— Серьезен.
— Почему? — спрашивает она.
Смотрит по-доброму, понимающе. Одна мысль о том, что с ней может что-то случиться, что Изабель может не стать, оглушает.
Я вскакиваю с дивана. Начинаю метаться по комнате, не в силах усидеть на месте.
— Алек, — мягко говорит она. — Что ты чувствуешь?
— Она просто умерла! — слова взрываются в тишине комнаты. Ее глаза расширяются. — Один час она была жива, а в следующий ее не стало, — я щелкаю пальцами. — Ни предупреждений, ни прощаний. В первый раз я едва справился. Во второй не выживу. Никогда.
— Алек...
Я качаю головой.
— Нет. Эти парни... Я готов убить их.
— Нет, не готов, — твердо произносит она. — Завтра ты будешь думать иначе.
Я провожу рукой по волосам.
— Не уверен. Ты стала частью меня – частью, о которой я даже не подозревал. Лучшей частью. И я не могу тебя потерять. Мысль о том, что больше не услышу твой смех, не увижу улыбку... — снова качаю головой, пытаясь совладать с собой. Гнев все еще бурлит. — Я не переживу этого.
Изабель делает шаг навстречу.
— Алек, — снова шепчет она. — Бояться, когда впускаешь в сердце кого-то нового, – это нормально.
Я ничего не отвечаю. Не уверен, что смогу.
Она обвивает руками мою талию и прижимается, ее тело сливается с моим. Я чувствую твердость ее сосков через тонкую майку, вдыхаю цветочный аромат шампуня, ощущаю тепло кожи.
Я закрываю глаза и провожу руками по ее голове, плечам, опускаюсь к пояснице. Все это – она, мы – оказалось важнее, чем мог предположить.
— Ты запомнила мой номер? — спрашиваю я.
— Выучила, когда начала у тебя работать, — отвечает она. — Он был в договоре, который я подписала, чтобы всегда можно было связаться по вопросам детей.
— А. Логично.
Изабель улыбается, уткнувшись лицом в мое плечо.
— Так и думала, что ты даже не помнил.
— Читал, но это было давно. Иди сюда. Ты мне нужна, — шепчу ей в волосы. — Больше, чем кто-либо. Но...
— Я понимаю, — ее щека прижата к моему плечу, голос приглушен. — Это значит, тебя снова могут ранить. Как и меня.
Рука скользит под майку, ладонь ложится на гладкую кожу спины.
— Да.
— Этот риск – цена, которую мы платим за то, чтобы любить, — произносит она. — Ты готов ее заплатить?
Я просто держу Изабель несколько долгих мгновений. Потом наклоняю голову и прикасаюсь губами к ее губам. Потребность быть ближе к ней, все это время тлевшая под кожей, вспыхивает с новой силой. Чувствовать ее, знать, что она в безопасности.
Не знаю, хочу сказать я.
Но руки и губы говорят обратное. Боюсь, у меня уже нет выбора.
Она обвивает руками мою шею.
— Отнеси меня в постель.
Я поднимаю ее на руки, и та прижимается ко мне по пути в спальню. А когда оказываемся под одеялом, Изабель прижимается обнаженным телом ко мне так плотно, что чувствую биение ее сердца.
Не знаю, смогу ли пережить боль, если потеряю ее. Но и отпустить тоже не получится.
33. Изабель
— Ты не ночевала в комнате, и еще я видела, как он к тебе прикасался, — сестра скрещивает руки на груди. — Говори правду. Что происходит?
Я закатываю глаза.
— Елена.
— Изабель, — отвечает она. Сидит, поджав ноги, на моей кровати, все еще в футболке, которую я дала в качестве пижамы. — Ты всегда была ужасной вруньей.
— Ничего я не вру.
— Ты уклоняешься от ответа, а это практически то же самое, — говорит она. — Ну так что... он довольно богат, да?
— Да, — отвечаю я.
Бессмысленно отрицать, когда Елена провела ночь в квартире. Но признаваться все равно неловко. Елена – часть моей семьи, моего домашнего мира. А не мира балета, мира Констанции-Коннован-лучшей-подруги.
Две несопоставимые вселенные.
— Не «богатый» как Коэны в квартале от мамы с папой. Нет, «богатый» как Билл Гейтс. С водителем, домработницей и личным самолетом.
