Гадание при свечах - Берсенева Анна

Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87

– Извини, Марина, – услышала она голос Шеметова. – Мрака я на тебя нагнал вчера, сам даже не заметил, как это получилось.

– Нет, ничего, Алексей Васильевич, – ответила она. – Как вы себя чувствуете?

– Обыкновенно. Да, видно, я тебя обидел… Опять на «вы»?

– Нет, я просто не проснулась еще.

– Перезвони мне, когда проснешься, хорошо? Только не забудь. У меня к тебе небольшая просьба.

– Все, проснулась! – тут же сказала Марина. – Какая просьба?

Она действительно проснулась и тут же расслышала, что голос у него какой-то тусклый, слишком спокойный.

– Да ничего особенного. Мне сегодня надо быть на ужине в Президент-отеле. Не могла бы ты пойти со мной?

– Мы же договорились, Алексей, – укоризненно сказала Марина. – Деловое соглашение, ты забыл? Конечно, могла бы.

– Тогда – в семь я буду у тебя, – сказал он и повесил трубку.

Ей вдруг стало так жаль, что он не шутил, не поддразнивал ее… Случилось с ним что-нибудь? Или просто – Толя ведь сказал, что человек он и вообще невеселый…

К семи часам Марина выглядела так же, как на вчерашней своей свадьбе.

«Нужны ведь будут другие какие-нибудь платья», – мимолетно подумала она.

Но особенно раздумывать об этом ей не хотелось. Марина не могла понять, отчего так переменился Шеметов, отчего вчера он был мрачен, а сегодня – бесстрастен.

Он не вышел, как обычно, ей навстречу из машины. Незнакомый охранник открыл перед нею дверцу «Мерседеса» и сам сел впереди. Марина ни о чем не стала расспрашивать Шеметова. Она и так видела, что ему не хочется говорить, что глаза у него пустые и даже как будто бы более светлые, чем обычно.

«Опять – как земля, – подумала она. – Только когда дождя давно нет…»

– Не волнуйся, недолго продлится церемония, – нарушил наконец молчание Шеметов. – У нас сегодня весь день переговоры шли с американцами: мы у них представительство открываем. А теперь – только прощальный ужин. По-моему, мы друг другу безумно уже надоели, хотя и расстаемся успешно, в полном взаимном расположении.

– Ты устал? – спросила Марина, обрадовавшись, что он заговорил наконец.

– Нет, не очень, – пожал он плечами. – Хотя, может быть, и устал.

Машина выехала на набережную Москвы-реки, мягко притормозила у входа в Президент-отель. Марина никогда не была здесь. Но сейчас она думала только о том, от чего устал Шеметов, и поэтому не обращала внимания на сверкающий вестибюль, каскады люстр и мягкие дорожки.

У лифта стояли несколько человек, ожидая, когда откроются двери кабины. Шеметов, Марина и охранник остановились рядом с ними.

– Я тебе что сказал? – краем уха услышала Марина. – В машине сказано было ждать, не понял?

– Так я ж только узнать, когда примерно…

Обернувшись, она увидела, что один из говоривших – молодой, с широкой шеей – раздраженно смотрит на второго, похожего на него и одеждой, и всем своим видом, и непохожего только заискивающим взглядом.

– Не твое дело, понял? – отрывисто бросил первый. – Сиди жди, пока приду. Моду взял!..

В это время двери лифта бесшумно открылись, и все вошли в него, оставив того, с заискивающим взглядом, внизу.

Банкетный зал, в котором назначен был ужин, казался мраморным. И даже не потому, что в нем действительно было много мрамора, а по общему впечатлению холодноватой изысканности. Столы были уже накрыты, и люди постепенно собирались.

В зале звучала только английская речь.

– Сейчас переводчик к тебе подойдет, – сказал Шеметов, отодвигая перед Мариной стул от покрытого кремовой скатертью стола.

– Нет, не надо, – ответила она. – Наверное, я смогу по-английски и сама, хотя давно уже не говорила.

Он посмотрел удивленно и кивнул.

Световые каскады, похожие на те, что были в вестибюле, освещали и этот зал. Свет струился по стенкам хрустальных бокалов, подсвечивал лепестки роз на столе. Розы стояли в низких, как тарелки, фарфоровых вазах, тонкие веточки зелени словно росли среди них. Во всем здесь чувствовалось изящество, которое нравилось Марине и казалось естественным.

