Сезон охоты на недотрогу (СИ) - Марика Ани

— Что? — раздражённо стянула наушники и задрала голову повыше.

— Осторожнее, говорю, принцесса, — усмехнулся он.

— Сторожам нельзя заходить в дом, — грубо буркнула я, посчитав его очередным нанятым папой охранником.

— Аля! — нервно окликнул меня отец за спиной. И слишком быстро притянул под свой бок.

— Ты вспомнил обо мне, — огрызнулась и, демонстративно отпихнув родителя, прошла мимо них.

— Это моя дочь, Алина, — папа будто отчитался перед Ильёй и утянул мужчину в кабинет.

Тогда-то я и поняла, что он не очередной охранник. Партнёр или коллега по работе.

— Аль, — напоминает о себе Мишка, возвращая в реальность.

И я решаюсь поговорить с папой. Мне непонятны нынешние мотивы Аверина. Зачем он преследует меня сейчас? Неужели отец так и не расплатился с ним? Насколько крупная там сумма? Если папа не может, Мишка точно способен. Он хорошо зарабатывает. Последней любовнице вон квартиру купил.

Встрепенувшись, принимаю руку помощи и выскальзываю из тёплого салона. Брат приобнимает, плечо растирает и, одобряюще улыбнувшись, тянет вперед.

Я скучала по дому. Скучала по папе. Я обижалась и ненавидела его, но скучала. У меня был идеальный отец. Да, не всегда мы ладили, но он старался.

В холле останавливаюсь и, глубоко вдохнув запах родного дома, осматриваюсь. За четыре года ничего не изменилось. Всё стоит на своих местах.

— Алина! — всплеснув руками, вздыхает домработница.

— Здравствуйте, тёть Люд, — улыбаюсь и попадаю в тёплые объятья женщины, что работала ещё при маме.

— Наконец-то ты вернулась, — шепчет она, стаскивая с меня пальто и забирая сумочку. — Разувайся скорее. Ой, замёрзла-то. Я какао приготовлю с зефирками. Лежат твои любимые, тебя дожидаются.

Мне плакать хочется от столь радушного приёма. Но я ведь сильная, поэтому лишь челюсть сжимаю и часто моргаю, не давая слезам пролиться.

Миша терпеливо дожидается и вновь подталкивает меня на второй этаж. Уже в коридоре я чувствую этот аптечный шлейф, витающий в воздухе. Пахнет йодом, антисептиком, хлоркой и травяными лекарствами.

Заворачиваю в спальню родителей. И это единственная комната, которую переоборудовали. Вместо маминого спального гарнитура стоит просторная медицинская койка с пультом и кнопкой экстренной помощи. Разная медицинская аппаратура, стойка с капельницей.

В постаревшем и очень худом мужчине я с трудом узнаю своего отца. Сглотнув, прижимаюсь к груди стоящего за спиной брата. Он обнимает и растирает предплечья. Подбадривает и даёт опору.

Папа открывает глаза. Стаскивает с лица кислородную маску и судорожно жмёт кнопку, поднимая часть койки.

— Алина, — выдыхает сипло.

— Привет, — у меня тоже голос пропал. И ком в горле не даёт нормально вздохнуть.

Преодолев некий барьер, шагаю вперёд. Миша уходит, оставив нас совершенно одних.

Присаживаюсь на пустое кресло, стоящее рядом с кроватью. Папа руку тянет. Сжимаю худые пальцы. Он всю жизнь был мужчиной в теле. Даже немного пухлый и с пузиком. Всегда шутил, что пухнет от голода.

Мы слишком долго смотрим друг на друга. Все слова обвинения и обиды сгорают, оставляя лишь горечь на языке. Мне нечего ему предъявить. Прошло четыре года, а он умирает.

— Ты хотел меня видеть, — бормочу, нарушая вязкую тишину.

— Прости меня, — выдыхает мужчина и давится кашлем.

Подскакиваю к нему, отбираю кислородную маску и прикладываю к носу.

— Нет, подожди! — он нервно дёргает её обратно, с трудом сглатывает и сжимает вторую руку. До боли, до хруста. Удержать пытается. Но я не вырываюсь. Замираю над ним. — Я много ошибок в жизни совершил. Но сожалею лишь об одной.

— Расскажи мне, — миролюбиво улыбаюсь и сажусь на край койки.

Папа тяжело двигается, давая больше места. Опять прикладываю маску ко рту. Мы ведь не торопимся никуда. Я уже здесь. Он жадно глотает необходимый кислород, терпеливо жду.

