Неуловимая подача - Томфорд Лиз

За те двадцать лет, что он был моим отцом, он ни разу не показал этого, так что я не знаю, почему я постоянно это ищу. Но я готова лезть из кожи вон и торчать до конца своих дней на любой убогой кухне, если бы это гарантировало, что я его не разочарую.

Я достаточно хорошо разбираюсь в себе, чтобы понимать, что у меня есть врожденная потребность быть лучшей в достижении любой цели, к которой я стремлюсь. Прямо сейчас я не лучшая и не хочу никому давать возможность наблюдать за моей неудачей. Особенно ему. Именно ради него я стремлюсь к совершенству в своей карьере, что резко контрастирует с моим необузданным отношением к личной жизни, в которой я ни к чему не привязана и плыву по течению.

– Ты окончательно уволилась? – спрашивает он.

– О боже, нет. Я беру паузу на лето, чтобы вернуться к нормальной жизни. Я вернусь и буду лучше, чем раньше. Мне просто нужно побыть одной, без посторонних глаз, чтобы собраться с мыслями и дать себе небольшую передышку.

В его глазах видно волнение.

– Итак, где ты собираешься провести летний отпуск?

– Еще не знаю. У меня есть два месяца, и моя следующая работа будет в Лос-Анджелесе. Возможно, я не спеша поеду на Западное побережье и по пути осмотрю некоторые достопримечательности. Потренируюсь в своей кухне на колесах.

– Будешь жить в своем фургоне?

– Да, пап, – усмехаюсь я. – Жить в своем фургоне и пытаться понять, почему каждый десерт, который я пытаюсь приготовить с тех пор, как получила эту гребаную награду, оборачивается полной катастрофой.

– Не каждый десерт – катастрофа. Все, что ты готовишь для меня, просто феноменально. Ты к себе слишком строга.

– Обычное печенье и торты – это совсем другое. Мне трудно заниматься творчеством.

– Ну, может быть, проблема в творческом подходе. Возможно, тебе стоит вернуться к основам.

Он не разбирается в кулинарии так, как я, поэтому не понимает, что печенье с шоколадной крошкой пользы не принесет.

– Знаешь, – начинает он. – Ты могла бы приехать на лето ко мне в Чикаго.

– Зачем? Половину времени ты будешь в разъездах по работе, а вернувшись домой, опять-таки станешь пропадать на поле.

– Поехали со мной в турне. Мы не были вместе дольше нескольких дней с тех пор, как тебе исполнилось восемнадцать, и я скучаю по своей девочке.

За семь лет у меня не было ни отпуска, ни выходных, ни хотя бы одного свободного вечера. Я бесконечно работала, убивалась на кухне, и даже сегодня вечером, когда команда моего отца играет в городе, мне не пришло в голову взять выходной и пойти посмотреть.

– Папа…

– Миллер, я ни о чем не прошу. Просто твоему старику хочется хорошо провести время.

– Я только что провела три недели на кухне, полной парней, один из которых практически умолял меня подать жалобу на сексуальное домогательство в отдел кадров. Последнее, чего я хочу, – это провести лето в очередной компании, полной мужчин.

Он наклоняется вперед, положив покрытые татуировками руки на колени, широко раскрыв глаза.

– Не понял?

– Я справилась с этим.

– Каким образом?

– Быстрым ударом коленом по яйцам. – Я делаю небрежный глоток пива. – Именно так, как ты меня учил.

Он с легким смешком качает головой.

– Я никогда тебя этому не учил, маленький ты псих, но хотел бы научить. И теперь я еще больше настаиваю на том, чтобы ты отправилась со мной в турне. Ты же знаешь, мои парни не такие.

– Папа, я собиралась… – Слова замирают у меня на языке, когда я смотрю на него, сидящего напротив на диване. Грустные и умоляющие глаза, даже усталые. – Тебе одиноко в Чикаго?

– Я не собираюсь отвечать на этот вопрос. Конечно, я скучаю по тебе, но хочу, чтобы ты погостила у меня пару месяцев, потому что ты тоже скучаешь по мне. А не потому, что чувствуешь себя обязанной.

