Девочка. Книга третья (СИ) - "Dave Gahan Admirer Violator"

— Натянуть их розовым что ли? — иронично усмехнулся Тэд.

И меня задели его слова — он спрашивал моего мнения, я его высказала, и, не найдя во мне поддержки, он попытался меня высмеять. Я бросила на него серьезный взгляд и решила отстоять свою правоту и показать, что я не пытаюсь угодить Кэтрин.

— Если вы хотите сделать детскую из зала, покрасьте в розовый, — парировала я и продолжила: — Я бы вообще поменяла атмосферу. Приглушить свет до полумрака, сделать из зала темную холодную улицу. Подчеркнуть акцент на холодности мира. На контрасте. Несмотря на жесткий современный мир женщина смогла сохранить свою суть и предназначение, она хочет любить и быть любима. Зал — это холодный современный мир, в темных оттенках. Где уже давно нет места чувствам. И эти фото женщин — как единственный источник Любви. Нежности. Страсти. Женщина и есть красный цвет, а не стены вокруг нее. Подчеркнуть, что нагота — это не сексуальность, а обнажение чувств. Архитектуру зала тоже можно поменять — сделать стенды в виде безликого жилого здания и врезать фотографии с теплой подсветкой как окна или порталы. Как источник тепла и любви.

Кейт внимательно посмотрела на меня и кивнула.

— Мне нравится эта концепция. Переделай. Но сделай так, чтобы эти "окна" смотрелись презентабельно, а не как витрины борделя с проститутками, предлагающими услуги.

Дизайнер кивнул и посмотрел на меня. Я ожидала увидеть в его глазах гнев из-за того, что влезла в его сферу, но вместо осуждения он улыбнулся. Мне хотелось верить, что он понял меня — я никому не угождала, лишь пыталась сделать лучше для галереи и добросовестно выполняла свою работу.

— На сегодня все, — резюмировала Кэтрин. — Тэд, жду эскизы завтра к вечеру. Лили — возьми такси домой. Галерея оплатит проезд.

Следующий день был богат на перемены, и мое положение в галерее кардинально изменилось. Из "архивариуса" меня повысили до ассистента Кэтрин, как она сказала, "пока временно", на период подготовки и проведения выставки. В подтверждение моего статуса мне был установлен стол в приемной. Первое время Молли очень напрягал мой вид напротив, но работы нам хватало обеим, и она, скрепя сердце, вынуждена была признать, что второй ассистент Кейт был совсем не лишним.

Шли последние завершающие штрихи подготовки к выставке. Мы с Молли только успели проглотить ланч, когда Кейт вышла из кабинета и направилась на выход, бросая на ходу:

— Лили едешь со мной. Молли на телефоне.

Я подхватила сумку, висевшую на спинке офисного кресла, а Молли, поджав губы, бросила недовольный взгляд. Я дружелюбно ей улыбнулась и устремилась на выход, все же надеясь, что она не будет точить на меня зуб.

Мы пробирались по дневным сиэтлским пробкам, когда в салоне раздалась трель сотового.

— Ты в офисе? — услышала я голос Гарри Чейза.

— Нет. Еду к адвокатам. Оливия устроила истерику.

— В чем суть проблемы?

— Ее не устраивает, цитирую, "чудовищная обираловка", которую ее арт-менеджер ей подсунул, а она была вынуждена подписать.

— Что-то не так с контрактом?

— Он стандартный, — устало проговорила она. — Но Оливия возомнила себя Фридой, и на правах гения хочет поиметь бОльший процент.

— Ее кто-то переманивает?

— Нет, я проверила. Она что-то не поделила со своим арт-менеджером. Решила с ним порвать, а нас сделать крайними.

— Оливию отметили на последней венецианской биеннале, она наш козырь в этой выставке. Но мы не будем делать ей исключение. Ее тщеславие растет, как воздушный шар, особенно когда выпьет, она не контролирует язык. Никаких уступок, но и удержать мы ее должны.

— Адвокаты ее дожмут, — кивнула она.

— Держи меня в курсе, — произнес Гарри и дал отбой.

Адвокаты знали, как разговаривать с истеричными клиентами, и Оливию они приструнили быстро. Уже через пятнадцать минут художница вышла из офиса, хоть и с недовольно поджатыми губами, но спокойная — все ее обвинения в нарушении авторских прав были беспочвенны, а преждевременное расторжение контракта грозило ей большой неустойкой.

