Баскетбольный ритм - Зайцева Влада

Стук в дверь заставил меня вылезти из-под одеяла и проверить, кто нарушил мои душевные муки.

– Мама сказала, что у тебя тут критическая ситуация. Я пришел тебя спасать, – прозвучал бодрый и любимый голос.

Папа, одетый в деловой костюм, вошел в мою комнату и присел на край кровати. Вся спальня сразу пропиталась ароматом его одеколона, окуная прямиком в детство. С самого рождения я была папиной дочкой. С мамой мы тоже не разлей вода, но с папой коннект на всю жизнь. Он всегда знал мои желания, повадки, и за мой характер можно смело благодарить его. Никаких слез и паники, только сосредоточенность. Ну и иногда вспыльчивость. В обиду я себя никогда не давала. Если падала, то всегда сразу вставала, без нытья и истерик. Синяки и раны не были для меня проблемой. Помню, как мама переживала, что дочь пойдет на первое сентября с синими коленками и шрамом на полноги. А мы тем временем с папой гоняли на баскетбольной площадке, получая еще больше ссадин на двоих. Годы шли, а ничего не менялось. Мы до сих пор периодически ходим на баскетбольную коробку, смотрим хоккейные матчи по телевизору или на арене.

– М-да, ситуация критическая, нужно подкрепление, – изобразив в руке рацию, проговорил голосом агента папа.

– Не смешно, пап.

– А я и не смеюсь. Последний раз ты прогуливала тренировку, только когда в больнице лежала. И то мы с матерью тогда удивились, когда нам позвонили и сказали, что ты заперлась в палате и бегаешь с мячом.

– Па-а-ап, – я наконец-то встала с кровати и смущенно протянула: – мне было тринадцать лет.

– Вот именно. Если в тринадцать лет тебя не могло ничего сломить, то сейчас тем более. Посмотри, какая красивая и сильная ты стала. – Отец подошел ко мне и, подняв подбородок большим пальцем, заглянул в глаза. – Это я еще молчу о том, какая ты умная и изворотливая, но этим ты в маму.

– Я все слышу, – раздался голос мамы на пороге моей комнаты, и мы с отцом в унисон засмеялись.

Папа был прав, я все смогу! Перед девчонками я уже извинилась, надо просто подождать, когда они перебесятся. И к тому же на тренировке Лада нас всех заставит взаимодействовать друг с другом. Все-таки на поле мы команда, и все ссоры остаются в обычной жизни. А Леона я просто буду избегать. Познакомиться он со мной решил. Ну-ну, пусть попробует. Дружить он со мной вздумал. Мне своих друзей хватает. Они годами проверены, а он мерзкий и скользкий тип. Питон, блин, недоделанный.

При воспоминании о Змеевском внутри меня начала закипать злоба, но, увидев, как папа нежно целует маму в лоб, я почувствовала, как все негативные эмоции мигом испарились. Мои родители с девятого класса вместе, и это просто офигеть как невероятно. Я знаю Богдана тринадцать лет и периодически хочу его придушить, а за родителями никогда не наблюдала споров или ссор. Мы, конечно, не любим друг друга, как они, но сам факт. Столько лет знать человека и жить в мире и согласии – это суперспособность какая-то.

Папа предложил подвезти меня в универ, и уже в машине я строчила сообщение друзьям о том, что приду на все занятия. Спустя двадцать минут дороги я вылетела из машины, обещая папе вечером сделать фирменные слойки.

Нам разрешалось опаздывать на занятия не больше чем на пятнадцать минут. У меня оставалось десять, и, по моим расчетам, я успевала.

Я взлетела сначала по лестнице на крыльце, а потом на третий этаж корпуса, все время придерживая подол юбки. Несмотря на мой боевой характер и любовь к спорту, в одежде я отдавала предпочтение юбкам и платьям. Мама была просто вне себя от счастья, когда в шестнадцать лет я сама ей предложила пройтись по магазинам. Мы с отцом думали, что ее хватит инфаркт. Она тогда две минуты смотрела в одну точку и примерно столько же времени не дышала.

