Цугцванг (СИ) - Тес Ария

— Твой врач? — пару раз он кивает, словно пробует на вкус это определение, но потом делает то, чего я никак не ожидаю, — Хорошо.

«Он что согласился?!» — не верю своим ушам, щурюсь, жду подвоха, а его и нет вовсе!

Взмахнув рукой, отец дает команду своим ищейкам двигаться к выходу, что, разумеется, исполняют незамедлительно. Слушаю, как шуршит их одежда, как топают быстрые, нервные шаги, но не поворачиваюсь — смотрю лишь на него. Я не имею права на «пас», особенно если он отвечает мне — никогда!

— Если ты не сможешь шевелить рукой…

«Ну вот и условия…Слава богу, а то я думал, что он умирает и не увидит, как я отниму у него все, что он любит!»

— …Я твоего «врача» уничтожу.

— А-га.

— И Лилиана останется с тобой.

«Что ты сказал?!»

— На каком основании? — усмехаюсь теперь я, усилием воли подавляя злость, которую вызывает во мне это дерьмовое по всем статьям предложение.

Отец это читает отлично — он победно улыбается и слегка пожимает плечами, протягивая ответ в ублюдской, своей фирменной манере, которую я ненавижу не меньше, чем его самого.

— Это, вроде, называется компромисс. Я иду на встречу тебе, ты — мне. Она проследит за тем, что с тобой тут будут делать, а потом уедет обратно ко мне в Новосибирск.

— Оставь своего Стасика, — рычу, сверкнув глазами, что делает улыбку только шире.

— «Мой Стасик» нужен мне, чтобы замести следы твоего убийства. Все должно выглядеть, как несчастный случай, и, разумеется, без твоего имени.

— Я не…

— Дискуссия окончена, — отрезает холодно, но потом снова тянет, словно наконец приступил к десерту, которого так долго ждал, — И что такое? Помнится, было время, когда ты мечтал оставаться с ней наедине, как можно больше.

Щурюсь. Вот что это — месть, он делает это специально, намеренно, и меня это, разумеется, задевает, как будто на мою рану высыпали пуд соли. Но разве у меня есть выбор? Нет. Я встаю и протягиваю руку — мне не хочется это делать, но снова. Разве у меня есть выбор? Попробуй не попрощаться с ним уважительно, как он решил, посмотришь, что будет. Хотя нет, ты вряд ли сможешь увидеть заплывшими от синяков глазами. Так что пока отец смакует и это, приходится терпеть, поджав губы — лучше так, лучше, чтобы он побыстрее свалил отсюда на хрен.

Но неожиданно, пару раз качнув сцепленным из ладоней и пальцев замок, который я уже собирался расцепить, он дергает меня на себя и шипит точно в ухо.

— И не думай, что твоя выходка с этими вонючими хатами осталась незамеченной. Мы непременно об этом поговорим, но позже, это терпит.

Он расцепляет руки и проходит мимо меня к двери, где уже стоит Илья с небольшим чемоданчиком. Слышу, как он здоровается, как отец нарочито вежливо отвечает ему, но не задерживается, слава богу, идет дальше. Звонок лифта, снова шаги, закрытие створок.

— Ушел, — нарушает тишину Илья, и я, бросив взгляд на Лекса, спрашиваю.

— Видел? Ставили что-то?

— Нет. У них с собой не было ни маяков, ни камер. В спальню заходили всего раз, и то со мной. В остальном занимались только трупом и отмывкой твоего пола.

— Где она? — сразу же спрашиваю снова, на что Лекс закатывает глаза и указывает подбородком в сторону спален.

— В твоей комнате в…чемодане.

— Где?!

— Не было другого выбора. Пакеты мы спрятали, но она бы не поместилась.

— Прекрасно, — цежу сквозь зубы, а потом смотрю на Илью и указываю на кошку, которая вроде пришла в себя, но все это время лежала и в целом была какая-то вялая, — Можешь посмотреть, как она? Ее жестко пнули, она сознание потеряла.

— Я по-твоему ветеринар что ли?!

— Пожалуйста.

Моя настойчивость сбивает с «его злой волны», он косится на животное, потом обреченно кивает и закатывает глаза.

— Хорошо! Твою мать…

— Спасибо. Закончишь, приходи ко мне.

