Мой ненастоящий (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta"

Ох, если бы!

Хотела бы я, чтобы от этого вопроса зависела только моя независимость.

— Когда все это начиналось, ты сказал мне — просто назови мне свою цену, — тихо озвучиваю я, переплетая пальцы на скатерти, — и я не стала её называть, потому что не хочу, чтобы меня покупали. Я не хочу быть твоей вещью. Просто твоей — да. Но без цены. Я что-нибудь придумаю еще, где мне взять деньги.

Мечтательница Риточка предполагает, что она вообще еще имеет право не хотеть. Ведь умом я понимаю, что выбора у меня нет, и надо попросить, всего лишь попросить — и увидеть, насколько мой муж охренеет от суммы. Ведь меньше всего я хочу, чтобы компромат на меня хоть как-то выплыл на свет.

Только вот не могу я это озвучить! Не могу! Язык костенеет намертво.

Я все надеюсь, что решение найдется. Какое-нибудь. Умирающий дядя в Швейцарии меня сейчас очень даже устроил бы!

Между мной и Владом медленно сгущается молчание. Недовольное, неприятное. Сопровождаемое его тяжелым взглядом.

Пожалуйста, не дави! Дай мне хотя бы подумать! Я не хочу думать, что врать тебе — это мой единственный выход.

Хотя, конечно же, других нет!

— Что ж, Цветочек, тогда давай будем считать, что я дам тебе в долг, — неожиданно Влад пожимает плечами, — вернешь потом.

Печальный смешок вырывается у меня изо рта.

— Не смеши. С чего же я тебя верну? С тех денег, что ты сам мне выделяешь «на помаду»?

— С продажи квартиры, например. Квартира в Москве — недешевое удовольствие. Даже если квартира не потрясающая, она все равно чего-то да стоит. И покупатель на неё найдется.

Я даже слегка не догоняю о чем он, а когда догоняю… Чувствую себя конченой идиоткой.

— Ты думаешь, суд будет успешным? И мамину квартиру целиком признают моим наследством?

— Я не думаю, я это точно знаю, — Влад откликается невозмутимо, — суд послезавтра, после займемся оформлением бумаг. Ты же не собираешься съезжать от меня, дорогая будущая мать моего наследника? Можешь забрать милые сердцу вещи из детства…

— Если они там остались…

— …Отремонтировать и продать. Это займет время, но определенно — это даст тебе весьма приемлемое приданое. Неужели сумма, необходимая твоей тёте, настолько велика, что не хватит этих денег? Наверняка же еще что-то и тебе останется. Так что ты вполне себе сможешь вернуть мне долг. Если тебе так будет проще.

Слов нет, одни звуки.

Выход на самом деле почти гениальный.

И чисто теоретически, всю эту схему я могла и сама придумать. Но про этот суд с отчимом за мамину квартиру я совсем забыла — голова была забита чем угодно, но не этим. Да и не было у меня привычки «делить шкуру неубитого медведя»…

Вот только для Влада этот медведь был уже не только убитый, но и разделанный. Из ушей уже даже суп сварить успели.

— А ты позволишь мне вернуть тебе этот долг? — я вздыхаю, пытаясь выдохнуть скопившееся внутри меня напряжение.

— Ну что ж, раз мы обо всем с тобой договорились — займись уже своим завтраком, Цветочек. Сумму можешь написать на салфетке, завтра деньги будут у тебя на счете.

Влад утыкается в тарелку, безмятежный и невозмутимый, будто ему вообще нормально давать кому-то такие долги с непонятной перспективой погашения.

В тарелку с супом я утыкаюсь послушно, но без особого вдохновения. Есть по-прежнему не хочется.

Итак, решение найдено. Причем такое, что почти устраивает мою воспаленную совесть.

Врать как будто бы не надо. Мой муж все себе придумал сам, я даже головой не кивнула, чтобы ввести его в заблуждение.

На душе все равно промозгло, сыро и противно.

Вранье — оно и в Африке вранье. Я ведь его не опровергла!

И одно оправдание — так будет лучше.

Для меня будет лучше, в основном… И я себя ненавижу. Но сумму на салфетке все-таки пишу.

Одно хорошо — скоро все закончится.

48. Маргаритка

На последних ступеньках трапа я останавливаюсь и тоскливо оборачиваюсь назад. Последний раз поглядеть в глаза нашему Парижскому мини-отпуску.