— У него нет личного самолета, — говорю я. Потом хмурюсь. — По крайней мере, вроде бы.
— Изабель, — она качает головой, глаза сверкают. — Не могу поверить, что у тебя роман с этим человеком. У тебя-то!
— У нас не роман. Подразумевается, что мы делаем что-то... неправильное.
— Ладно, значит, вы просто спите, — подытоживает она. — Так? Потому что смотрел на тебя вчера очень... Он выглядел разбитым, выйдя из машины. Будто ожидал найти мертвой на тротуаре.
Я прикусываю нижнюю губу. Этот взгляд я тоже видела.
— Да, мы... в отношениях. Вроде. Наверное.
Ее темные брови приподнимаются.
— В отношениях?
— Ну да, типа того. Еще очень рано. И он... — я замолкаю, тряся головой.
Не думаю, что Алек до сих пор страдает из-за смерти жены, но вчерашний вечер ясно дал понять, какие шрамы это оставило. Шрамы, влияющие на его решения даже сейчас.
Вчера Алек был ближе всего к тому, чтобы сказать, что я для него что-то значу. Но показал это каждым взглядом, каждым прикосновением, и значит это куда больше любых слов.
Я прижимаю ладони к щекам.
— Его сложно понять.
Глаза Елены расширяются.
— Ты влюблена.
— Да, — тихо отвечаю я. — Влюблена.
— Воу. Черт, — она медленно качает головой, уголки губ опускаются. — Ты уверена, что это разумно? Делай, что хочешь, но этот мужчина... он намного старше. Ему же за сорок.
— Сорок, — произношу я.
Сорок один исполнится через пару дней, если быть точной. Видела в расписании. Катя говорила, Алек не любит шумихи вокруг своего дня рождения, но дети обожают устраивать ему сюрпризы. И он каждый год нехотя соглашается праздновать.
— Ну вот. Как я и сказала. За сорок.
— В прошлом году ему было тридцать девять. Звучит лучше, если первой цифрой в возрасте является тройка?
— Да, — без колебаний отвечает она. — Но все равно староват. Он... У тебя день рождения в декабре. Значит, он...
— На пятнадцать лет старше, — сухо бросаю я.
Ее лицо оживляется.
— Точно. Спасибо. На пятнадцать лет старше. Изабель!
— Елена!
— Мама с папой с ума сойдут.
Я опускаюсь в кресло у стола. Ее слова вызывают приступ тревоги.
— Думаешь?
— Конечно. Ты приезжаешь домой со старым богачом с Верхнего Ист-Сайда, у которого уже двое детей и домработница? — она складывает руки в молитвенном жесте. — Buena suerte13.
Я закрываю лицо ладонями.
— Нет, они не имеют права сходить с ума. Иначе Алек сойдет с ума еще сильнее.
— Он-то? Вчера казался воплощением яростной компетентности, — она пародирует его низкий голос: — Вот мой телефон. Заблокируйте все карты.
— Да, он иногда такой. Но я почти уверена, что разница в возрасте беспокоит Алека куда сильнее, чем он показывает. Да и его жена умерла совсем внезапно. Даже представить не могу, каково это.
— Оу. От чего?
— Аневризма, — говорю я. — Их младшему сыну было всего несколько месяцев.
— Черт. Да, неудивительно, что он травмирован, — она хрустит костяшками, хмурясь. — Но он тобой не пользуется? Потому что я такого не потерплю.
— Нет, конечно нет.
— Хорошо. Ты уверена?
— Уверена.
— Хорошо, — повторяет она. — Потому что я знаю, как некоторые преподаватели относились к тебе и другим танцовщицам. Не хочу, чтобы ты привыкла к такому дерьму и теперь ждала его в отношениях.
— Елена, нет. Совсем нет, — я моргаю.
Она поднимает руки в защитном жесте.
— Ладно. Я просто обязана была спросить. Как сестра и единственная родственница, посвященная в этот тайный роман, — она хмурится. — Знаешь, я даже почти понимаю. Он горячий, если закрыть глаза на возраст. Сильный молчаливый типаж.
Я стону.
— Он не старый.
— Конечно.
Ее слова о родителях застревают в голове, как заноза.
— Хотела бы я быть хоть немного похожей на тебя, — произношу я.
Она замолкает.
— В каком смысле? — спрашивает она без обычной бравады.
