Это было жаркое, жаркое лето - Князев Алексей

— Сивый что-то сунул ему в руку. — И смело вперед!

Зажав в потеющей от волнения руке крохотный для такой лапищи кусок металла, Бугай, тщетно пытаясь изобразить этакую непринужденность и с трудом заставляя себя не озираться по сторонам, подойдя к какому-то ящику, воткнул в щель замка врученный Сивым инструмент и… Раздался легкий металлический скрежет, и он с гордостью понял, что с первого же раза у него все прекрасно получилось.

— Ну, всего делов-то… — протянул он, вытирая рукавом пот с повлажневшего лба. — Я-то всегда считал, что это трудно, а тут, оказывается, была б только отмычка хорошая.

— Ну ты не слишком-то! — нахмурился Сивый, обидевшись за свою «профессию», которой он посвятил всю свою сознательную жизнь. — Всего делов-то… — насмешливо передразнил он Бугая, пребывая в прекрасном настроении — он вспомнил, что заработал сотню баксов за пустячное, в общем-то, непыльное дело, и уже предвкушал, как купит что-нибудь своей любовнице, которая была значительно моложе его и по этой причине к ней приходилось относиться с соответствующим вниманием, преподнося различные подарки как можно чаще. — И смотри, инструмент не потеряй! Знаешь, сколько он стоит? Тебе вовек не расплатиться — старого мастера работа, дореволюционного еще.

По наследству мне достался, — словоохотливо делился он, пребывая в великолепном настроении. — И не сломай тоже, — он уже в который раз с неодобрением поглядел на мощные лапы Бугая, — замок, он нежного обращения требует — с ним, как с любимой женщиной надо! — засмеялся Сивый, и уже отходя с великовозрастным учеником от почтовых ящиков, насмешливо бросил с интересом наблюдавшей за их действиями пенсионерке с двумя тяжеленными сумками в руках:

— Нету нам писем, мамаша, нету!

— Тоже мне, сынок нашелся, — буркнула та, с неодобрением глядя ему вслед. — А рожа-то как у афериста, точно…

Предварительно хорошо выспавшись, Бугай полночи провел за рулем и прибыл в Благогорск рано утром, как раз рассчитав поспеть к открытию почты — необходимо было опередить настоящего хозяина ящика, который изымал корреспонденцию неизвестно в какое время. Расспросив прохожих, он с легкостью нашел нужное место и оставил «Ниссан-Максиму» за квартал от почты — он хорошо помнил наказ шефа не светить машину. Прогуливаясь возле входа, дожидаясь открытия почтового отделения и с нетерпением поглядывая на часы, Бугай с волнением гадал, удастся ли ему открыть ящик с той же легкостью, как это получилось во время тренировки. После того, как они с Сивым расстались, он заехал еще в одно почтовое отделение и самостоятельно потренировавшись, убедился, что в первый раз у него вышло совсем не случайно, хотя и понимал при этом, что большая доля успеха здесь принадлежит чудо-инструменту опытного домушника, а вовсе не каким-то особенным его талантам.

Когда дверь почты наконец отворилась, он с небольшой кучкой собравшихся возле входа посетителей зашел внутрь и не спеша, зорко высмотрев на ходу нужный номер, отправился прямиком к нему, не выказав при этом ни малейших признаков того, что находится здесь впервые. Необходимый ему ящик под номером 286 оказался расположенным слишком высоко — гораздо выше, чем те, на которых он тренировался у себя в Мшанске.

Твою мать, — с неудовольствием подумал Бугай, констатируя, что приходится высоко поднимать руку и действовать, находясь в неловком положении.

Когда с первой попытки провернуть свой универсальный заменитель ключа у него не получилось, сердце застучало в два раза чаще, усиленно выбрасывая в кровь адреналин, но вовремя вспомнив советы Сивого по поводу ласкового обращения с замками, он не стал действовать нахрапом, стремясь с помощью силы преодолеть сопротивление строптивого механизма, а напротив, с еще большей аккуратностью, чуть поерзав отмычкой в замке, предпринял вторую, более осторожную попытку. На сей раз его настойчивость была вознаграждена — замок поддался с такой легкостью, словно приносил свои извинения за первоначальное упрямство.

