Ненавижу Новый год! (СИ) - "Ann Lee"

— Это главное, — он притягивает меня к себе и треплет по плечу, но как-то по-дружески, стремясь поддержать. — А то, что другие люди, подлецы, в этом нет твоей вины. Поняла?

— Поняла, — вяло улыбаюсь, потому что вся эта ситуация близка к завершению, и почему-то запала не хватает.

— А насколько у нас Петров сажают лиц нетрадиционной ориентации, да ещё которые сеют в массы свою ересь? — Кеша же, наоборот, приободрился.

— На год, товарищ майор, — ответил Петров.

— Ну вот видишь, Снегурка Дуня. Такой подарок людям везём. Год целый дадим им, чтобы они справились.

— Серьёзно, — не поверила я, — может это чересчур, Кеш?

— Чересчур, хороших девочек обижать, — отрезал Кеша.

А ничё так Новый год, вроде налаживается.

6

Стою в своей гостиной.

Вокруг погром, который учинила я сама.

Зря думала, что меня отпустило.

Ни фига!

Как увидела их вдвоём, за праздничным столом. Сидят, счастливые, телевизор смотрят и то, что я наготовила, едят.

Так, сразу присоединиться захотелось, кусочек счастья себе отломить, а может и оторвать с корнями.

Виталик, не усмотрев во мне опасности, опять начал нести всякий обидный бред. Но потом зашёл Кеша, и вот рожа бывшего, навсегда в моём топе лучших моментов в жизни.

Шавасана, его рожа перед лицом и намасте!

Буду в астрал выходить на йоге, и её представлять, потому что так мне хорошо в тот момент стало, когда он заикаться от неожиданности начал, просто стоп-кадры нарезай и в Пинтерес!

А ведь Виталик не маленький.

Высокий, и как мне казалось, крепкий. Но то было раньше, пока я в этот Новый год, Дедов Морозов из полицейского отдела красавчиков не встретила. И самого главного — Кешу.

Вот где сила.

Вот где стать.

— Дуня, а это кто? — сглотнул Виталик, не отводя взгляда от Кешы, видимо, понял, что рожу ему сейчас, бить будут.

— Это мой парень, — никогда ещё я так не гордилась наличием второй половины, пусть и фейковым.

Плевать!

Ради произведённого эффекта можно пойти и на подлог.

Тем более, Виталик поверил, сразу засуетился, начал оправдываться, потом кинулся в обвинения. Мол, Наташка его соблазнила, а так ему со мной очень хорошо жилось.

А ведь Кеша даже бровью не повёл. Стоял позади, мрачно наблюдая спектакль одного актёра, моего бывшего.

Но Виталик, видимо, и сам понимал степень своей вины.

Наташка, услышав поклёп на себя любимую, тоже причитать начала, что это он её подговаривал мне изменять, обхаживал и соблазнял, а она, между прочим, держалась до последнего.

В общем, охренная у них любовь, а главное, крепкая.

Оба начали просить у меня прощения, обещать исправиться, и никогда больше такого не совершать.

А мне так противно стало, не за них, они со своим нутром пусть сами разбираются.

Противно стало за себя.

Как я могла не рассмотреть всего этого в людях, которые ещё вчера, были близкими. Неужели я такая идиотка. Ведь сейчас я отлично вижу всю фальшь на их лицах. Слышу лицемерие в их словах.

Я просто и предположить не могла, что такое возможно.

Анекдот, который случился со мной.

Смотрю на них и отступаю.

Шаг.

Ещё шаг.

А дальше крепкое тело, которое не даёт спасовать.

Горячие ладони ложатся мне на плечи.

Оборачиваюсь.

Кеша глядит спокойно и уверенно.

Всматриваюсь в его светлые глаза, ищу там поддержку.

Он ободряюще улыбается, склоняется и целует. Нежно и ласково, оставляя нас в этом мире одних.

Отгораживая от всех передряг. Пряча в своих больших и чутких руках.

Выказывая, таким образом, самую весомую поддержку.

Затыкается Наташка, заново взявшая старт в покаянии.

Недовольно хмыкает Виталик, и тоже от него ни слова больше не звучит.

Да ерунда всё это!

И ситуация, и люди эти. Пусть идут на все четыре стороны и больше никогда не возвращаются.

Я прячу лицо на груди у Кешы, когда он прерывает поцелуй.

Не хочу смотреть на них.

Портить впечатление.

