Триумф - Веснина Елена

Борюсик переспросил:

— Пална?

— Директриса. Моя названая мама, — улыбнулась Ритка. Борис медленно опустился на стул:

— Вот так новость. Ждут меня сегодня еще сюрпризы, моя Маргариточка?

— Знаешь, Борюсик, когда мы поженимся, то заведем много детей, — неожиданно заявила Ритка.

Борюсик осторожно уточнил:

— Много — это сколько?

— Это — троих. Больше мне не потянуть. Снова пойду на рынок, мы с Анжелкой зарабатываем немного, но стабильно. Нужно, чтобы у детей было все необходимое.

— Извини, моя королева, но ты упустила из виду одну мелочь. Ты — глава крупной фирмы. О каком рынке речь? — изумился Борюсик.

Ритка стала серьезной:

— Если ты на мне собрался жениться только потому, что я глава фирмы, то сматывай удочки, пока не поздно. Я отдаю «СуперНику» ее законной владелице. И будь что будет. Заранее приготовься к роли вдовца. Мы с тобой никогда не говорили о моих тайнах. Но ты же взрослый мальчик и понимаешь, что простая девчонка не может одним махом стать владелицей огромной компании… Честным путем.

— Может, мы не будем об этом сейчас? Ты еще слаба после болезни, — перебил Борюсик.

Ритка возразила:

— И ослабею еще больше, если не расскажу тебе все. Мне сейчас до чертиков страшно!

Борюсик крепко обнял ее:

— Маргариточка, я хочу чтобы ты поняла: ты за мной, как за каменной… гранитной… железобетонной стеной.

И пока ты со мной — никто, абсолютно никто не посмеет тебе угрожать. Я не знаю, что сделаю с тем, кто приблизится к моей Маргариточке с недобрыми целями.

— Даже если это будет моя родная мать? — посмотрела ему в глаза Ритка.

Борюсик опешил:

— Кто?!

Господи ты боже мой! Помоги ему и Маргариточке. Что-то случилось с ее бедной головушкой…

Люба в полуобморочном состоянии сидела на рабочем месте. Она то и дело нашаривала спасительную кнопку, а потом снова прикрывала ее.

Около офисной квартиры остановилась машина. Из нее вышла темная фигура и направилась к подъезду. Машина отъехала за угол дома. Фигура скрылась в подъезде, и через секунду там погас свет.

Люба, услышав за спиной шаги, судорожно нашарила спасительную кнопку и нажала что есть силы. Сразу послышался грохот кованых ботинок, крики, команды. На фигуру человека обрушилась группа захвата.

— Есть! Я его держу… А! Не видно ни черта, а этот баклан кусается! — кричал кто-то.

— Так что, не ясно? Свет — врубить, баклана — вырубить! — ответил другой командным тоном.

В подъезде включился свет. Группа захвата держала мужчину. Он был согнут в три погибели, руки связаны за спиной, голова опущена.

— Поднимите его, — приказал старший группы.

Омоновцы выполнили команду. Повисла пауза, которую разорвал крик Любы:

— Василий! Васенька, родненький, это ты?

— Я теперича не Вася, а осел из Гондураса, — зло рявкнул Васька.

— Вася! Дай поцелую тебя! — кинулась к нему Люба.

Старший непонимающе смотрел на Любу:

— У вас с убийцей романтические отношения?

О чем он говорит, какие отношения, это Васька, любимый ее человек, а они его били… у, изверги!

Юрий Владимирович был счастлив.

— Здравствуй, дочь?

— С добрым утром, отец! Что так рано? Раньше завтрашнего дня я тебя не ждала. У меня были планы на вечер, и ты мне здесь нужен, как рыбке зонтик… Ой! Что, опять поссорились?

— Что ты, дитя мое, мы теперь ссориться не будем… Будем жить в вечном счастье, — размечтался Юрий Владимирович.

— Возьмете в компанию? Очень хочется растянуть удовольствие. Жизнь ведь все-таки штука неплохая.

Юрий Владимирович поцеловал дочь в лоб:

— Волшебная и удивительная!

— Странно. А что же погнало тебя в такую рань в нашу с тобой холостяцкую берлогу? — удивилась Диана.

— Меня никто не гнал. Аня, в смысле твоя мама, отпустила меня в редакцию — сдать синопсис. Я поклялся, что сдам и мигом вернусь.

— И она отпустила? — не поверила Диана.

— Она — удивительная женщина. Она чувствует, насколько для меня жизненно важно не терять творческой формы. Несмотря ни на что, — скромно добавил Шевчук.

