать, но не имею ни малейшего понятия, что именно.
Потому что нет таких слов, наверное, которые бы меня сейчас в ее глазах хоть немного оправдали.
Я знала, конечно, что однажды этот момент настанет и мне придется, глядя ей в глаза, объясняться, но как могла его оттягивала.
Верно говорят, что все тайное все равно становится явным. И открывается правда всегда в самый неожиданный и неподходящий момент.
Вот и сейчас.
Я же боялась именно этого, боялась ее внезапного появления несмотря на все заверения Богомолова. Чисто на уровне интуиции ожидала чего-то подобного.
Мне по-хорошему уже после поцелуя того в деревне нужно было с ней поговорить. Я честно не планировала влюбляться в ее отца, а когда поняла, что влюбилась, старалась держаться подальше. Хотела поступить правильно и не смогла.
А теперь и не смогу.
Даже если она не примет, все равно не смогу.
— Кир, последи за мясом.
Мне кажется, что целая вечность проходит, когда наконец молчание снова прерывает сам Богомолов.
— Мы пойдем поговорим.
Я прикусываю губу, нервно поглядываю на Сашку. Веду себя, наверное, совершенно по-детски, пряча голову в песок, но никак не возражаю.
Саша, к счастью, тоже. Она никак не комментирует его слова, только кивает, на меня косится, и как ни всматриваюсь я в ее лицо, ничего не вижу.
Отец и дочь выходят из кухни, оставляя меня наедине с собой. И легче мне вот ни разу не становится.
Просто ждать, пожалуй, самое сложное.
Не находя себе места, я нервно вышагиваю по кухне, отмеряя шагами расстояние от одного конца до другого.
И чем больше я думаю о разговоре Богомоловых за закрытой дверью, тем сильнее напрягается каждая мышца в моем теле и усиливается противная дрожь.
Тошнота, подкатившая к горлу становится невыносимой, от волнения сводит желудок.
Я невольно то и дело прислушиваюсь, опасаясь услышать разговор на повышенных тонах.
Меньше всего мне нужно, чтобы отец и дочь ссорились из-за меня.
Они ведь семья. Он ее один растил и до моего появления они были друг у друга. Только они. И мне вовсе не хочется вставать между ними, не хочется разрушать их теплые и очень доверительные отношения.
Я вспоминаю, как светятся глаза Богомолова всякий раз, когда он говорит Сашке, как меняется выражение его лица. Абсолютная безусловная любовь к своему ребенку.
А я что?
Свалившаяся на голову девица.
Сжав кулаки и стиснув зубы, я заставляю себя остановиться и сесть на стул. На столе по-прежнему стоит наполненный вином бокал и, не думая, я залпом выпиваю все содержимое.
Расслабиться у меня, естественно, не получается.
Да и у кого на моем месте получилось бы?
Звонок, известивший о готовности мяса в духовке, ненадолго приводит меня в чувство. Вздрогнув от неожиданности, встаю и иду к духовке. Открываю ее, вооружившись прихваткой выдвигаю противень. В ноздри тотчас ударяет потрясающий запах, а мне разрыдаться хочется.
Все должно было быть совсем по-другому.
Сглатываю вставший посреди горла ком, задвигаю противень обратно и в этот самый момент слышу голос за спиной.
— Вкусно пахнет.
Появление Сашки второй раз за вечер становится для меня неожиданностью. Погруженная в самобичевания я даже не слышала, как она вернулась.
Разворачиваюсь резко, встречаюсь взглядом с Саней. Смотрю на нее, испытывая острое чувство вины.
Володю нигде не обнаруживаю и оттого лишь сильнее нервничаю.
— Поговорим? — спрашивает Сашка, не сводя с меня глаз.
И такой, казалось бы, простой вопрос, звучит хуже приговора.
— Да, — произношу едва слышно и киваю для уверенности.
Глава 54
Владимир
Внезапно свалившееся на голову возвращение Саньки даже для меня становится полной неожиданностью.
Я действительно не ждал ее появления, когда приглашал Киру на этот раз остаться у меня. И совершенно точно не планировал на сегодня никаких откровенных разговоров с дочерью
Но, пожалуй, оно и к лучшему.
Мне и самому, если честно, остохерело скрывать очевидное. Санька не дура, рано или поздно сама бы догадалась.
Если уже не догадалась.
Пропускаю Саню вперед, следом за ней захожу в свой кабинет и закрываю дверь.
Дочь молча проходит к креслу, садится и расслабленно откидывается на спинку.
Ничего не говорит, только подозрительно щурится, уперев в меня свой лисий взгляд.
А я усмехаюсь, глядя на то, как горят ее глаза.
Ее от любопытства распирает, но держится.
— Ладно, выкладывай, — Санька сдается первой, не выдержав, подается вперед и вся превращается в слух.
Я только усмехаюсь в ответ, в очередной раз убеждаясь в том, что воспитал прекрасную дочь.
Даже гордость накатывает. Вполне заслуженно.
Не обосрался я, как родитель. И дочь вырастил такую, что сам себе завидую.
— Выкладывать? — удовлетворять ее любопытство я не спешу.
Нравится мне наблюдать, как она от нетерпения на стуле ерзает.
Честное слово, бабкой сплетницей себя сейчас чувствую. И я бы даже расхохотался в голос от комичности ситуации, если бы не оставшаяся на кухне Кира.
Она в отличие от Саньки ситуацию воспринимает совсем иначе. И бестолку переубеждать было. Вбила себе в голову ерунду и никакими словами ее оттуда не выбить, так что внезапному появление Сашки я даже рад.
По крайней мере больше не придется тянуть кота за хвост и можно ставить точку в этом вопросе.
Я просто банально устал отбиваться от Санькиных вопросов и скрываться, как пацан пятнадцатилетний.
Слава Богу, тридцать семь уже, в моем возрасте даже как-то неловко прятаться, как мальчишка.
Только из-за загонов Киры согласился. А у Саньки чуйка сработала. Она этим в меня пошла. Сразу поняла, что у меня кто-то появился.
— Да, папа, выкладывай, как давно вы с Кирой вместе и зачем ты так упорно от меня это пытался скрыть?
— Если скажу, что и недели не прошло, поверишь?
Мне и самому кажется, что больше.
— Ну не знаю, — тянет подозрительно, — возможно. Что, правда, всего неделя? — добавляет недоверчиво.
— Правда, всего неделя.
— Да, Владимир Степанович, разочаровываешь, — он театрально вздыхает и всем видом играя в разочарование, качает головой, — я думала, ты пошустрее, понапористее.
— Это еще как понимать? — я изгибаю бровь, слегка удивившись.
— Ой, пап, ты правда думаешь, что я слепая? Нет, ну ладно Кира, ее понять можно, но от тебя я не ожидала, думала, ты все-таки побыстрее ее в оборот возьмешь.
— Саш, ну что за выражения?
— Ладно, я думала, что ты раньше ухаживать начнешь, — закатывает глаза, — так лучше?
Я не сразу отвечаю. Молча наблюдаю за дочерью.
Значит все-таки догадывалась.
— Знала значит, — усмехаюсь.
— Пап, ты извини, конечно, но мне же не пять лет, я еще тогда, в первый раз поняла, что ты в нее втрескался, так ты на нее смотрел, как только слюнями все вокруг не закапал.
