Дрянной декан (СИ) - Райот Людмила

Я пошла к аудитории по опустевшему коридору, и Роман поспешил за мною следом.

- Среди ребят, как я поняла, почти никто не знает о твоем поступке. Если будут спрашивать, говори, что на вечеринке мы были вместе... ну, то есть ночью. И я промолчу о том, что видела.

- Заметано! Ты просто космос, Красовская! - бывший повеселел и поднял руку, рассчитывая, что я дам ему "пять".

Он ошибался. Решив вопрос с младшим Верстовским, я переключилась на размышления о старшем. Мы опаздывали. Наверняка, декан уже на занятии. Стоит около кафедры и думает, приду я сегодня или останусь дома...

Но тут пришел мой черед ошибаться. Преподаватель еще не появился, и группа пребывала в радостном возбуждении. Прошла неделя после вечеринки, а студенты все не могли успокоиться и перестать обсуждать, кто чем напился и где и с кем спал в итоге.

- Рита! - радостно замахала мне Юля с третьего ряда, - Наконец-то ты пришла! Иди ко мне.

Я села на свободное место рядом, достала тетрадь. Моя нервозность усилилась.

- А где Эдуардович?

- Не знаю, задерживается, наверно. Сами ждем.

Очень любопытно, что же заставило пунктуального до мозга костей декана опоздать на занятие?..

Долго гадать не пришлось. Дверь с грохотом распахнулась, и в лекторий вошел Верстовский - стремительный, красивый, еще более стильный, чем когда-либо. Мое сердце подскочило к горлу и судорожно забилось где-то на уровне голосовых связок. А потом и вовсе замерло... от удивления.

За деканом в аудиторию вошла женщина приятной наружности. Стройная, темноволосая, с папкой в руках и вежливой улыбкой на губах. На ней был синий пиджак и строгая юбка до колена.

- Всем доброе утро, - сказал декан. - Разрешите представить Аделаиду Степановну, историка литературы, которая приехала к нам в университет для выполнения научной работы. Она побудет на занятии.

30. Свидание в библиотеке

Любовь нежна? Она груба и зла.

И колется и жжётся, как терновник.

А если так, будь тоже с ней жесток,

Коли и жги, и будете вы квиты.

("Ромео и Джульетта», У. Шекспир)

- Это ОНА! - просипела Юлька, комкая бумагу, когда Верстовский перешел к теме урока.

- Кто? - на всякий случай уточнила я, хотя и сама уже догадалась.

- Та училка из переписки, о которой рассказывал Ромка! О, теперь понятно, почему он так ко мне равнодушен! - патетическим шепотом провозгласила Гарденина. Окончательно выйдя из себя, она разорвала лист на маленькие кусочки, вкладывая в это действие такую ярость, словно к ней в руки попала не бумага, а сама Аделаида Степановна.

- Ну почему сразу "равнодушен"? - также тихо ответила я. - Он пригласил тебя на танец.

- А после - всех остальных девчонок. Это не считается!

Меня он не пригласил, но я решила не напоминать об этом - мне Верстовский подарил куда большее, чем просто танец. Так что грех жаловаться.

- Гарденина, Красовская, что там у вас произошло? - сурово спросил декан. Наша перебранка не минула его внимания. - Есть какие-то вопросы?

К слову, так или иначе переговаривалась вся группа - появление незнакомки всколыхнуло любопытство студентов - но придраться он решил именно к нам.

- Нет, Эдуард Вениаминович, - понуро отозвалась Юля в полной тишине. - Извините.

Я промолчала, так как при всем желании не смогла бы выдавить из себя ни слова. Просто опустила голову. От сурового взгляда отца Ромки у меня загорелись уши и... задница, которая вдруг вспомнила его шлепки.

Урок продолжился. Декан вместе с напарницей вели урок. Она очень внимательно слушала Верстовского, прямо внимала с благоговением, казалось, еще немного, и женщина грохнется на колени, чтобы воздать похвалу небу за его талант к преподаванию. Но нет, это было бы слишком позорно, а она себя позорить перед ним явно не желала - вон, как рисовалась и поворачивалась к отцу Ромки исключительно выгодными своими ракурсами... Иногда вставляла свои замечания - но делала это очень вежливо и деликатно, не перебивая его и не критикуя высказанных им доводов.

