Девушка из Дубровника - Жилло Анна

Я хихикнула, взяла телефон и ушла на балкон. Ветер немного ослабел, но все равно оставался слишком сильным для того, чтобы положить на шезлонги подушки. Небо было неприятного серо-голубого цвета, множество мелких белых облачков делало его похожим на капустную грядку. Солнце просвечивало сквозь них подслеповатым желтым глазом — как твердый желток в яичнице.

Сев в шезлонг, я открыла фотографию, которую переслал Глеб. Нравилась она мне просто до дрожи. К тому же была единственной. Не только нашей общей, но и вообще — на которой был Глеб. Он ни разу не предложил сняться вместе или чтобы я сфотографировала его. А я не предлагала, потому что это казалось мне… не знаю, неэтичным, что ли? Учитывая его семейный статус.

— Але, гараж! — Глеб вышел на балкон, вытирая руки полотенцем, и я, вздрогнув, едва не уронила телефон. — Что делать будем? Погодка шепчет: займи, но выпей.

— Ну, загорать точно не получится, — согласилась я.

— А что, спина уже прошла? — Глеб осторожно стянул с моего плеча тонкую прозрачную шкурку. — Нет? Ну так и нечего страдать. Да и купаться тоже не очень, волны отсюда видно. Вон «Люси» как бултыхает. Может, съездим куда-нибудь?

— Знаешь, мне очень понравился тот ресторанчик в деревне. С ягненком.

— Хочешь снова туда? — удивился Глеб.

— Да нет. Туда далековато. Можно просто прокатиться. Где-нибудь пообедать в похожем месте.

— Точно не хочешь в приличный человеческий город?

— Нет.

— А в Херцег-Нови?

— Не хочу. Были мы там.

На самом деле в Херцег-Нови мы с Андреем были всего час: на это время там останавливалась яхта во время круиза по Бока-Которской бухте. Почти весь этот час Андрей разыскивал по прибрежным кафе какое-то особенное пирожное, которое, как уверял интернет, пекли только там. Пирожное оказалось банальным наполеоном, а город мы так и не увидели. Но возвращаться туда не хотелось.

В итоге мы с Глебом все равно поехали в сторону черногорской границы. Никуда не торопясь, останавливаясь в маленьких деревушках, похожих одна на другую, как две капли воды: узкие извилистые улицы, белые дома с красными черепичными крышами, крохотные пляжи — где-то с галькой, но в основном камни. В одной заправили машину, в другой выпили кофе в супермаркете и прошлись по улице, одна сторона которой круто обрывалась к морю. Глеб, разумеется, держался другой стороны, застроенной домами.

Наконец, ближе к обеду, мы выехали к развилке. Левая дорога вела к пограничному пункту, правая спускалась вниз — к деревне Виталина. Она оказалась довольно большой, очень чистенькой и нарядной. Оставив машину на центральной улице, мы спустились к морю. В конце короткой набережной, скорее, даже пристани, обнаружился маленький, почти пустой ресторанчик, где решено было устроиться на обед.

Не успели мы сесть за столик на веранде, откуда-то пришел козел. Самый настоящий — с рогами и бородой. И решил познакомиться со мной поближе. Он тыкался слюнявой мордой мне в руки и в колени, я отпихивала его, а Глеб смотрел и веселился. Потом за козлом пришла потерявшая его хозяйка, а я пошла в туалет отмываться от его слюны.

Когда я вернулась, Глеб сидел и смотрел, как разбиваются о камни волны — сине-серые, с клочьями пены. Он задумался так, что даже не услышал моих шагов. Я подошла сзади, положила руки ему на плечи, подбородок на макушку.

— Да, Ника, есть в тебе что-то такое… — сказал он. — Приманивающее козлов.

Пока я решала, стоит ли обидеться, нам принесли заказанную пржолицу — все-таки она нас догнала. Выбирать особо было не из чего, но поскольку мы взяли одну на двоих, обилие чеснока вряд ли нам чем-то могло навредить.

— Знаешь, Кит, — Глеб отрезал половину и переложил себе на тарелку, — иногда я мечтаю, что в старости куплю в Хорватии маленький домик и буду жить один.

— Именно в Хорватии? Не в Ницце? Не на Багамах?