— Перевожу, — саркастично влезает Лекс с легкой полу-улыбочкой, — Максюше нужно время наедине со своим сокровищем…

Я даже не стану спорить, да и не хочу тратить на это время. Все, что делаю — показываю средний палец здоровой руки и иду в свою спальню, правда ловлю в спину предупреждение:

— Еще раз твоя девчонка меня ударит — ей не жить.

В шутку, конечно, слышу по голосу, что он несерьезно, поэтому улыбаюсь и парирую, даже не останавливаясь.

— Не злись, что она тебя обставила. Она всех сегодня переиграла…

Напоследок до меня доносится «фырк», и я снова улыбаюсь, закрывая за собой дверь моей комнаты…

Амелия

Я снова слышу шаги, приближающиеся ко мне, задерживаю дыхание. За последние минут сорок-пятьдесят по прикидкам, я всего раз слышала хоть какое-то движение за пределами моего укрытия, пока и оно не погрузилось в абсолютную тишину. И кто бы знал, какой это для меня ад — я с детства боюсь замкнутых пространств, после того, как Элай закрыл меня в кладовке. Темнота и маленькие «коробки», из которых не выбраться — ночной кошмар, в который я залезла по своей дурости самолично.

«Ты точно идиотка…» — шиплю на себя время от времени, с силой прикусывая губу и борясь с тошнотой и паникой, медленно оплетающей мое бедное сердечко.

Но разве я могла поступить иначе? Он бы убил ради меня, но точно спас меня, и помочь ему сохранить его план слишком мало, чтобы хоть немного расплатиться…

«Ублюдок…» — память-зараза подкидывает картинки мертвого ублюдка, а запах его крови будто ходит за мной по пятам.

Это еще большее издевательство. Слезы скатываются с глаз, и я усилием воли стараюсь впихнуть в своей внутренний телевизор совсем иные эфиры, когда наконец чувствую почти близкую свободу. Она приходит неожиданно с движением чемодана и меня, ложится вертикально, а потом ее даруют мне со звуком открывающейся молнии. Как раз вовремя, потому что мои «полномочия на этом всё», как говорится.

Я вылетаю из чемодана пулей, даже не дождавшись, пока он полностью откроется, врезаюсь в полку и часто моргаю. Глаза от света режет, а то малое, что я не «изгнала» из себя в унитаз ранее, уже подступало к горлу, и, боюсь, на этот раз я вряд ли смогла бы подавить желание организма. Уговоры тоже больше почти не работали, да и сейчас мне приходится начать глубоко дышать и согнуться пополам, чтобы не удалить это «почти» из уравнения.

— Амелия? — тихо спрашивает Макс, делая на меня шаг, но я выставляю ладонь, чтобы его остановить.

— Со мной все нормально… — хрипло шепчу, чтобы объясниться, — Я боюсь замкнутых пространств.

— И залезла в чемодан? Забыла, что он относится к списку?

Он усмехается, но я вижу, что притворно, на самом деле Максимилиан взволнован. Стоит передо мной, рассматривает, на его плече огромная повязка, на которой я концентрируюсь, чтобы не отвечать и не скатиться вновь к колкостям в адрес друг друга. Сегодня я их не вывезу…

— Тебе посмотрели руку?

— Пока нет.

— Почему?! — невольно повышаю голос, забывая о своих бедах, — Это не порез о бумагу и не отравление бухлом! Это ножевое!

— Ты за меня волнуешься?

Вопрос застает врасплох. Я останавливаюсь, сама не заметив, как подошла ближе, тупо пялюсь и хлопаю глазами.

«И что мне говорить?! Особенно, когда он так улыбается…» — улыбка действительно широкая и даже ласковая, без единого намека на желание поиздеваться или типа того, и это подкупает.

Он подкупает. Такой он, каким был все наше лето… Макс делает ответный, маленький шаг ко мне, но этот шаг рушит всю дистанцию. Он близко настолько, что я отчетливо слышу каждую ноту его запаха, дыхание и, казалось, даже сердцебиение. Не могу отстранится…особенно ясно это понимаю, когда он кладет руку мне на щеку и легко гладит кожу. Так нежно, что я прикрываю глаза, растворяясь в этом моменте…

— Ты такая смелая…

Смотрю ему в глаза и точно знаю, что он это серьезно. Я знаю, что это так, мне не нужно слышать больше и слова, и я хочу, чтобы он знал, как сильно я ему благодарна за все, что произошло. Но…мне нет нужды благодарить, потому что, кажется, он тоже видит меня насквозь, шепотом добавляя.