Быстрым шагом преодолевая кабинет за кабинетом, я уже видела нужные мне цифры, как вдруг кто-то схватил меня и затащил в пустой и темный учебный класс. Я брыкалась и выкручивалась, стараясь вырваться, но чья-то большущая рука легла на мой рот, а другая еще сильнее сковала талию. На секунду мне захотелось запаниковать, но я сразу же прогнала эту затею, и в голове щелкнул рубильник самоконтроля. Я огляделась в темноте, насколько это было возможно. Окна были зашторены, но с краев проникали слабые столбы света, которые, к сожалению, ничего не освещали. Я была в тупике. Но в следующий момент в голову просочилась мысль, и я, не раздумывая, ее воплотила.

– Больная! – крикнул похититель, убирая руку от моего лица. – Ты реально больная, – уже более спокойным голосом произнес незнакомец, продолжая одной рукой удерживать меня возле себя, а другой трясти, стараясь унять боль. – У тебя есть сертификат от бешенства или мне придется записываться на вакцинацию?

О боги! Нет. Это не может быть правдой.

– Леон? – шепотом спросила я, надеясь на отрицательный ответ.

– Нет, блин, Дэймон Сальваторе [1].

– Чего?

– Ты не смотрела «Дневники вампира»?

– Смотрела, и?

– Забей.

Ситуация была максимально странной, особенно учитывая то, что я все еще была в его объятиях.

– Может, отпустишь? – сказала я даже вежливее, чем предполагала ситуация.

– Нет.

Если бы он мог видеть мой взгляд в темноте, то удивился бы тому, как могут быть выпучены глаза. Просто «нет». Он ответил так спокойно, что ни один мускул в его теле не дрогнул. Леон приоткрыл дверь, выглядывая наружу, будто прятался от кого-то. И вот. Мой шанс.

– ПОМО…

Дверь моментально захлопнулась, и рука слетела с талии. Я почти обрадовалась свободе, но нет. Теперь я была прижата спиной к стене, а мои кисти были скованы по обе стороны руками Змеевского. Я чувствовала его дыхание на лбу. Оно было тяжелое и горячее, словно он только что пробежал стометровку. Леон был очень близко. Но я по-прежнему ничего не видела и могла ориентироваться только на слух. Я попыталась вырваться, но все было тщетно.

– Еще раз крикнешь, и я заткну тебе рот.

Его предложение вызвало у меня смешок.

– И поверь, в этот раз не рукой.

Дыхание, слетевшее с его губ, перемещалось все ниже, пока не поравнялось с моим ртом. От него, как и в прошлый раз, пахло морозной вишней. Этот запах отпечатался на губах, и мне захотелось провести по ним языком. Лапкина, ты сдурела? Это все, о чем ты сейчас думаешь?! Где-то в подсознании мелькнула мысль о том, что мне хочется проверить, как же он заткнет мне рот, если я снова попытаюсь закричать. Но я мысленно дала себе пощечину, приводя себя в чувство.

– Отпусти меня, придурок. Ты вообще ненормальный? Зачем затащил сюда? – Гневный шепот разлетелся эхом по аудитории, оставляя в ушах неприятный скрежет.

И Леон отпустил меня, но его лицо, все еще находившееся напротив моего, оставалось неподвижным. Руки были наконец-то свободны, и я могла влепить ему пощечину или прямо сейчас же ударить в кадык, но почему-то мне этого не хотелось. Я положила ладонь ему на грудь и наугад попала в то самое место, где четче всего ощущался ритм сердца. И будь все проклято, но оно лихорадочно рвалось наружу, готовое выпрыгнуть мне в руки. Я чертила круг на его груди, растягивая момент плавно и нежно. Его дыхание проскользнуло к моей шее, и я почувствовала, как все тело покрывается мурашками. Леон дышал глубоко, будто планировал лишить нас всего воздуха.

– Чего ты хочешь? – сладко прошептал он на ухо, запуская волну дрожи и желания по телу. Вечером я буду корить себя за все ответные реакции в сторону этого нахала. И, собрав всю свою уверенность в кулак, я оттолкнула его так сильно, как только могла.

– Отвали!

Послышался скрип парты, и я очень надеялась, что Леон достаточно больно приложился об нее. Как бы сильно мне ни хотелось обернуться, я не собиралась терять драгоценные секунды. Я распахнула дверь, освещая путь на свободу. Но яркий свет застал меня врасплох, а с ним и Никита Сергеевич. В его глазах застыл немой вопрос, а я даже не могла представить, в каком виде я предстала перед ним.