Слабая женщина, склонная к меланхолии - Волчок Ирина

Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63

Сначала пришла эсэмэска от Тугарина. Ася посмотрела ее только потому, что после тех, утренних, Тугарин ей ничего не писал. Во-первых, было тревожно: почему не писал? Во-вторых, интересно, что написал в этот раз. В общем, ломка продолжалась… В этот раз Тугарин написал неожиданное: «Тетя Фаина похожа на тебя. Она супер!!! Горжусь родством».

Так-так-так… Это что же такое получается? Это получается — тетя Фаина одобрила желание Аси остаться сегодня дома потому, что сама собралась Тугарина навестить? А вот пусть-ка расскажет, когда придет, о причинах и побудительных мотивах такого оригинального своего поступка. Пусть-ка ответит на конкретные и нелицеприятные вопросы о поводах и целях своего неожиданного решения…

Тетя Фаина пришла через пять минут после эсэмэски и, не ожидая конкретных и нелицеприятных вопросов, почти с порога радостно объявила:

— А я с Тугариным познакомилась! Слушай, Аська, а ведь какой парень-то хороший!.. Надо брать.

— Зачем? — холодно поинтересовалась Ася, делая для мгновенно затревожившейся Сони выражение лица типа «это мы так шутим».

— Как это — зачем?! — возмутилась тетя Фаина. Заметила, как смотрит Соня, и тем же тоном закончила: — Зачем! Откуда я знаю? Там видно будет. В хозяйстве все пригодится.

Соня неуверенно хихикнула. И Ася хихикнула — саркастически.

— И чего смешного? — обиделась тетя Фаина. — Не знают ничего — а туда же! Между прочим, меня до дому его ребятишки довезли. За десять минут! С мигалкой, не как попало. И машинка у них такая хорошая… А еще вон чего с собой надавали — импортные апельсины! Много.

— Ну вот, только этого не хватало, — всполошилась Ася. — Это же ему принесли! Все-таки больной! А вы забрали…

— Дают — бери, — хладнокровно сказала тетя Фаина. — Он этими апельсинами уже до бровей затарился. Не обеднеет. А что больной — так это ложь и клевета. Светка при мне с доктором говорила. Он даже удивлялся и смеялся. Сказал, что надо майора ученым отдать, чтобы изучили такое явление как следует. Но я так думаю, что не надо его отдавать ученым, обойдутся как-нибудь. Нам самим пригодится. В общем, завтра сходишь его проведать.

— Некогда мне, — недовольно буркнула Ася и покосилась на Соню. — Огородом заниматься пора.

— Ну-у, Аська, — с упреком сказала тетя Фаина. — А где твоя профессиональная этика? Ты у нас кто — врач или агроном? Между прочим, и агроном больного навестил бы…

— Тетя Фаина! — почти закричала Ася. — У меня от вашей логики в глазах двоится! Вы же только что говорили, что он не больной, а явление!..

— Да ладно, — неожиданно вмешалась Соня. — Все равно больной, если в больнице… Ася, ты его проведай, жалко тебе, что ли? Когда человек болеет, а никто даже и не помнит — это очень… обидно.

— Поняла? — Тетя Фаина сделала выражение лица типа «устами младенца глаголет истина» и одобрительно кивнула Соне. — Аська, ты слушай, что умные люди говорят. В общем, завтра к Тугарину пойдешь.

В общем, когда от Тугарина пришла следующая эсэмэска: «Соскучился!!! Асенька хорошая!!! Не молчи!!! Я без тебя жить не могу!!! Когда ты придешь? Ты придешь? Тебе можно позвонить?» — Ася долго обдумывала текст ответа, наконец обдумала и написала: «Да». И стала ждать его звонка. Ожидание было невыносимо долгим — почти две минуты…

— Асенька хорошая, — сипло сказал Тугарин. — Ой, Асенька моя маленькая, ой, как я соскучился, ой, как долго тебя нет, ой, я тебя уже сто лет не видел, ой…

— Чего это вдруг сто лет? — Асе ни с того ни с сего захотелось заплакать, поэтому она сразу заговорила сварливым голосом: — Главное — сто лет!.. Ты намекаешь на то, что я такая старая? И вообще — что у тебя с голосом? Все-таки простудился, да? А я предупреждала!

Она помнила, что голос у Тугарина садился, когда он сильно волновался. Сейчас он волновался очень сильно. Она не хотела, чтобы он волновался так заметно. Или хотела? Да при чем тут «хотела — не хотела»… Эти понятия знакомы только трезвым. А зависимые не умеют хотеть или не хотеть. Они просто ждут дозу. Жаждут. До помрачения рассудка. И Ася жаждала этого сиплого голоса до помрачения рассудка. До помрачения своего трезвого ума. Бывшего трезвого.

