Отмель - Крейг Холли

Надеюсь, мужчины, одержимые насилием, агрессией и местью, не услышат, как мы тут расшумелись. Так и подмывает рявкнуть на Купа, чтобы он наконец заткнулся, но окрик застревает в горле. Понимая, что ругань все только усугубит, я отталкиваюсь руками и перебираю ногами под водой, пока сын жмется ко мне.

– Просто держись за борт, Купер, ты меня понял?

Тут до меня доходит, что Кики тоже тихонько плачет, пытаясь толкать матрас и дрыгая ножками под водой. Она притворяется, что все нормально, но я-то знаю, что она напугана не меньше меня. Господи, как же страшно.

– Давай еще разок. Но очень осторожно. Кики, сможешь подержать матрас, пока я поднимаю Купера?

Дочь послушно кивает и хватается за борт, в то время как я снова подталкиваю Купа под попку, помогая вскарабкаться на матрас. На сей раз это ему удается, и я слышу, как Джек стонет от боли, когда мой сын разворачивается и ложится ему на живот. Жаль, что я не в силах помочь всем и сразу. К глазам подступают слезы.

– Прости, Джек, – говорю я.

– Эй, – доносится его шепот с другого конца матраса, – перебирайтесь ближе к моей голове и плывите рядом со мной. – Голос Джека напряжен, сдавлен. Наверное, даже дыхание причиняет ребрам нестерпимую боль.

Внизу – сплошная вода, а огни острова кажутся недосягаемыми. Нет ничего страшнее бессилия. Над стихией мы не властны. Остается лишь плыть. Марьям лежит на матрасе и пытается убаюкать Акмаля, ласково похлопывая по спине и напевая колыбельную. Рядом рыдает и барахтается Сити. Я смотрю ей в глаза и вижу в них отражение собственного страха.

– Осторожнее, – шепчу я Кики, пока та перемещается к голове Джека, держась за края матраса. – Не тяни слишком сильно. Иначе матрас перевернется.

– Мамочка! – раздается вой Купера. – У меня ноги свисают!

Что за вздорный ребенок! Неужели он не видит, что мы сами по шею в воде? Мне хочется отругать его, потребовать, чтобы тотчас замолчал. Но злюсь я лишь потому, что тоже очень напугана.

– Эмма, попробуй плыть спереди, держась за матрас, – предлагает Джек. – Кики, тебе лучше быть рядом со мной. А ты ложись, Куп.

Я плыву, стараясь удержать матрас кончиками пальцев. Тянуть его за собой сложнее, чем толкать сзади, но намерения Джека понятны. Он хочет, чтобы мы с детьми успокоились. Отвлеклись от мрачных мыслей. Перестали думать о том, где мы и что происходит.

Сити прекрасно плавает и не отстает от нас ни на сантиметр, благодаря чему матрасы скользят по воде бок о бок. Но я все время слышу ее всхлипы, и у меня тоже начинает трястись подбородок. Надеюсь, рано или поздно страх рассеется, как волны, что разбиваются о берег, мы успокоимся и поймем, что под нами всего лишь вода, и ничего более. Я с трудом подавляю желание просунуть ноги под матрас и держать их там. В дрожь бросает от одной мысли, что они свисают над черной пустотой.

– На острове есть бассейн, уютные кровати, теплые ванны и мороженое, – утешает детей Джек. – Потерпите. Скоро у нас все это будет.

Кики шмыгает носом, а Куп вообще не слышит. Он по-прежнему плачет, и его сестра тоже судорожно всхлипывает, когда в лицо ей ударяет очередная соленая волна. Плыть дочка больше не может – просто висит на матрасе, держась за борт. Возможно, так будет продолжаться всю дорогу. Ну и пусть. Главное – не оглядываться, ведь всего один взгляд назад – и я увижу, что лодочный навес совсем недалеко, что мы почти не продвинулись. Что Матео еще вполне может поймать нас и наказать.

Сейчас

20:45

Судя по часам Джека, плывем мы уже тридцать минут. Я прошу его перестать сообщать нам время. Здесь, в воде, ориентироваться следует только по расстоянию до острова. И нельзя оглядываться, хотя, как в игре в догонялки, так и тянет посмотреть, далеко ли тот, кто у тебя за спиной.

Пока Джек сверяется с часами, я все-таки оборачиваюсь. И поражаюсь расстоянию, которое мы, оказывается, преодолели. Все благодаря попутному ветру и течению, говорит Джек. И все же откуда-то снизу, щекоча ноги, подкрадывается страх. Чем дальше мы от берега, тем глубже, и я не могу об этом не думать.

