Аксель. Новая жизнь (СИ) - Зимняя Марина

— Ну, штук пять-шесть, — громко отвечает мне дед с крыльца. — Яйца свяжут тесто и блины рваться не будут, — поясняет дедушка, слегка прокашлявшись.

Выхожу на крыльцо, обуваю шлепанцы.

— В курятник?

— Ага, — шлепаю по мокрой росистой траве.

— Ты б взяла что-нибудь. Во что яйца собрать! — кричит дед вдогонку.

— Да я так! — собираю яйца из гнезд, прям в подол халата. Одну несушку приходится согнать с места. Она подскакивает, бьет крыльями, недовольно кудахчет.

— Говорил же, нужно что-то взять! Сейчас ты бабке глазунью прям на дорожке сделаешь!

Я осторожно несу яйца в подоле. Не думала, что их будет так много.

— Ой! Улька! Бабка тебе сейчас даст! Ты зачем квочку согнала? Посмотри! Видишь, карандашом крестики намечены. Их же бабка подложила на цыплят.

Дедушка быстро выхватывает с десяток помеченных яиц. В лукошко, которое нес мне.

— Не говори бабке! Может, не заметит. Я обратно отнесу. Квочка только пару дней как села.

— Ну я же не знала! Цыплята теперь погибнут?

— Да нет там еще никаких цыплят. Успокойся!

***

По совету деда в тесто я разбила пять яиц. Делала все на глаз. Бабушка ведь тоже никогда ничего не взвешивает и не отмеряет. Ну зачем я столько его навела? Целая кастрюля жидкого теста стоит на столе. Первые три блина порвались, я обожглась. Пока держала палец под струей холодной воды, четвертый блинчик сгорел. Ну зачем я связалась с этим!

Я пользуюсь газовой плитой, могу сама себе подогреть обед или вскипятить чайник. Но готовить, а тем более печь что-то я еще никогда не пробовала. Папа не настаивает, а бабушка хоть и пыталась научить меня чему-нибудь. Сильно с готовкой никогда не приставала. Может, потому, что знает мое отношение к огню.

— Ой, начадила, — говорит бабуля, снимая сковороду с огня.

— Ульяна! С чего вдруг — кивает она на тесто.

— Я хотела сделать что-нибудь, что тебя порадует.

— Сильно обожглась? — бабушка рассматривает мой палец.

— Нет, немного.

— Иди помажь чем-нибудь. Посмотри, там в аптечке куча разных мазей.

— Не надо, пройдет, — говорю я и сую руку в карман халата. В глазах бабушки вижу удивление.

— Что рвутся, да?

— Ага.

— Сейчас мы это поправим. А зачем так много навела?

— Дед Петя сказал побольше яиц вбить. Я вбила... И нечаянно много молока налила. Я не хотела. Просто банка неудобная.

— Ничего, успокойся. Сейчас разберемся. Только печь тебе их придется до обеда. Мне некогда, Ульянка! Сможешь?

— Ну, если ты покажешь...

Никогда я еще не видела такой высокой стопки блинов. Я и правда пекла их больше двух часов. Оказалось, что это не так сложно. Блины больше не рвались, только подгорело несколько штук. После завтрака бабушка допекла их сама в две сковороды. У нее так ловко это получалось.

***

— Ульянка! — кричит мне дед с крыльца. Выглядываю из-за занавески, которая занавешивает дверной проем. У бабушки Тони в теплое время года всегда входная дверь на распашку. — Вот зря вчера с бабкой в центр не сходила. Если бы не Натаныч… Я бы не узнал.

— Что, не узнал?

— Что джигитовку сегодня казаки устраивают на Кобзевой поляне. Как ни как, день станицы, да еще и юбилей, — покачивая головой, говорит дедушка, пытаясь придать своим словам наиболее важное значение. — Чем ты там занимаешься. Бросай! Пойдем, а то все пропустим...

— А что такое джигитовка?

— Увидишь! Только собирайся пошустрее!

— А бабушка пойдет?

— Пойдет, пойдет! Она ж меня за тобой и отправила!

5

Не знаю, куда зовет меня дедушка Петя, но вид у него очень взволнованный. Что такое джигитовка? Наверное, соревнования какие-нибудь... А может, это драка? Ну, вроде стенки на стенку. Нет, это вряд ли. На такие гуляния бабушка бы меня не потащила. В этом можно не сомневаться. Мне не хочется их обижать, поэтому послушно иду в комнату переодеваться из своего, а точнее бабушкиного халата.