А один раз он сам с трепетом спросил ее: "Что вы думаете, Аделаида Степановна, о гуманистический ценности произведений Шекспира?", и мне стало так тошно и ревностно-обидно, что я чуть было не последовала примеру Гардениной и не разорвала свои конспекты на мелкие клочки.

Не занятие, а литературное не пойми что! Устроили какое-то взаимное проникновение душ прямо на глазах у целой группы, а что особенно возмутительно - прямо на моих.

"Она совершенно ему не подходит!!!" - передала мне гневную записку Гарденина.

Чопорная, интеллектуальная, начитанная, с хорошим воспитанием и строгими моральными принципами (их наличие читалось прямо по лицу), и при этом внутренне мягкая (тут я уже просто предполагала), уступчивая, признающая мужское лидерство...

О нет, она подходила ему идеально. Просто поразительно - будто встретились две половины, сосватанные друг другу на самих небесах. И от этого на душе становилось светло - ну бывают же в жизни чудеса! - и ужасно тоскливо.

Ну ладно, даже если не идеально, то в любом случае гораздо больше меня. И по внешности, и по характеру, и по возрасту - Аделаиде на вид было около тридцати пяти - тридцати-семи лет.

Старушка, конечно, но все равно помладше самого декана.

Я не могла отвести взгляда от новоприбывшей преподавательницы. Да что там я - внимание каждой студентки было направлено на новенькую преподшу, они оценивали ее по всем возможным параметрам и наверняка прикидывали степень их "литературной" близости с деканом... Но стажерка этого явно не замечала, так как сама смотрела только на Верстовского.

И на ее лице читалось такое восхищение, что сразу же становилось ясно - будь на то ее воля, близость стала бы максимальной.

Как я ни старалась храбриться, меня захлестывало отчаяние. И ведь знала, знала, что так будет! Чутье с самого начала подсказывало: Верстовскому-старшему доверять нельзя, также, как и его сыну. И вот, нате: прошла всего неделя после того, как я ему все-таки отдалась, и он уже воркует с неизвестной мне зубрилкой в возрасте, растворяясь в чудесном преподавательском тандеме!

А, может, зря я так переполошилась? Это ведь чудесный выход для нас двоих. Если "по-хорошему" забыть друг друга у нас не получается, попробуем "по-плохому". Осталось донести доводы разума до глупого сердца, которое не желало отдавать декана ни в чьи другие руки и требовало крови и сатисфакции.

После звонка я схватила рюкзак и вылетела из аудитории, не дожидаясь Юльку. Вслепую пошла по коридору, сталкиваясь со студентами и даже не задумываясь, куда несут меня ноги. И очнулась только тогда, когда многолюдный коридор опустел и резко свернул вбок, оканчиваясь старой лестницей. Свет стал не таким ярким, а пол уже не был истерт сотнями ног. Аудитории остались позади, кабинетов поубавилось, а на дверях висели таблички с указаниями доп. кружков и внеклассного образования.

- Красовская?

Я на миг оцепенела, узнав низкий, возбуждающий до трясущихся поджилок, голос, и, не оглядываясь, бросилась к лестнице.

- Мы можем хотя бы поговорить?! - гаркнул Верстовский. Он не удовлетворился видом моей удаляющейся спины и, судя по-всему, был и сам не против немного побегать.

Мне нельзя с ним встречаться! Нельзя говорить, иначе... Иначе... Я не знала, что именно случится, но это явно будет нечто сокрушительное. Мысли поскакали в разные стороны, словно бисер, просыпанный на пол. Держась за широченные, покрытые гладкой краской, перила, я скатилась вниз. А оказавшись на первом этаже, на миг задумалась, куда рвануть дальше.

Выбор был невелик. Здесь вообще не наблюдалось кабинетов "общего пользования" помимо библиотеки, святая святых литературного университета. В нее-то я и юркнула. То есть, не юркнула, а ввалилась с грохотом, так как очень спешила.