— Именно, — он не принял шутку, снова глядя куда-то сквозь меня. — Хорватия — моя родина. Мои первые детские воспоминания — так почему бы и не последние? Не в Цавтате, а в такой вот маленькой деревушке у моря. Заведу большую собаку. Буду ходить с ней купаться, в кафе, где собираются пенсионеры. Еще куплю маленький катер, чтобы плавать вдоль берега, ловить рыбу, — он вздохнул. — Но это только мечты.

— Почему? — удивилась я. — Что мешает? Обычно у людей нет на это денег. А ты можешь это сделать хоть сейчас, насколько я понимаю.

— Не могу, Ника. При такой работе меня вынесут из кабинета вперед ногами. Может быть, даже раньше, чем тебя будут возить в инвалидной коляске.

— Но почему?

— Тойво шестьдесят три. Он еще вполне крепкий, но начал поговаривать о пенсии. У них с матерью есть домик на Аландских островах, они хотели бы там жить постоянно. Мы с ним партнеры, значит, все повиснет на мне. Русско-финское направление — это только часть, у нас перевозки по всей Европе. А поскольку вся эта беда рано или поздно достанется нам с Лиисой, мне придется впахивать, как папе Карло. Скорее всего, пожизненно.

— Не знаю, Глеб. Мне всегда казалось, что работа должна быть для жизни, а не жизнь для работы. А сестра чем занимается? — спросила я, обмакивая в айвар запеченный баклажан.

— В университете учится на эколога.

— Может быть, она выйдет замуж, и ее муж тоже станет вашим партнером. У нее есть парень?

— Понятия не имею, — Глеб уронил с вилки кусочек мяса, который тут же подобрала одна из вездесущих кошек.

Отложив вилку, он смотрел на кошку. Нет, сквозь кошку. Не выдержав его мрачного, тяжелого взгляда, она коротко мякнула и унесла добычу подальше от нас.

— Глеб?

— Ника, мы с ней не разговариваем уже четыре года. Точнее, она со мной не разговаривает.

Глава 44

— Интересно, — сказала я, тоже положив вилку. — Кажется, я начинаю верить, что в повседневной действительности Глеб Осадчий та еще зараза. Ну ладно старшая, она тебя знать не хочет, потому что ты сын своего отца. Но младшую-то ты чем обидел? Ты поэтому говорил, что женщины тебя ненавидят?

— Не только. Вообще она не разговаривала со мной год. Вообще ни слова. Сейчас делает вид, что все в порядке, но только когда мы встречаемся у родителей. Чтобы их не расстраивать. Разговариваем на нейтральные темы. Но помимо этого она меня видеть не желает.

— Так в чем дело-то? Или это тайна?

— Да какая там тайна… Она считает, что я сломал ей жизнь. Влез не в свое дело и разрушил ее счастье.

— А ты влез и разрушил?

— Может быть, не знаю. Но тогда я так не думал. Ей было шестнадцать. А ему почти вдвое больше.

— Неслабо. Но все равно — зачем? Это ее жизнь, какое твое дело? Опять желание все контролировать? Стоп… подожди… Нет! — мозаика сложилась в одно мгновение.

— Да. Он приехал за щенком. Два месяца как развелся. Родители уехали куда-то, Лииса жила у меня. Я их застукал в саду — целовались на скамейке. На нее наорал, ему чуть морду не набил. Потом пошли с ним в кабак, надрались…

— Нормально, чего там!

— Он признал, что ступил, забрал Янку и уехал. Лииса закатила истерику, сказала, что меня ненавидит и будет ненавидеть всегда.

— Цирк-шапито на колхозном поле… Да, Глеб… Вот скажи честно, ты вмешался потому, что беспокоился за сестру, или побоялся, что, если что-то пойдет не так, тебе придется выбирать между ними?

Глеб побледнел, потом покраснел. Откинувшись на спинку стула, он смотрел на море и кусал губы.

— Да, госпожа мудрая змея, ты угадала, — сказал он наконец, не глядя на меня. — Беспокоился, само собой. Но вторая причина была более весомой. А в результате я все равно поссорился с сестрой.

— А Бран?

— А что Бран? Не знаю, Ника, мы с ним об этом больше не говорили. Он спрашивает, как у нее дела, но… ничего такого. У него девушка в Сплите, уже три года. Такие гостевые отношения. То он у нее живет пару-тройку недель, то она к нему приедет, то поедут куда-то вместе. Насколько я знаю, жениться не планирует. Ну, скажи, что я сволочь, тиран, деспот, достойный сын своего папы и бледная копия твоего мужа. Тебе ведь очень хочется? Ну так скажи.