Выгодная позиция (ЛП) - Каффери Ребекка Дж.

Конечно, я помню, но Киан ни за что не узнает об этом. Особенно сейчас.

«Нет, такого не было».

«О, но это случилось, и когда вы двое разберетесь с этим и мы все станем друзьями, я с нетерпением буду ждать, чтобы рассказать ему все подробности того, как ты кричал его имя и плакал, когда он выиграл». Конечно же, мой лучший друг будет меня мучить.

« Если. Если мы все уладим. Я даже не знаю, что сейчас можно уладить. Я вел себя как мудак».

«Шок. Что-то новенькое?» Я ударяю холодной ногой по его икре, и он вздрагивает.

«Да, определенно мудак».

«Разве ты не должен был утешать меня, когда у меня разбито сердце или что-то в этом роде?»

Я даже не знаю, можно ли назвать это сердечной болью. Все, что я знаю, - это то, что я никогда раньше не испытывал такого отчаяния по отношению к кому-либо, и когда я слишком много думаю о том, что Киан покончил со мной, становится невозможно дышать.

«Я лучше помогу тебе придумать, как все исправить, чем буду устраивать вечеринку жалости».

Уже поздно, и он, наверное, прав, но это не мешает нам не спать следующие два часа, обсуждая грандиозный жест, который исправит наши отношения. Когда мы засыпаем, все уже почти идеально, и мне не терпится увидеть лицо Киана, когда все встанет на свои места.

Впервые за много лет я чувствую надежду, очень большую надежду, когда погружаюсь в мирную дрему.

И только потом обнаруживаю, что меня разбудил Йоханнес, по ощущениям, не менее чем через пять минут.

Я едва успеваю приоткрыть глаза, как он уже размахивает ярким экраном своего телефона.

«Блядь, блядь, блядь.Ты должен это увидеть».

Трудно не заметить, когда Йоханнес сует свой телефон прямо мне в лицо. То, что сейчас утро, застает меня врасплох, но не так сильно, как черно-белая новость на его экране.

Легенда поп-музыки Честити Уокер умерла в возрасте 59 лет после четырехлетней борьбы с болезнью Паркинсона.

«Черт, черт, черт». Я достаю свой телефон и сразу же набираю его имя в контактах.

Я нажимаю кнопку вызова, но он даже не звонит. Я даже не получаю сигнала вызова. Это может означать только одно.

«Может, у него выключен телефон?» - предполагает Йоханнес, и я хочу в это поверить, но он не видел, как разозлился Киан, когда я сказал ему, что я не могу ему нравиться.

«Он заблокировал меня. Мне нужно вернуться в отель и убедиться, что с ним все в порядке». Блядь, блядь, БЛЯДЬ! Не могу поверить, что я бросил...

«Ты не знал, что его мама умрет, Харпер. Ты не мог знать. Но ты был чертовым идиотом, что пошел на свидание, когда должен была поговорить с ним и быть честным с собой».

Я хочу наброситься на него, сказать, что он не прав, но не могу. Он настолько прав, что мне становится больно. Я все испортил, и теперь Киан проходит через это сам.

Я никак не могу исправить ситуацию прямо сейчас, не усугубив его горе. Он должен делать то, что лучше для него и его семьи, и это не включает меня. Я не могу представить, что он будет участвовать в соревнованиях в эти выходные, так что, полагаю, я буду участвовать в гонках в Лондоне. За весь сезон я не сказал ему ни слова. Свободная практика сегодня будет интересной.

«Мне нужно, наверное, - определенно, - вернуться в отель. Я проверю, как он там.

Как ты думаешь, это правильно?»

«Может быть, я не знаю. Может, просто пойти и выразить свои соболезнования и пока оставить все как есть?»

«Да, ты прав».

«Всегда так делаю, друг. Все будет хорошо, Харп. Я обещаю, все будет хорошо».

Я решаю вернуться в отель пешком, а не на машине. Мне нужен свежий воздух, чтобы проветрить голову, а прогулка даст мне возможность подумать о том, как я к нему подойду и что скажу. Может быть, он захлопнет дверь перед моим носом, но я должен попытаться.

Едва я начинаю думать, как звонит мой телефон. Мое сердце на мгновение подпрыгивает при мысли, что это может быть Киан, но, конечно же, это Андерс. Я

уже удалил записи в Инстаграмме, которые выложил прошлой ночью, но, скорее всего, уже поздно, и в следующем сезоне меня, скорее всего, бросят.

