Марина давится смешком.
— Так ему! — Но быстро серьезнеет и вкрадчиво интересуется: — А дальше что? Я так понимаю, развода он не хочет?
— Не хочет, хотя я, честное слово, никак не пойму почему.
— Слу-у-ушай, — задумчиво щурится Марина, убирая каштановую прядь волос за ухо. — Я вот что думаю: Артур и так чувствовал вину за свои похождения. И ты, вся такая счастливая, с подготовкой к юбилею и своей любовью, неосознанно ткнула его носом в то, какой он судак. Он, похоже, вообще не собирался признаваться, тем более расставаться, просто вспылил. Переложил вину на тебя.
— Может, и так, — пожимаю плечами. — Но он ведь сам пел, что ему надо подумать, что у него с той рыжеволосой чуть ли не родство душ.
— Ну, это он сам себя пытался оправдать, почему вообще изменил, а как понял, что дело пахнет керосином, засуетился.
— Засуетился он… Поздно пить боржоми, — вспоминаю известную народную присказку.
— Точно? Не жалко, что его уведет какая-то рыжая лахудра? Все-таки двадцать лет вместе.
— Марин, что значит уведет? Артур что, баран или козел? Пасся себе на солнечной зеленой лужайке, никого не трогал, щипал травку. Потом пришла пастушка, а дальше все как в тумане. Так, что ли? Он сам завел эти отношения. Или думаешь, забыл, что женат уже двадцать лет?
— Баран и есть, — шепчет подруга, — такую жену упустить. Не той головой он думает!
Сердце снова скручивает мучительным спазмом, как только перед внутренним взором вспыхивает до обидного яркая картинка: муж лежит в постели с обнаженной рыжеволосой красоткой, у которой вместо темное пятно.
Я машу рукой, отгоняя болезненное видение, и продолжаю:
— К тому же он ведь даже не попытался поговорить со мной, вместо этого сразу начал давить. Ой, короче…
Умолкаю, чувствуя, что еще чуть-чуть, и снова расплачусь.
— Так, — вскакивает Марина, начинает суетиться по кухне. Лезет в морозилку, достает ведерко с мороженым, ставит передо мной и кладет рядом ложку. — Ешь.
— Да не хочу я, — отнекиваюсь. — Не лезет.
Я и к торту не прикоснулась.
— Ешь, — наседает она, — тебе сейчас нужны эндорфины. И еще тебе нужно не сидеть тут, в четырех стенах, где все напоминает о муже, а съездить куда-нибудь, развеяться, отвлечься.
— Куда? Сильно сомневаюсь, что получится отвлечься. Мозгу и сердцу не прикажешь, знаешь ли. Мысленная бетономешалка никак не останавливается, — сетую я.
— Приказать не прикажешь, а вот помочь можно. Есть у меня одна идея…
— Какая? — спрашиваю с робкой надеждой.
Марина озвучивает ее в деталях, и я соглашаюсь — идея действительно отличная.
И Артуру точно не понравится.
Глава 9. Тонкое искусство
Артур
За свою многолетнюю успешную карьеру я заключил массу договоров, провел сотни переговоров. Не все из встреч проходили гладко, но я хотя бы четко знал, что делаю и с какой целью.
Когда жена передала мне организацию юбилея, я опрометчиво согласился, и… уже неоднократно успел об этом пожалеть. Мне и в голову не могло прийти, каким это все окажется геморроем.
После сброшенных в мессенджер фотографий и последующего сообщения с просьбой сделать очередной выбор, причем желательно вчера, у меня в прямом смысле слова дергается левое веко. Я силюсь, но никак не могу понять, к чему эти долбанные декораторы так все усложняют.
Сдается мне, у них четкий план, которому они беспрекословно следуют, — довести меня до белого каления.
И флористы туда же. Вместе с шеф-поваром ресторана.
Я хотел вчера вечером съездить домой, снова поговорить с Евой, но куда там — пришлось разгребать основную работу после того, как раздал указания по поводу юбилея. В итоге задержался в офисе до двух ночи.
И я сильно просчитался, когда решил, что дальше обойдутся без меня.