Я не чувствую себя обязанной. По крайней мере, не в этом смысле. Но все, что я делаю, так или иначе является попыткой избавиться от чувства вины, которое я испытываю по отношению к нашей ситуации. Чтобы вернуть долг, который он заплатил, отдав всю свою жизнь ради меня, когда ему было всего двадцать пять лет.

Но я бы солгала, если бы сказала, что не скучаю по нему. Вот почему я стараюсь, чтобы все мои места работы совпадали с его поездками. Я выбираю кухни в больших городах, где играют команды ГЛБ, в городах, в которые мой отец будет приезжать по работе. Потому что, конечно, я по нему скучаю.

Провести лето с моим стариком – это здорово, и если мое присутствие сделает его счастливым, это меньшее, что я могу предпринять после всего, что сделал для меня он.

Но есть одна проблема.

– Высшее руководство ни за что не допустит этого, – напоминаю я ему. – Никому из членов команды или персонала не разрешается брать с собой в поездку членов семьи.

– В этом сезоне одному члену семьи разрешено путешествовать с командой. – На его губах появляется лукавая улыбка. – Есть у меня одна идея.

3

Кай

Монти: Оставь Макса с Исайей и возвращайся в мой номер. Надо поговорить.

Я: Оставить Макса, чтобы ты мог на меня накричать?

Монти: Да.

Я: Круто, круто. Уже бегу.

– Я нашел Максу новую няню, – первое, что он произносит еще до того, как я закрываю за собой дверь.

Э-э-э? Я сажусь напротив Монти за стол в гостиничном номере, в замешательстве глядя на него.

– Как? Я уволил Троя всего час назад.

– Просто я настолько хорош. И ты ее наймешь, потому что ты явно не разбираешься в нянях, раз не перестаешь их увольнять, так что я сам этим займусь.

– Ее?

– Мою дочь.

Мой взгляд падает на стоящую рядом с ним фотографию в рамке. Такая же фотография висит у него в офисе в Чикаго. Он ставит ее на своем столе в каждом городе, который мы посещаем.

Я знал, что девушка на фотографии – его дочь, это очевидно, но, несмотря на то, что мы с ним близки, он никогда много о ней не рассказывал. Мне всегда думалось, это потому, что он чувствует себя виноватым, оставляя ее и проводя в разъездах по работе столько же времени, сколько и мы. Или причина в этом, или он уверен, что разговоры о том, что он скучает по своему ребенку, лишь подтвердят то, что я уже и так знаю: родителю-одиночке практически невозможно справиться с этой работой.

Девчушке на фото не больше тринадцати-четырнадцати лет. Она переживает тот неловкий период, через который все мы проходили в раннем подростковом возрасте: брекеты и прыщи. Темные волосы зачесаны назад и собраны в тугой хвост, козырек бейсболки закрывает лицо, на ней ярко-желтая футболка с номером четырнадцать по центру спереди. Софтболистка [10], у которой слишком большие рукава стянуты на плечах чем-то вроде ленточек. На одном колене у нее лежит питчерская перчатка, девчушка позирует для сезонной фотографии.

Дочь Монти играла в софтбол.

– Этим летом она свободна, и я хочу, чтобы она поехала с нами, – продолжает он.

Это логично, ведь летом она не ходит в школу.

– Да, но, Монти, речь идет о моем ребенке.

– И о моем. – Он приподнимает брови, провоцируя меня высказаться против этого плана. – Это не просьба, Эйс. Я сказал, и так тому и быть. Я устал от того, что ты находишь что-то неправильное в любом человеке, которого мы нанимаем. Каждые несколько недель мы перерываем анкеты в поисках кого-то нового, и смена имен в гостиничных номерах и списках пассажиров становится проблемой для координаторов поездок. Она новая няня Макса, и самое приятное в этом то, что она мой ребенок, и уволить ее ты не сможешь.

Черт побери.

– Она свободна только до сентября, так что нам придется найти кого-то другого, чтобы доиграть последнюю часть сезона, но этот мост мы перейдем, когда до него доберемся.

Ясно, выхода нет. Я в долгу перед ним за все, что он сделал для нас с Максом, и он, черт возьми, это знает.