Кеша опять понимает всё без слов, прижимает крепче.

— Так, пять минут, и свалили оба, — отдаёт он распоряжение.

— Да кто ты такой? — капризно выдаёт Наташка.

— Ты если сейчас не слиняешь, в камере у бомжей, узнаешь, кто я, — отвечает он.

Наташка больше не рискует ничего говорить. Но меня забавляет, что даже у неё хватает смелости хоть что-то сказать, а вот Виталик больше ни слова не произносит. Ведь если бы со мной не случился Иннокентий, Кеша, Кеха, Кеня, Дым, наверняка я их так легко не выгнала бы.

Что я там говорила?

Ненавижу Новый год?

Да нет же!

Люблю, люблю.

Прекрасный Новый год.

Такого мужчину встретила, и явно уже влюбилась.

Да и как в него не влюбиться. Красивый, сильный. За его плечами действительно можно от всех невзгод спрятаться.

Слышу, как шуршит одежда. Как сопят оба.

Бряцают ключи, брошенные на тумбочку. Жужжат замки курток.

Продолжаю прятать лицо, обняв Кешу за талию, слушаю стук сильного сердца, и греясь от жара тела.

Наконец, хлопает дверь.

Тишина.

Не шевелюсь, наслаждаясь нашей близостью.

— Дуняш, — вибрирует в груди его голос.

Опять это супер-режим, от которого растекаюсь лужицей.

— Дуняш, — повторяет Кеша, и руки мои мягко расцепляет. — Мне надо Петрова отпустить, а то он на дежурстве. И твоих друзей проверить, чтобы дорогу правильно нашли.

Тяжело вздыхаю, поднимаю глаза.

— Да не трогай ты их…

— Ты Дунь добрая очень, — журит, и мягко за нос треплет. — Такие люди за слабость его держат, добро твоё. Поэтому пойду, проверю, чтобы точно дорогу сюда забыли.

Что ж делать? Отговаривать против карательных мер не стану больше, пусть поступает так, как считает нужным.

С сожалением отступаю.

— Кеш, а ты не сбежишь? У тебя там, в домике поклонница осталась, — не преминула поддеть его.

— А я думал, ты моя поклонница, — нисколько не смутился Кеша. — И у нас спор был, не забыла? — ловко меняет тему, оглаживая мою фигуру, особенно грудь, голодным взглядом, вызывая прилив жара.

— Желание? — вспомнила я.

— Ага. Одно сплошное, — лыбится довольно, явно предвкушая выигрыш. — Так что не надейся Снегурка, отвечать придётся.

Помимо воли, на лицо наползает застенчивая улыбка.

— Хорошо, я буду ждать, — смущённо проговорила я.

Кеша подмигивает, и, прихватив оставленные Виталиком ключи, выходит, захлопнув дверь.

Разворачиваюсь к накрытому столу.

Вот сволочи! Чтобы он их там обоих прикопал!

Мой фирменный оливье!

Неужели весь съели?

И от утки запечённой, в соевом соусе, тоже по окорочку отрезано. Самый смак.

Тянусь за салатником, чтобы убрать остатки, и нечаянно смахиваю фужер на пол.

Бьётся на мелкие осколки.

От моей любимой пары бокалов остаётся один.

В негодовании бухаю миску на стол. Ошмётки салата летят в разные стороны, салатник пополам.

Пару секунд, обдумываю сложившуюся ситуацию, а потом хватаю второй любимый фужер и со всего размаха кидаю об стену.

За ним летит тарелка, и ещё одна.

Какое-то больное остервенение охватывает всё тело.

Перед глазами воспроизводятся картинки ушедшего вечера, и я крушу остальную посуду, наслаждаясь этим раздраем, вспоминая особенно обидные моменты.

Осколки, еда, ложки, всё, что попадается под руку, летит в стену и на пол.

Это уже не турецкий сериал.

Это уровень выше.

Дорама, мать его!

— Дуняш! Ремонт затеяла? — в слаженную работу вклинивается Кеша и спасает последнюю тарелку, вытащив её из моих пальцев.

Выдыхаю, сдув с лица прядь волос.

Умаялась.

— Ужина не будет, — объявляю я.

Кеша не выказывает беспокойства моим буйством. Закалённый он, конечно. Я и сама сейчас себя не понимаю, а он ничего, так спокойно смотрит, и вроде санитаров не спешит вызывать.

Откладывает тарелку, на тумбочку, и резко притягивает меня к себе.