— Я очень любил твою маму. И когда она заболела, забросил компанию, полностью занимаясь её лечением, — тихо начинает рассказ мужчина и прикрывает глаза.

Я помню это. Он возил маму сначала в Турцию, потом в Германию. Доноров искал за большие деньги. Мама две операции пережила, а убил её инсульт. На месте послеоперационного шва образовался тромб. Он оторвался и закупорил один из кровеносных сосудов.

— Не тому человеку я доверился, — продолжает папа, стискивая мои пальцы. — Он обанкротил нас и оставил с большими кредитами. Чтобы как-то выбраться из долговой ямы, я заключил сделку на перевозку контрабанды.

Мужчина замолкает и тянется к кислородной маске. Помогаю ему подышать.

— Я не лез в их дела, занимался только отгрузкой и доставкой. Но они не доверяли мне и приставили своего человека следить за моими делами.

— Илью? — предполагаю я.

— Да. Он не просто так крутился вокруг и часто оставался в нашем доме. Я расплатился с кредиторами, восстановил компанию, встал на ноги и планировал соскочить. Разорвать всякие договорённости. Оставался последний рейс. Но они подставили меня. Весь груз украли во время транспортировки.

Папа тяжело сглатывает и замолкает ненадолго. Терпеливо жду, хотя, кажется, уже знаю, что было дальше.

— Они очень опасные люди, Алина. Они поставили условие. Если не выплачу всю сумму потерянного груза, они заберут тебя.

— И ты согласился? На сделку это не похоже.

— Нет, — качает головой папа. — Взял в долг у Ильи. Он поставил те же условия, но дал отсрочку. Я расплатился и продолжил работать, чтобы закрыть теперь долг перед Авериным. Я был уверен, что соберу всю сумму к оговоренной дате. И почти собрал. Только Илья потребовал свой долг намного раньше срока.

— Почему?

— Ты достигла совершеннолетия, — выплёвывает с ненавистью.

Смотрит с укором и злостью. Будто меня обвиняет в этом. Опускаю глаза на белую простыню.

— Я давно заметил его нездоровый интерес к тебе, — продолжает папа. — Он крутился вокруг, искал способы добраться. И нашёл! Аверин подставил меня с тем последним рейсом. Он единственный, кто вышел сухим из воды!

— Ты отдал ему долг? — спрашиваю тихо.

— Не всю сумму, только часть, — качает он головой. — Очередной груз перехватили менты. Меня чуть не посадили, благо попался толковый адвокат и предложил сотрудничество со следствием. Я согласился и дал показания против своих нанимателей. С тех пор я никого из них не видел.

Папа устал, это видно по капелькам пота, выступившим на лбу. И голос стал тише, дыхание прерывистое. Я помогаю ему надеть маску на лицо и глажу по руке.

— Я прощаю тебя, пап, — поднимаю глаза на отца, вижу, как от облегчения расслабляются его плечи, и несмело улыбаюсь. — Отдохни, поговорим позже.

— Не уходи. Останься! — напрягается вновь.

— Останусь, но завтра мне нужно вернуться в общежитие. Я учусь на медицинском, иду по стопам мамы.

— Я знаю и очень горжусь тобой, — хрипит он.

Мы опять молчим. Не знаю, что ещё говорить. Рассказать о четырёх годах одиночества? Так себе тема. Пока перебираю варианты, папа благополучно засыпает. Оставив его, тихо выхожу из комнаты. Миша стоит, прислонившись к стене в коридоре. Хмурый и злой.

— Он продолжает тебя преследовать, — цедит сквозь зубы.

— Твой бодигард не только меня охраняет, но и сплетни разносит? — завожусь я.

— Появится вновь — скажи, что я отдам долг отца. Пусть назначит мне встречу, — рычит Миша и, оттолкнувшись от стены, уходит к себе в комнату.

Глава 6

Алина

Воскресный день я провожу дома. С отцом. Миша тоже остаётся с нами. И это самый замечательный день за последние несколько лет. Папа чувствует себя намного лучше, чем вчера. Много шутит и даже просит домработницу приготовить его любимые блюда — борщ и отбивную по-французски.

Погода тоже радует, и Миша предлагает выйти в патио подышать воздухом. Брат пересаживает папу в кресло, и мы выходим на улицу.

— Возвращайся домой, Алина, — щурясь от солнечных лучей, предлагает папа.