Вытянув шею, он заглянул внутрь вскрытого ящика. В полутьме его объемистого чрева белела вполне приличная россыпь прямоугольных конвертов. Засунув пятерню и в несколько быстрых движений сгребя содержимое, Бугай, опять вспомнив поучения своего опытного наставника, не спеша и не оглядываясь по сторонам, вновь закрыл ящик и подчеркнуто неторопливо вышел на улицу. Только дойдя до автомашины, уже открывая дверцу, он огляделся вокруг — естественно, все было спокойно, кому он был нужен?.. В салоне, вытащив из-за пазухи конверты, он насчитал семнадцать штук. Много это или мало? Бугай не знал — по этому поводу хозяин ничего не говорил; упомянул только, что чем их будет больше, тем лучше — в таком деле ничего заранее планировать было невозможно, ящик и вообще мог оказаться пустым. Вспомнив, что сроку ему на все про все дали двое-трое суток, Бугай решил подождать до завтрашнего дня и испытывая облегчение оттого, что решение наконец принято, запустил двигатель. Куда проще было подчиняться…

Вообще-то, можно бы съездить искупаться. — Он вспомнил он симпатичную речушку, мимо которой недавно проезжал. — А потом просто посмотреть город — ведь не часто ему выпадают такие свободные деньки…

Минут через двадцать после его ухода в почтовое отделение вошел небольшого росточка вертлявый черноволосый парень с лицом, чем-то напоминающим мордочку хорька, и небрежно поприветствовав девушку за стойкой, принимающую и выдающую посылки, бандероли и другие почтовые отправления, подошел к ящику 286. Сунув руку внутрь, для чего ему пришлось даже слегка подпрыгнуть, он через некоторое время с озадаченной физиономией вытащил ее обратно ни с чем. Странно, — удивленно пробормотал он себе под нос, — никогда меньше, чем десять-двадцать в день, не бывало…

Как и предположил Мышастый, сидя в кабинете своего офиса за триста километров отсюда, в планы фирмы, в которой работал шустрый паренек, вовсе не входила съемка каких бы то ни было рекламных роликов. Отбирая фотографии и приглашая самых красивых девушек на собеседование, они просто уговаривали тех ехать за границу на работу в престижных модельных агентствах, с которыми якобы существовала договоренность; при этом один из их дружной компании, вернувшийся недавно из Израиля, не нашедший в стране жесткой конкуренции применения своим многочисленным талантам — в основном в области прокручивания различных, придумываемых им с редкостной изобретательностью афер, некто Семен Лифшиц, — изображал для убедительности модельера-итальянца, говорящего при этом почему-то исключительно на английском. Да и тот был школьного уровня, с отчетливо пробивающимся одесским акцентом. Как опять-таки предполагал Мышастый, такое несоответствие с упомянутым в рекламе и реально следовавшим предложением объяснялось девушкам временным отсутствием денежных средств в связи с изменением планов спонсирующей их дружественной фирмы, но им тут же сулилось несколько заманчивых вариантов на выбор, наподобие того, что предлагал «итальянец» с помощью «переводчика».

Удивленный и даже слегка расстроенный отсутствием писем с фотографиями девичьих кандидатур, из которых ему периодически что-то перепадало, потому как не могла столь почтенная фирма посылать на запад не продегустированный лично товар, в связи с чем переспать с претендентками на титул манекенщицы-фотомодели работниками сей конторы давно было возведено в ранг обязательной программы, чернявый, которого звали Мишей, но который требовал называть его не иначе, как Майклом, с возмущением подскочил к девушке — работнице почты:

— Наташка, ты ничего не заметила? Наш ящик никто не вскрывал?

Наташа, будучи девушкой неглупой и в свое время, после нескольких неудачных попыток «Майкла» завербовать ее в «фотомодели», популярно разъяснившая ему, кем он является на самом деле, безразлично пожала плечами:

— Не знаю, я не нанималась присматривать за ящиком вашей сутенерской конторы. А девушкам, чьи послания утащили, просто повезло. По крайней мере они минуют грязных лап таких вот, вроде тебя, «фирмачей».