Мотнув головой, вижу, что «Барк» остался далеко позади, и еле сдерживаю панику. Нас разделяют метров пятьсот, если не больше. А океан становится все более холодным, темным, зловещим. Воздух вдруг сотрясает выстрел, эхо которого отскакивает от воды. Я замираю ни жива ни мертва.

– Что это было? – спрашивает Кики.

– Не знаю, – лгу я, а сама представляю, как череп Чарльза разлетается на осколки, совсем как голова Ариэллы.

Похоже, у меня настоящая паническая атака. Прежде я с ней не сталкивалась, но симптомы знаю. Галлюцинации, покалывание, ком в горле. Во многом панические атаки напоминают сердечные приступы, и поэтому таких больных часто госпитализируют. Голова кружится, перед глазами все плывет. Я всхлипываю и судорожно ловлю ртом воздух. От этого только громче становятся вопли Купера, которые не прекращаются с тех пор, как мы отправились в путь. «Я хочу обратно! Хочу обратно!» – без конца повторяет сын, когда к нему наконец возвращается дар речи. Но шум имеет свойство распространяться, а мы не так далеко, чтобы нас никто не услышал. Недовольно шикнув на Купа, я тянусь к руке Джека и крепко ее сжимаю, а он подносит мою ладонь к губам. Горячее дыхание согревает мокрые, дрожащие пальцы. Не время паниковать. Поможет только самоконтроль. Возьми себя в руки, Эмма. Сконцентрируйся на тепле кожи Джека, легкой щетине на подбородке. Постепенно покалывание отпускает, в голове проясняется, и я снова различаю запахи. Пластик, соль, шампунь, которым мыла Кики голову вчера вечером.

– Вы такие молодцы. – Джек говорит сбивчиво, заплетающимся языком, как пьяный. Наверняка он балансирует между сном и явью. Отпустив его руку, я продолжаю тянуть за собой матрас. Кики на минуту останавливается, кладет голову на пластиковый бортик и плачет. Уверена, она жалеет о своем решении плыть рядом с матрасом. Я трижды целую дочь в голову. Эхо выстрела, повисшее в воздухе, напоминает, как сильно я ее люблю.

– Мы все большие молодцы, – вторю я Джеку и, окунув голову в воду, мотаю ею из стороны в сторону. Это немного меня отрезвляет. Слова поддержки – вот в чем нуждается сейчас каждый из нас, включая меня. – Какие же мы смелые! Представляете, как все удивятся, когда мы доберемся до острова?!

Кики поднимает голову. Глаз ее почти не видно в кромешной тьме – два черных провала, зияющих на бледном лице. Сити моих слов не понимает, поэтому я тепло улыбаюсь и похлопываю ее по руке. От этого ей вроде бы становится легче, и малайка принимается толкать воду еще усерднее. Марьям устроилась на матрасе с Акмалем, который, убаюканный волнами, погрузился в сон. Его мама может только лежать на спине, положив малыша себе на живот. Стоит ей приподняться, и матрас перевернется. Я постоянно напоминаю ей об этом.

– Мы сбежали и спасли Джека, – утешаю я Кики, гладя ее холодную щеку и целуя в мокрые волосы. – Представь, сколько всего ты расскажешь одноклассникам!

Я с тревогой поглядываю на открытый ворот дочкиной пижамы. Только бы туда не залилась вода и не проникли медузы. Впрочем, хватит об этом думать. Слишком поздно. Мы здесь, в открытом океане. Поэтому я продолжаю тянуть за собой матрас, гребу свободной рукой и отталкиваюсь ногами, но постепенно начинаю уставать и потому предлагаю Кики остаться рядом с Джеком, пока я буду толкать матрас сзади. Дочь хочет плыть рядом со мной, и я не возражаю.

– Давай дадим Джеку немного отдохнуть, – предлагаю я, притягивая Кики к себе. – Ему нужен сон. А нам – хороший марш-бросок. Ну что, поехали?

Кики принимается ритмично отталкиваться ногами, поднимая брызги.

– Молодец, Кикс. – Я целую дочь в макушку. – Чем лучше постараемся, тем быстрее доберемся до острова.

Воодушевленная моей поддержкой, дочь изо всех сил молотит ногами и толкает перед собой матрас, и мы наконец-то продвигаемся вперед. А живот снова сдавливают спазмы. Я их игнорирую. Не сомневаюсь, вот-вот пойдет кровь, запах которой быстро разнесется по океану. То и дело я начинаю задыхаться, потому что ощущение мне слишком хорошо знакомо, и это уже не ложные схватки. Так начинаются роды.