— Три дня как три секунды… — вздыхаю.

— И даже меньше, — понимающе откликается Влад.

— Девушка, вы задерживаете посадку, — суховато покашливает стюардесса.

— Да-да, простите…

Я спешу зайти в самолет, спешу занять свое место.

Стюардесса таращится на нас с интересом — по всей видимости, меньше всего она ожидала, что мужчина уровня респектабельности Владислава Ветрова будет занимать место в экономе.

Зато… Зато я рядом. И могу прижаться к его плечу щекой! Вот это — действительно важное. А как было забавно, когда я пришла к Владу с предложением поменять наши билеты обратно, и он… внезапно согласился.

Когда самолет взлетает — я почти прилипаю лицом к стеклу, стремясь напоследок зацепиться за ажурную главную башню Парижа. Самое сладкое воспоминание этой поездки — связано с площадкой на самой её вершине. Там мой муж целовал меня так, что я сама не знаю, как Земля удержала меня при себе.

Впереди — московская рутина, угроза операции, угроза потерять Влада, и наконец, обман и отчаянный шаг с целью сохранить мой грязный секрет напоследок. Позади — парижский романтичный шик, чувства, что захлестывали меня с головой. И руки. Крепкие мужские руки, в которых я чувствовала себя в полной безопасности.

Я буду смертельно тосковать по этому всему.

— Ты еще можешь сюда приехать, Маргаритка, — Влад легко касается моей руки, склоняясь ко мне поближе, — это ты себе точно сможешь позволить.

— Только если с тобой, — откликаюсь я невесело, — без тебя… другое.

Мы оба ведь теперь понимаем о чем речь. И Влад ничего не отвечает, ничего не обещает, просто притягивает меня к себе, прижимая к своему плечу — Ave, эконом.

Его дыхание в моих волосах заставляет тоску, только-только зашевелившуюся, снова опустить голову на подушку и задремать. Что еще нужно?

Можно это как-то продлить? На вечность, пожалуйста! 

Возвращение в Москву происходит именно так, как я его себе и представляла. Меня пожирает подготовка к свадьбе — и я рада, что Влад пока не отменяет её, хотя и сдвинул срок свадьбы на два месяца вперед. Это значит — он верит сам, что все еще может состояться. Настроен на победу. Хотя когда он вообще настроен был хоть на что другое?

Он сам — в делах, я его почти не вижу. Вечно в мыле, ужасно напряжен, по всей видимости — подобрать остатки дел оказывается сложнее, чем казалось. Его паранойя усугубляется, он держит охрану при мне даже дома, отпуская их только на ночь. Но в шесть утра либо Кира, либо высокий коренастый Марат сидят на кухне и мучают дежурную домработницу. Марат — отчаянно смущает Машу, Кира — по свойски болтает с Ольгой.

Мне приходится выехать в банк, чтобы снять нужную мне сумму. Для Влада я «сделаю перевод» — спасибо, что он не спросил с меня реквизитов клиники, просто кинул деньги прямо со счета на счет. Это сильно облегчает количество вранья, которое я могла бы произвести на свет, рассказывая, зачем мне нужна именно наличность и так скоро.

Со мной выезжает Кира, и я ужасно рада ей сегодня — ни разу в жизни не держала в руках таких больших денег, мне просто страшно и чешется под лопатками волшебное «а вдруг»!

Правда «большие деньги» оказываются на поверку всего лишь двумя толстенькими пачками пятитысячных купюр. Впрочем, миллионом рублей эта сумма быть не перестает, поэтому я торопливо убираю деньги на самое дно своей сумки и выхожу из банка к ожидающей меня у дверей Кире. Охранница хмуро кивает и провожает меня в машину.

Она не зря такая хандрящая. У нас впереди еще зверски утомительный тур по ресторанам, чтобы выбрать зал — я уже видела их по каталогам, теперь надо узреть в живую. Но прежде всего — заехать домой, оставить там сумку.

Домой…

Сама не заметила, как дом Влада им для меня стал. И излишняя офисность интерьера вдруг оказалась всего лишь отсутствием лезущих в глаза претензий на понты и «стиль». Все спокойно, не давит, не выпячивается, все располагает к работе. А работает мой муж много…