Наследница - Каммингс Мери

Виктор мельком взглянул на снимки и высокомерно заявил:

— Ну и что? Я ее пальцем не тронул!

— Каким образом сделаны эти фотографии? — влез адвокат. — Наш клиент не был предупрежден о наличии в комнате фотокамер и прочих записывающих устройств!

— Мадемуазель Перро не обязана была ставить его об этом в известность. Это ее жилище, и она имеет право делать в нем все, что хочет. Если бы он спросил о наличии подобного устройства... впрочем, не будем углубляться в юридические тонкости, которые вам, несомненно, хорошо известны.

Судя по кислым физиономиям адвокатов, тонкости им были действительно известны.

У Рене создалось впечатление, что мэтр нарочно тянет время — говорил он чуть медленнее обычного, часто протирал очки, делал в разговоре неожиданные паузы — и иногда поглядывал на нее, словно пытаясь предостеречь. Но от чего?!

— Ну и что? — повторил Виктор. — Я не собирался ей ничего делать! Она меня оскорбила... спровоцировала!

Рене показалось, что адвокаты Виктора были недовольны его выступлением, давшим мэтру Баллу возможность спросить любезным тоном:

— В чем же выражалась эта провокация? Что именно показалось вам оскорбительным?

— Не помню. Я предпочитаю не запоминать всякие глупости!

— Что ж, возможно, вам легче будет вспомнить, прослушав запись этого разговора? — на этот раз мэтр достал из стола магнитофонную кассету.

— Не стоит, — быстро сказал второй адвокат Виктора, до сих пор молчавший, — зачем зря тратить время! Если вы захотите представить эту запись в суд, мы будем категорически против!

— Разговор длился всего минут десять, и я считаю, что нам всем будет нелишним ознакомиться с ним — чтобы лучше понять позиции сторон, — возразил метр. — Со своей стороны могу вас заверить, что я ни при каких обстоятельствах не собираюсь представлять эту запись в суд.

Адвокаты несколько секунд пошушукались, спросили что-то у Виктора — он сердито мотнул головой и отмахнулся — и, наконец, согласились.

Зазвучали голоса... Рене слышала этот разговор уже много раз, поэтому ей было интереснее просто наблюдать за окружающими.

Мэтр Баллу слушал вполуха, думая о чем-то другом.

Виктор сначала пришел в ярость, но потом сумел взять себя в руки. Его волнение выдавали лишь пальцы, барабанившие по подлокотнику. Иногда он ловил себя на этом, останавливался — и через несколько секунд начинал снова.

Адвокаты явно были озабочены — очевидно, они не предполагали, что Виктор при встрече с ней вел себя таким образом, и сейчас не знали, как сгладить ситуацию.

Прозвучали последние слова «Ладно, все!», раздалось легкое шипение пустой ленты — мэтр потянулся и выключил магнитофон.

— Мы не готовы сейчас обсуждать этот разговор, — заявил первый адвокат. (Их имена Рене знала: Кох и Харсвайер, но который из них Кох, а который Харсвайер, так и не поняла, поэтому мысленно называла их «первый» и «второй»). — И мы, кажется, не для этого сегодня собрались. Тем более что у нашего клиента нет намерений пытаться восстановить семейные отношения.

— Вы совершенно правы, — охотно согласился мэтр Баллу. — Но господин Торрини высказал недовольство присутствием в помещении охранников, и мы до сих пор не решили эту проблему.

Виктор снова нетерпеливо отмахнулся — выдрессированные адвокаты прекрасно поняли этот жест.

— Господин Торрини снял свои возражения, так что можно переходить к основной части — то есть к обсуждению его имущественных претензий.

— Да, мне кажется, так будет лучше. Простите, я забыл спросить — возможно, кто-то хочет кофе или что-нибудь прохладительное?

Интересно... никогда раньше мэтр во время деловых встреч не предлагал кофе. Рене еще больше укрепилась в мысли, что он чего-то ждет и тянет время.

От кофе все присутствующие отказались, но мэтр заявил:

— Тогда, с вашего позволения, я один выпью. Возраст, знаете ли... в горле першит иногда.

На него это было абсолютно непохоже...

Рене, из солидарности, тоже попросила попить.