Пять минут назад мне прислали фотографии салфеток на выбор с вопросом, какой оставить: светло-кремовый, молочно-кремовый, кремово-белый или нежно-кремовый.
И все эти пять минут я как последний дебил пялюсь на абсолютно одинаковые бежевые картинки в тщетных попытках понять, в чем же, черт его дери, между ними разница. И не понимаю. Какая в этом цель? Что изменится от этого выбора?
Злобно пялюсь на все растущую кипу бумаг, которые мне приносит секретарь и которые срочно нужно разобрать. А я вместо этого выбираю салфетки, мать их так! В конце концов, тыкаю пальцем наугад, отправляю сообщение: «Эти».
Затем приходит очередь шеф-повара. Он уже в третий раз напоминает, что мне необходимо явиться и перепробовать все блюда, чтобы окончательно согласовать меню. Салаты, закуски, вторые блюда, десерты и тому подобное… По-хорошему, мне надо там прописаться на полдня, но в сутках всего двадцать четыре часа — времени решительно не хватает.
И согласование меню еще не все — одна рассадка гостей чего стоит. Не рассадка, а точная наука.
Никитиных нельзя сажать с Адоевыми, потому что их дети собирались пожениться, а потом что-то случилось, свадьбу отменили, и теперь эти семьи негласно враждуют.
Аверины не хотят сидеть с Благоевыми, Сойкину непременно нужен стол ближе к выходу, Чехов непременно желает сидеть с Коробовыми, потому что им «есть о чем поговорить», и так далее, и так далее. Одним словом, голова идет кругом.
Я рисую на листе А4 уже третий список, однако вскоре сминаю и его, со злостью бросая бумагу в мусорную корзину.
— Надежда Игоревна, — вызываю секретаря, — принесите мне кофе.
Еще через час задаюсь вопросом: как вообще можно справиться с этим, не поехав кукухой? Честное слово, за долгие годы работы еще ни одни переговоры не взорвали мне мозг так, как эта подготовка.
Как Ева умудрялась делать все легко и непринужденно? Это, оказывается, тонкое искусство. К слову, юбилей — далеко не первый и даже не десятый прием такого уровня, который она организовала.
В конце концов, я забрасываю идею закончить сегодня список рассадки гостей. Лучше съезжу вечером к жене, наверняка у нее уже есть готовый, пусть поделится.
***
В девятом часу вечера въезжаю на участок, но когда выхожу из машины, подмечаю, что ни в одном окне не горит свет.
Через несколько минут выясняю, что Евы, и правда, нет дома, хотя ее машина в гараже.
В голове шальной пулей проскакивает мысль: что, если она съехала?
Знала, поди-ка, что подготовка займет все мое время, как свободное, так и рабочее, и свалила втихоря.
Решительным шагом поднимаюсь в нашу с ней спальню, иду прямиком в гардеробную и выдыхаю: ее вещи на месте. Вот только все ли? Понятия не имею.
Задумчиво разглядываю ряды вешалок, перевожу взгляд выше и вижу зияющее пустотой место на самой верхней полке. Точно помню, что там был чемодан Евы, потому что сам его туда запихивал.
На скулах начинают ходить желваки. Значит, все-таки куда-то уехала. Будто мало этого, даже не посчитала нужным сообщить об этом собственному мужу.
Ну, и где ее носит? Изнутри поднимается беспокойство: Ева еще ни разу не уезжала куда-то так, чтобы я об этом не знал.
Надо ж было додуматься! А если с ней что-то случится? Могла бы догадаться, что я, вообще-то, переживаю за нее!
Уверен: она сделала это назло мне. Сбросила на меня всю подготовку и была такова.
Не мешкая достаю из кармана сотовый, чтобы набрать ее, но как только включаю экран, поступает входящий звонок.
— Привет, — бодро здоровается со мной сын. — Не занят?
— Не занят.
— Пап, ты случайно не знаешь, где мама? Мне надо обсудить с ней кое-что, но она не взяла трубку.
И что мне ему сказать? Что я понятия не имею, где моя жена и его мать? Беспокойство становится все сильнее, перерастает в тревогу: ладно я, но почему Ева не ответила на звонок сына? Однако пугать его не хочу, сначала сам все выясню.
