Одна из рук, обхватывающих мои бедра, перемещается на мой клитор. Его большой палец прижимается к чувствительной плоти, погружая меня в сладкое забытье. Роуэн прижимается ко мне, погружаясь в темноту вслед за мной.
Он идеален. Мы идеальны. Все настолько идеально, что я боюсь произнести что-либо вслух. Это больше, чем похоть, но я отказываюсь первой признать это. Неважно, насколько я искушена.
40
РОУЭН
Рука Захры дрожит на моей. — Ты скажешь мне, куда мы едем?
— Если я скажу тебе, то это уже не будет сюрпризом.
Она поправляет шарф на лице. Все ее тело дрожит, несмотря на то, что я одолжил ей свое единственное пальто, потому что Ани упаковала ей джинсовую куртку.
Два помпона на макушке ее шапки покачиваются, когда она идет за мной по оживленной улице. — А в этот сюрприз входит что-нибудь теплое? Я уже почти не чувствую пальцев на ногах.
— Это потому, что твои кроссовки не предназначены для такой погоды.
— Не думаю, что моя сестра догадывается, как здесь бывает холодно. — Она потирает руки в перчатках.
Я должен был купить ей лучшую зимнюю одежду, пока мы здесь. Она дрожит как лист, и я боюсь, что она улетит при следующем порыве ветра.
— Ты не готова к чикагской зиме, если думаешь, что здесь холодно.
— Я не знала, что меня ожидает чикагская зима.
Я шлепаю по одному из ее помпонов. — Ты моя спутница на новогоднем гала-вечере.
— Что за эгоисты устраивают гала-вечер на Новый год? Разве люди не любят проводить его со своими семьями?
— Конечно, если им девяносто и они в доме престарелых. — Я беру ее за руку и перехожу с ней дорогу. Несмотря на ее неоновую куртку, я не верю, что она не застрянет во встречном движении, потому что она поражена всеми огнями и людьми.
— Ты когда-нибудь спрашиваешь вместо того, чтобы приказывать? Сначала поездка в Нью-Йорк. Теперь этот гала-вечер на Новый год. Есть ли у меня выбор, когда дело касается тебя?
— Конечно. Сегодня вечером ты можешь решить, как ты хочешь заняться сексом. — Я ухмыляюсь. На этот раз мышцы на моем лице более расслаблены, как будто я наконец-то привыкаю к такому жесту.
Она поглаживает мою руку краем своего шарфа. — Как щедро с твоей стороны.
— Ну же. Мы почти пришли. Еще одна улица позади.
Мы доходим до Рокфеллер-центра. Толпа людей окружает массивную елку, сверкающую разноцветными огнями.
Захра запрокидывает голову, чтобы рассмотреть дерево высотой семьдесят пять футов (прим. пер. 22,86 м). — Вау! Это позорит дерево в Дримленде.
У меня возникает искушение сделать следующую елку в Дримленде такой же гигантской, как эта, чтобы сделать ее такой счастливой.
Я обхватываю ее рукой и прижимаю к себе. — Что ты думаешь?
— Что это самое близкое, что у нас есть к волшебству. Серьезно, где они вообще нашли такое большое дерево? На Северном полюсе?
Я подавляю смех. — Скорее, где-то в Коннектикуте.
— Так разрушить мечту. — Захра смотрит на огни, а я смотрю на нее. Мне никогда не нравились глупые традиции вроде посещения Рокфеллеровской елки, но наблюдение за тем, как Захра улыбается, переживая что-то новое, оживляет поврежденную часть меня. Это заставляет меня искать другие вещи, которые могли бы удивить ее, хотя бы для того, чтобы воссоздать такое же выражение удивления на ее лице.
Я в полной заднице. Абсолютно теряю свой чертов разум.
Ее глаза загораются, как чертово дерево, когда она поворачивается и осматривает каток позади нас. — Итак, насколько сложно будет убедить тебя покататься на коньках прямо сейчас?
Я не умею кататься на коньках, чтобы спасти свою жизнь. Там, где Деклан и Кэл громили свои хоккейные команды низших лиг, я предпочитал более творческие занятия. У меня больше шансов сломать зуб сегодня вечером, чем получить секс, но мне все равно.
— Назови мне свои условия.
Она закатывает глаза. — Для тебя все — сделка.
Я касаюсь ее красного носа. — Ты быстро учишься.
Ее улыбка соперничает со звездой на вершине елки.
Да. Я в полной заднице.