— Как хочешь, — сипло сказал Тугарин. — Простудился — так простудился… Когда ты придешь?

Потом она не очень помнила, о чем они говорили. Наверное, о чем-то важном, потому что разговор был долгим. Таким долгим, что батарея в мобильнике села. Разговор прервался на полуслове, и Тугарин тут же позвонил на домашний. Гордо похвастался:

— Это я с дежурного телефона звоню, с сестринского поста. Догадайся, что это значит?

— Это значит, что ты используешь служебное положение в личных целях, — догадалась Ася. — Признайся: тебе хоть стыдно?

— Нет, — признался он. — К тому же я использую не служебное положение, а личное обаяние. Тут весь медперсонал от меня просто без ума… И вообще, это значит, что я уже сам до телефона дохожу. И практически не хромаю. А телефон знаешь как далеко? В самом конце коридора…

Он еще что-то говорил, и Ася что-то говорила, и отвечала на его вопросы, и сама что-то спрашивала… И все время думала о том, что все на нем заживает ну просто как на собаке! Наверняка его выпишут уже через несколько дней, и он уедет. Несколько дней осталось, всего несколько дней… А она сегодня даже не пошла к нему. Где ее профессиональная этика?!

…Четыре дня подряд Ася ходила в больницу к Тугарину. А что при этом он обнимал ее уже всеми двумя руками, а его вечно колючие щеки царапали ее лицо — так это ведь от любой зависимости невозможно отвыкнуть сразу. Вот его выпишут, он уедет — и она отвыкнет.

Его выписали в пятницу, а он ей даже не сказал. Обнимал всеми двумя руками, целовал твердыми горячими губами, говорил смешные и хорошие слова, потом проводил до выхода из отделения, — а сам уже считался выписанным! Забыл. Видите ли. Вечером вспомнил, позвонил:

— Асенька хорошая! А меня сегодня на волю отпустили. Я тебе говорил, нет?

— Нет, — помолчав немножко, чтобы переждать внезапное шевеление холодного комка в солнечном сплетении, ровно сказала Ася. — Поздравляю. Следовательно, завтра мне в больницу идти не нужно. Это хорошо. Как раз картошку собралась сажать. Именно завтра. А то уже двадцатое мая… Сколько тянуть можно? И Светка завтра свободная. И вся родня приедет помогать.

— И я тоже приеду, можно? — заискивающе спросил Тугарин. — Я тоже родня. Мне тетя Фаина все рассказала.

— Так ты же уезжаешь? — Ася почувствовала совершенно безосновательную надежду. — Тебя ведь уже выписали, и ты должен уехать. Или не должен?

— Должен… — Тугарин вздохнул, посопел и нерешительно сказал: — Я успею. Я сначала к тебе приеду. А потом уже уеду.

— Ну, смотри, — очень спокойно согласилась она. Очень спокойно, очень. Почти равнодушно. — Ты адрес знаешь? Господи, чего это я… Забыла, где ты работаешь. Ладно, тогда до завтра. А то мне сейчас с детьми позаниматься надо.

— До завтра, — с готовностью откликнулся Тугарин. — Мне тоже кое-что сделать надо. Асенька хорошая. Спокойной ночи.

Как ни в чем не бывало! Ася обиделась. Вы подумайте — он сначала приедет, а потом уедет! И никаких признаков хотя бы разочарования! До завтра! Спокойной ночи! Как будто так и надо.

А может быть, так и надо? Все наркоманы думают, что от зависимости надо отвыкать постепенно. Осторожно, понемножку снижая дозу… А то, видите ли, ломает. На самом деле надо бросать это дело сразу. И навсегда. Она бросит. Она потерпит. Не наркотик же, в самом-то деле. Значит, от ее трезвого ума и устойчивой психики должно еще кое-что остаться.

Ночь была тяжелая.

Утром тетя Фаина неодобрительно поразглядывала ее, подозрительно спросила:

— Аська, ты чего это такая? Не спала, что ли?

— Спала, — соврала Ася. — Все в порядке… Так, голова что-то болит. Немножко.

— Новое дело! — огорчилась тетя Фаина. — А сейчас народу незнамо сколько припрется! При больной голове чужих терпеть тяжело.

— Тетя Фаина, вы же сами всегда говорите, что чужих у нас нет, — вяло возразила Ася. — Да и голова у меня не так болит, чтобы терпеть тяжело было.

Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63