— Ульянка! Давай быстрей!

Дед Петя за пять секунд переоделся в парадные треники и нахлобучил на голову свою любимую фуражку.

— А бабушка где?

— Пойдем! Она сказала, что чуть позже подойдёт. Давай, давай!

Дедушка подгоняет меня и параллельно закуривает очередную сигарету.

— Дед Петь, разве можно столько курить? Тебе не жаль свое здоровье?

— Ой, какое там здоровье! — машет он рукой. — Я с папиросой родился, с ней я и помру…

— Дедушка, что ты такое говоришь! — вскрикиваю я. — Неужели ты куришь с самого детства?

— С него самого, — подтверждает дед.

Я не люблю запах табака, как не люблю никакого запаха дыма в принципе. Хорошо, что папа не курит.

— И что! Мама тебя не гоняла?

— Гоняла, конечно... И ремнем, и хворостиной, и нагайкой, однажды меня отстегала.

— Но ты все равно не бросил?

— Не а, — улыбается дед.

У него такая теплая улыбка. Вокруг глаз лучится тысяча морщинок. Сами глаза такие хитрые, хитрые. А когда смеется, его крючковатый нос то и дело подергивается. Мне нравится за ним наблюдать. Он очень интересно ругается на каком-то непонятном, но очень мелодичном диалекте. Правда, делает он это обычно себе под нос. При бабушке дед никогда не решится высказаться громко. Невооруженным глазом видно, что он ее побаивается.

— Дед Петь! А дай мне попробовать?

— Чего тебе дать?

— Ну, ты же говоришь, что куришь с рождения. Я вон уже до десяти лет доросла. Мне тогда точно можно попробовать!

— Сдурела, что ли? Ульянка! Ты хочешь, чтобы бабка меня четвертовала! — возмущается и тушит сигарету об бетонный фонарный столб, мимо которого мы как раз проходим.

Я смеюсь. А он начинает бормотать свои ругательства.

— Дедушка! Да я пошутила!

Зато он наконец выбросил эту гадость.

На поляне полно народу. Люди стоят кучками по периметру поля. Играет громкая музыка.

— Дед! Там что, лошади? — как вкопанная останавливаюсь я.

— Да! Я же сказал тебе, джигитовка! Пойдем.

— Дедушка! Я боюсь!

Кони, как сумасшедшие носятся по полю. На некоторых верхом сидят мужчины, некоторые скачут без всадников. Я слышу выстрел. Вскрикиваю, закрывая ладонью рот. Один из мужчин падает с коня. Конь несется. Мужчина висит у него на боку. Я зажмуриваюсь и вжимаю голову в плечи. Дед не обращает на меня никакого внимания. Наконец решаюсь открыть глаза и вижу уже другого всадника, который стоит ногами одновременно на двух лошадях. Лошади скачут бок о бок и делают целый круг по полю со своим стоящим наездником. А что, если они решат разбежаться в стороны? Он же покалечится! А если погибнет? А если попадет под их копыта? Из-под которых выбиваются куски земли прямо с травой.

— Пойдем ближе, — подгоняет меня дедушка.

— Нет! Давай здесь постоим! Отсюда тоже отлично видно.

— Нет, дорогуша! Я с таким же успехом мог бы посмотреть с крыши нашего дома! — возмущается дед.

— А что, так можно было?

— Да оттуда всю станицу видать, — говорит дедушка и продолжает тащить меня по направлению к ограждению.

Теперь на поляне три красивые лошадки. Их гривы заплетены замысловатыми косами, на мордах украшения с кисточками. Верхом на них девушки в пестрых нарядах с цветами в волосах. Одна из них совсем маленькая, наверное, чуть старше меня, а может даже моя ровесница. Они не скачут и не носятся, зато управляют лошадьми так, что те, как в цирке, демонстрируют толпе всякие умения. Они то вышагивают как-то по-особому поднимая ноги, то кланяются и делают обороты вокруг своей оси.

— Что они делают?

— Это выездка. Ульяш!

— Там же совсем маленькая девочка, — говорю я, указывая на девочку в центре. Она находится как раз между взрослыми девушками. Они делают все так синхронно, что у меня перехватывает дыхание.

— Да, она твоя ровесница. Никакая она не маленькая, — поясняет дедушка. — Это внучка Натаныча, Людмилка. Ей как раз лет десять-одиннадцать. Она со своей Лирой неразлучна.

— Но она ее слушается, — продолжаю смотреть, как завороженная на их действия я.