«Доброе утро», - прохрипел я, и мое горло вдруг стало суше, чем пустыня Сахара.

«Харпер, привет, извини, что так рано. Я знаю, что у тебя свободная тренировка сегодня днем, но я хотел предупредить тебя, что Лондон будет участвовать в гонках в эти выходные. Уверен, ты уже слышал, что Киан вернулся в Великобританию, чтобы побыть с семьей, и не будет участвовать в гонках в эти выходные».

Киан уехал?

«Да, спасибо, что сообщили мне, сэр». Звонок короткий и приятный, и я просто благодарен за то, что не получаю сейчас ту взбучку, которую заслужил. Но почему-то мне кажется, что это еще хуже.

Киан уехал.

А я заблокирован.

Я не могу даже попытаться быть рядом с ним.

Прошлой ночью я был в полном дерьме. Как я мог так поступить с ним? Как я мог причинить ему такую боль? Как я мог так обидеть того, кого люблю?

Почему только сейчас до меня дошло, что я люблю его?

Почему только сейчас до меня дошло, что я не должен повторять шаблоны своего прошлого, шаблоны, которые причиняли мне боль, причиняя боль другим? Я могу позволить ему любить меня, не бросая это ему в лицо. И я тоже смогу полюбить его, не так ли?

Мне стало плохо.

Это страх? Адреналин? Надежда?

Честно говоря, я не знаю.

Я встаю и иду в его комнату. Знаю, что это бессмысленно, но я хочу оказаться среди его вещей. Попытавшись открыть ручку, я чуть не разрыдался, обнаружив, что она открыта.

Все пропало, но видно, что он уходил в спешке, потому что его кровать не заправлена, а ванная в запущенном состоянии. Но меня это не волнует, потому что я просто хочу хоть на мгновение почувствовать себя рядом с ним. Я бросаюсь на его кровать. О, Боже, она все еще пахнет им, и я позволяю себе просто вдыхать его запах, подоткнув одеяло под самый подбородок. Я приподнимаюсь и вижу пластиковый пакет у двери, из которого вываливается моя толстовка.

О, Боже, все действительно закончилось.

Я достаю телефон, чтобы отправить ему сообщение. Мне нужно что-то сказать, чтобы выразить, как я сожалею обо всем, выразить свои соболезнования, сказать, что я здесь для него, если или когда я ему понадоблюсь.

Я сочиняю что-то, что и на половину не соответствует тому, что я хотел сказать, но потом вспоминаю. Он действительно заблокировал меня.

Хуже всего то, что я это заслужил. Он имеет полное право покончить со мной. Я

тоже с собой покончил.

Глава двадцать – пять

Киан

Я едва успеваю спуститься по дороге, не наехав на гребаных изгоев прессы, которые выстроились вдоль гравийной дорожки, ведущей к фермерскому дому. Я

мысленно помечаю, что надо поговорить с кем-нибудь об охране. Я не уверен, что это может сделать мой агент или Келси, но, возможно, они могут порекомендовать кого-то. Я с облегчением возвращаюсь в дом.

«На улице ужасно». Я стряхиваю с себя куртку и бросаю тени на стойку, где Грант готовит обед для детей.

«Хуже, чем вчера?» - спрашивает он, продолжая нарезать огурец палочками, с каждым взмахом ножа все агрессивнее.

«Намного. Не знаю, кто дал им право задавать такие назойливые вопросы, но да, определенно хуже. Сегодня они в основном спрашивали, не беспокоюсь ли я о том, что пропаду из Сингапура?»

«У них либо нет семьи, либо они полные монстры. Кто бы не пропустил гонку, чтобы вернуться домой и погоревать о любимых родителях?»

Хороший вопрос, но я не могу на него ответить.

«Я поговорю с начальником службы безопасности команды и узнаю, есть ли кто-нибудь, кого они могут порекомендовать, чтобы мы могли побыть в уединении, пока все не утихнет».

На самом деле я не могу придумать ничего более ужасного, чем то, что Элиза сейчас столкнулась с этими стервятниками. Хотя мы с ней оба выросли в обществе благодаря нашим знаменитым родителям, она сделала все возможное, чтобы оказаться как можно дальше от центра внимания.