Вызвав секретаршу, мэтр Балту потребовал чашку кофе и стакан сока. Рене сидела напротив двери и была уверена, что произошел незаметный обмен взглядами: мэтр спросил о чем-то — и секретарша чуть заметно качнула головой.

— Ну что ж, — отпустив секретаршу, начал он, — требования вашего клиента изложены достаточно четко и подробно. Позволю себе остановиться на некоторых из них, представляющихся нам наиболее спорными... — опустив голову, стал перебирать бумаги, словно отыскивая нужный листок.

Вошла секретарша со стаканом сока. Рене показалось, что она слегка кивнула мэтру.

— Это для мадемуазель Перро, — повел тот рукой и обратился к Виктору: — Господин Торрини, у меня есть к вам один вопрос... возможно в документах чего-то не хватает...

— В чем дело? — резко спросил Виктор. Похоже, эта тягомотина начала действовать ему на нервы.

— Я хотел бы знать, когда вы развелись, — выпрямившись в кресле, отчетливо выговорил мэтр, предостерегающе взглянул на Рене — и снова устремил на Виктора немигающий пристальный взор.

И тут она увидела, как дверь приоткрылась и в комнату неслышно скользнул Тед! Ей показалось, что сердце ее на мгновение остановилась — теперь она поняла смысл предостережений мэтра Баллу.

Даже не взглянув на нее, он подошел к мэтру и положил перед ним папку.

— Благодарю вас, — мэтр легким жестом отпустил его.

 Тед вернулся к двери, остававшейся приоткрытой, но из кабинета не вышел.

— Итак... на чем же мы остановились? — снова повернулся мэтр Баллу к Виктору. — Ах да, я спросил вас относительно развода!

— Но наш клиент не возражает против развода! — встрял «первый» адвокат. — Я не совсем понимаю...

Мэтр снова заговорил, проигнорировав его и обращаясь непосредственно к Виктору:

— Объявление о вашей помолвке с мадемуазель Перро появилось в газетах... если я не ошибаюсь, в начале марта семьдесят шестого года. А в брак с ней вы вступили пятого апреля тысяча девятьсот семьдесят восьмого года. Поправьте меня, если это не так.

— Все верно, — опять вмешался адвокат, — но я по-прежнему не понимаю смысла ваших вопросов!

Виктор сидел молча и неподвижно — лишь лицо его медленно багровело.

— У меня в руках документ, подтверждающий, что в декабре семьдесят шестого года, то есть в тот период, когда вы, на правах жениха мадемуазель Перро, проживали в ее доме и управляли ее имуществом, вы обвенчались с некой Марией Кальяри...

В этот момент в комнату вошел еще один человек и остановился у двери рядом с Тедом.

Смысл только что произнесенных слов постепенно доходил до Рене — точнее, уже дошел, но все еще не принимался сознанием. Перед глазами все поплыло; сквозь этот туман, сквозь неистовый звон в ушах и холод, как иголками кольнувший лицо, она увидела, как Виктор привстал, обернулся к двери, словно собираясь уйти, наткнулся глазами на пришедшего и застыл в нелепой полусогнутой позе... Стоявший у двери человек сказал, словно не веря своим глазам:

— Вито?!

И внезапно в голове у Рене полыхнула вспышка яркого, ослепительно белого света. В одно короткое мгновение она высветила, сделала кристально ясным то, что отказывалось принимать тщетно боровшееся сознание — и отхлынула, сжигая все на своем пути и оставив лишь одно: сжавшееся, корчащееся от стыда и боли существо, не помнящее ничего, кроме одного: нужно бежать, спасаться!

Она сорвалась с места, бросилась к двери — ударилась об нее несколько раз всем телом, как птица, случайно залетевшая в комнату, и начала медленно сползать вниз. Ее подхватили сзади, и она затрепыхалась, пытаясь вырваться, уйти. Вокруг были какие-то люди — она не хотела, чтобы они были, чтобы они сейчас смотрели на нее.

Потом стало лучше — тише и меньше людей. Услышала:

— Не тронь ее, у нее шок!

Ей понравилось, как это звучит, и она тихонько повторила несколько раз:

— Шо-ок! Шо-о-ок! — но в голове все не утихало: «он был женат...», и хотя она даже не понимала, что эти слова значат, от них становилось не по себе.