Наверное, все собравшиеся на этот ужин действительно устали за день. В их разговорах друг с другом чувствовалась именно та непринужденность, которая дается только усталостью – когда уже не хочется тратить силы на то, чтобы производить впечатление. Марине это было даже на руку: кажется, никто не замечал ее первоначальной скованности.

Впрочем, и скованность скоро прошла – наверное, оттого, что она больше думала о Шеметове, чем обо всех, кому он ее представлял, с кем разговаривал и шутил.

Правда, усталость американцев была не настолько сильна, чтобы развеять их улыбки и утишить голоса. Да и водка, в изобилии имевшаяся на столах, вскоре развязала языки, сделав атмосферу совсем уж раскованной.

– У вас очень интересный английский, миссис Шеметов, – улыбаясь, заметил мистер Моррисон, глава американской фирмы. – Ты слышишь, Алекс, как оригинально говорит твоя супруга?

– Ну, Джеймс, ты преувеличиваешь мои лингвистические способности! – усмехнулся Алексей. – Я рад уже и тому, что вообще понимаю свою жену, где мне расслышать тонкости!

Джеймс Моррисон рассмеялся шутке.

– О да, Алекс, понимать свою жену – уже большая удача, ты прав. Хотя бы на родном языке!

– Что же оригинального? – заинтересовалась Марина. – Мне в самом деле интересно, мистер Моррисон. Я давно не говорила по-английски и никогда не говорила с американцами. Да у меня и вообще не было случая проверить, насколько понятно я говорю.

– Все, разумеется, понятно, – успокоил ее Джеймс. – У вас очень правильный английский, миссис Шеметов, мне такой и не снился. – Он снова сверкнул голливудской улыбкой. – Потому я и удивился: где вы изучали его в таком изысканном, таком чисто английском варианте? Ваши интонации – они прелестны, их выразительность кажется надменной, хотя это совсем не так, я понимаю, это просто особенность произношения!

– Так меня учили в детстве, – улыбнулась Марина. – И с тех пор язык хранился во мне, как в консервной банке.

Моррисон расхохотался, и она вместе с ним.

– А правда, откуда ты знаешь английский? – негромко спросил Алексей, когда они на несколько минут оказались вдвоем посреди общего гула.

– Учила в детстве. И французский тоже, и немецкий. Но немецкий похуже – не говорю, а только читаю. Я позабыла, конечно, я ведь много лет вообще не говорила. Но знаешь, все так быстро вспоминается, даже удивительно! А ты в школе учил?

– Да нет, какой тогда в школе мог быть язык. Учитель был, конечно: родители заставляли заниматься. Я ведь потом, в университете, вообще его забросил. Уверен был, что геологу никогда не понадобится. Потом уж только вспомнить пришлось…

– Меня тоже папа заставлял, – кивнула Марина.

– Видишь, какое единство биографий! – сказал Алексей, и она увидела в его глазах улыбку.

Впервые за этот вечер он действительно улыбался, хотя и до этого поддерживал общий веселый тон. Но сейчас он улыбался по-настоящему, и все лицо его улыбалось, и ямочка появилась наконец на правой щеке.

И она тут же успокоилась, тут же забыла вчерашние свои размышления о его неожиданной мрачности и о том, что же с ним происходит. Улыбка у него была удивительная: как только она появлялась в его глазах, освещала лицо – сразу казалось, ничего и не было до нее, ни во что мрачное и тяжелое невозможно было поверить.

– Ты не хочешь пешком пройтись немного? – спросил Алексей, когда они вышли из Президент-отеля. – Отпустим машину и погуляем?

Марина кивнула, и они медленно пошли вдоль парапета набережной к мосту. Она почувствовала, как прояснилось его настроение – оно овевало ее ощутимее, чем майский ветер.

Ее каблук попал в какую-то выщербинку на асфальте, Марина споткнулась, Алексей тут же подхватил ее под локоть, и она улыбнулась, почувствовав спокойную твердость его руки – совсем другую, чем когда он сжимал мельхиоровое кольцо в «Метрополе».

– Я не очень выпадала из общего тона? – спросила она. – Знаешь, я ведь даже не заметила, как вела себя, что говорила…

Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 87