Мы ехали обратно в галерею, стояли в очередной пробке, когда мой сотовый заполнил салон мелодией Делибе.

— Ты скоро домой? — услышала я голос Джули.

— Вряд ли. Что-то срочное?

— Нет, я просто голодная. Хотела на ужин заказать то ли пиццу, то ли что-нибудь из китайского. На тебя заказывать?

— Опять ты питаешься чем попало, — нахмурилась я, зная, что у Джули была легкая форма гастрита. — Я же запекала вчера курицу с овощами.

— Я тебе оставила на ужин.

— Не надо мне ничего оставлять. Ешь. Я приеду и что-нибудь приготовлю.

— Уверена?

— Да, — быстро произнесла я и, бросив взгляд на строгий профиль Кэтрин, попыталась свернуть разговор. — Прости, мне некогда, давай вечером поговорим.

— Ладно, но все же я склоняюсь к пицце, — упрямо произнесла она и дала отбой.

Я хотела ее отчитать, но понимала, что сейчас было не самое подходящее время и лишь нервно поправила складку юбки на коленях.

— Ты живешь с этой девушкой? — внезапно услышала я Кейт.

— Да. С первого курса.

— Вы вместе учитесь?

— Нет. Она на экономическом.

— Она твой партнер?

— Простите? — не поняла я.

— Ты так заботишься о своей подруге, будто она твой партнер.

До меня дошел смысл вопроса, и я интенсивно замотала головой.

— Нет-нет, мы не пара. Просто вместе живем и хорошие подруги.

Кэтрин на это ничего не ответила, а уже через пару минут мы выехали на боковую авеню, минуя пробку.

Но на этом странности не закончились. На следующий день, когда Молли была на обеде, а я все еще возилась с электронной почтой, послышался голос Кэтрин.

— Лили, зайди в кабинет.

Она сидела за столом перед большим белым монитором и внимательно его изучала.

— Подойди сюда.

Я приблизилась к столу и, заглянув в монитор, обнаружила, что Кэтрин пролистывает наши картины, отобранные для выставки.

— Какие из них стОящие? — она то ли спрашивала, то ли экзаменовала меня.

— Они все достойные, иначе вы их не отобрали бы.

— И все же. Выбери две.

Я всматривалась в мелькающие изображения, но мне было сложно определиться с этого ракурса.

— Слишком быстро, — призналась я. Пусть я и знала все картины, "съехавшиеся" на выставку, но как-то не задумывалась о собственных предпочтениях.

— Пролистай сама, — и она убрала ладонь с мышки.

Я подошла вплотную к столу и, наклонившись, начала изучать картину за картиной.

Аккуратно орудуя мышкой, я вывела на экран две.

Первая была написана в стиле сюрреализма. На черном фоне была изображена мужская голова из белого алебастра, с мощной челюстью и массивным лбом.

Вторая принадлежала руке той самой Оливии. Центральной фигурой была молодая женщина. Вернее ее лицо, половина которого была светлой, с веснушками и выгоревшими ресницами, вторая же была темной, будто выжженной, покрытой серой потрескавшейся коркой. Собственно, как и половина моего сердца.

— Неплохо, — кивнула она и бросила быстрый взгляд на мою ладонь, все еще лежавшую на мышке.

— Простите, — тут же убрала я руку и сделала несколько шагов назад, понимая, что в процессе отбора слишком увлеклась и зашла в ее личное пространство.

— Можешь идти, — проинформировала она.

Выходя из кабинета, я посмотрела на свои пальцы и пожала плечами — ногти аккуратно подстрижены и покрыты бесцветным лаком. "Наверное, ей не понравилось, что у меня нет профессионального маникюра", — сделала я вывод, подходя к двери, но на пороге Кэтрин меня окликнула:

— У тебя есть соответствующий наряд на выставку? — она наклонила голову и посмотрела на меня поверх очков.

— Да. Noblesse oblige, — машинально проговорила я, понимая торжественность мероприятия.

— Я хочу, чтобы моя помощница выглядела презентабельно.

— У меня будет достойный наряд, — кивнула я, планируя надеть свое "театральное платье".