— Хм-хм. Я довольна твоим докладом, папа.

Юрий Владимирович подошел к столу, начал рыться в бумагах:

— Черт!

— Что случилось, папа? Мы же договорились здесь не чертыхаться. Чтобы не пробивать дырки в нашей семейной ауре. Ты сам предложил суррогатное ругательство: «Амор нон эст медикабулис гербис!». Что в переводе означает — любовь не лечится лекарствами.

— Диана, не до шуток! Синопсис куда-то подевался. Аня… я имею в виду, твоя мама… сказала, что ждет меня к обеду. Она собирается приготовить что-то необыкновенное. Так и сказала. Куда же я его засунул, старый склеротик?

— Повторяю в сотый раз: набирай на компьютере — не потеряешь! — поучительно заметила Диана.

— Ты же знаешь, я никогда не буду этого делать! — отмахнулся Юрий Владимирович. — Диана! Помоги мне, умоляю, Аня ждет меня к обеду. Пойми, твоя мать меня ждет!

— Я тоже спешу на работу. Там меня ждет твоя Амалия! — сердилась Диана.

— Знаешь, а вот Анечка ставит мои интересы выше своих. И ты, похоже, пошла не в нее.

— А хочешь, вместе угадаем, в кого я пошла?

— Диана, это совсем не шуточное дело. Ты не подходила к моему столу? — строго спросил Шевчук.

— Нет, папа. Я лучше отгрызу собственную ногу, чем подойду к твоему столу. Я уже знаю, что бывает с теми, кто к нему подходил.

Юрий Владимирович перерыл все бумаги, заглянул под стол, отодвинул тумбочку:

— Помоги мне. Я же тебе его показывал. Парочка листков со скрепкой. Это все потому, что ты вечно таскаешь со стола бумагу на свои эскизы!

— Я получила аванс и купила себе альбом. Мне твои мятые листики век снились. Почаще убирай на столе, и ничего не будет пропадать, — фыркнула Диана.

Нет, я не понимаю. Все люди как люди, а Юрий Шевчук прямо-таки рожден для страданий. За каждую минуту блаженства должен отбыть на земле час душевных пыток. Казалось бы, все наладилось в жизни — нет, мучайся, Шевчук! Господи, какой я несчастный человек! К нам никто не заходил?

— Ну кто к нам мог заходить? Только Артем. Ой, постой, — вспомнила Диана. — Пап, ты только не волнуйся. Помнишь, ты пришел домой и застал…

— Кто, кто у нас был? Проходной двор какой-то! — всплеснул руками Юрий Владимирович.

— Игорь, редактор, — тихо сказала Диана. — Он еще так странно заторопился, чаю не захотел…

— Это что же получается? Ты думаешь?… Ну почему все сыплется на меня? Я побежал в издательство. Буду оправдываться.

— Перед твоим приходом он приглашал меня в кино. А потом кино так же резко отпало, как и чай. Выходит… Пап, стой. Это еще не все. Папа, ты ведь сменил ориентацию.

— В каком смысле? — испугался Юрий Владимирович.

— Переквалифицировался в оптимиста, — напомнила Диана. — Так вот слушай. Я вспомнила. Ты под копирку печатал. У тебя есть копия.

— Точно! И куда я ее подевал? Неужели он и ее спер? — Юрий Владимирович начал судорожно рыться в ящиках.

— Папа, что за выражения? Твоя профессия должна накладывать отпечаток…

— Вот! Вот она! — Юрий Владимирович схватил листки и выбежал из комнаты.

Василия привели в милицию. На ходу Артем о чем-то шептался с начальником.

— Спасибо тебе, Мудрый. Прости за кипеш.

Тот в ответ сдержанно улыбался:

— Брат брата — брат.

Он сел за стол, Артем и Васька разместились напротив.

— И как это понимать? Вы убедили меня, что поймаем крупную рыбу, Анатолия Тимохина, замешанного в покушении. А мы выловили… Кого? — Он прочитал: — Калашникова Василь Иваныча, которого, сбившись с ног, ищет все прогрессивное человечество. Вы просили милицейское подкрепление — пожалуйста.

Вы просили не сообщать следователю Потапову — яволь. И что в результате?

Артем развел руками:

— Похоже, преступник как-то узнал о засаде и предпочел не разбираться со свидетельницей, а банально дать деру. Это лишь подтверждает мои предположения о Потапове. Никто, кроме Потапова, не знал, что консьержка опознала Тимохина. Тимохин исчез. Значит, Николай Николаич Потапов его предупредил.