Сколько стоит любовь (СИ) - Доронина Слава

— У меня на неприязнь и ненависть были и есть другие причины, но я не знал… — повторил я.

Впервые за три года я захотел увидеть отца и поговорить с ним. Не разбить ему лицо, а именно поговорить, зная и обратную сторону всех его низких поступков.

глава 44

Александр

Глеб приехал спустя полчаса. Мы оставили Наташу в палате одну и вышли в коридор. Я смотрел перед собой и все думал над письмом, с трудом сдерживал себя, чтобы прямо сейчас же не отправиться к отцу. Глеб попросил меня присмотреть за Наташей, пока он уедет по делам на несколько дней. Она отказалась оставаться одна после всех новостей и угрозы беременности. И я пообещал ему забрать сестру, как только её отпустят из больницы. После разговора с Глебом сел в машину и направился в головной офис сети ресторанов «Кристалл»… Я зарекался общаться с отцом, но с момента возвращения в Россию уже дважды нарушал этот запрет. Первый раз, когда появился на помолвке Наташи, второй, когда пришёл в офис отца после вопиющих поступков Мирона, объявить, что по закону имею права на свои акции и намерен быть в деле. Мать именно меня указала наследником её части в бизнесе, а не Ребровского. Это отец по глупости распорядился всем, ни в чем толком не разобравшись и доверившись скользкому человеку, который за спиной трахал его жену. Но теперь я не собирался отказываться от своего права на наследство, только пришел к нему не затем, чтобы это сказать, а хотел поговорить с человеком, которого считал отцом все это время с глазу на глаз. Он ведь поэтому отдалился от матери? Узнал правду? Поэтому начал ей изменять? И почему я еще сильнее считал себя сейчас виноватым в том, что случилось в нашей семье, хотя, как таковой, моей вины не было ни капли?

Не помню, как добрался до центра Москвы и вошел в небоскреб, получил пропуск у охранника и поднялся наверх. Секретарша Ульянова сообщила мне, что отец на месте. В его расписании за столько времени ничего не поменялось. И пока женщина поднимала телефон, собираясь ему сообщить о моем визите, я молча направился в его кабинет. Открыл дверь, и подавив всплески гнева и отчаяния, которые душили меня, встретился с серьёзным взглядом отца.

— Саша?! — он удивлённо вскинул брови вверх, но тем не менее не поднялся из кресла.

Мы по-прежнему были с ним по разные стороны баррикад, но я все равно не понимал, как он мог так поступить с матерью… Будь я на его месте, конечно, испытывал боль, но ведь я всю жизнь считал его отцом… опорой, примером для подражания! И если бы не та сцена, какую я застал три года назад в этом самом кабинете, а потом и все последующие события, оттолкнувшие меня от отца, я бы по-прежнему считал его хорошим человеком. Но он им не был. Потому что настоящий мужчина с высокой самооценкой никогда бы так не поступил с любимой женщиной. По крайней мере, будь я на его месте, я бы раскрыл всю правду и не предавал себя и семью.

— Я все знаю, — уверенными шагами пересёк кабинет, достал из кармана письмо матери и положил его на стол перед ним.

— Что это? — он кивнул на листок бумаги и поднял на меня глаза. — Неужели ты снизошел, чтобы поговорить со мной? Прошлый твой визит явно нельзя назвать дружеским… Ты, случаем, не в рэкетиры подался? — его серые глаза внимательно сканировали мое лицо.

— Сейчас не девяностые, а в моих планах нет мыслей отжать у тебя бизнес. Хотя я бы не был так уверен на счёт зубастой белой акулы, что обитает в твоём особняке за городом, — да, я имел в виду его жену и с радостью бы вышиб ей её острые клыкастые зубы. Даже находясь за тысячу километров, не переставал ее ненавидеть. Никаких чувств к отцу с ее стороны не было, а жажда денег была выше любых остальных чувств. И та интимная сцена с Ребровским, какую я застал в кабинете мерзавца — лишнее тому подтверждение.

— Ты ошибаешься на счёт Лены. И сбавь обороты… она все-таки моя жена! — неуверенно говорил отец, бегая глазами по моему лицу.

— Для меня она навсегда останется дешёвой подстилкой, которая захотела лёгких денег…

Отец никак не ответил на мои ядовитые слова, взял листок бумаги со стола и бегло пробежался глазами по строчкам, пока я ловил замешательство на него лице.

— Таня была больна раком? — взглянул на меня потрясенным взглядом, а я ощутил новый прилив боли, который едва не с бил меня с ног. Значит, все это правда… Мать не обманула меня, указав в строчках, что я не сын Ульянова.

— Я хочу знать правду…

— Она написана на листе бумаги, — отец сложил его и положил на стол, отодвигая от себя на внушительное расстояние, словно ему принесли отравленное блюдо.

— Почему мне кажется, что смерть матери и та авария не случайность? Я много лет жил с этой мыслью… Наркомана, что был за рулём и въехал в машину, в которой находилась мать и Наташа, зарезали на зоне спустя два месяца. Кто-то устранял улики? Кому это было выгодно?

— Что ты несёшь? Я не знал, что Таня больна! Или ты полагаешь, что я настолько низко пал, чтобы убить собственную жену и подвергать опасности родную дочь?

Эти слова, что Наташа ему была родной, а я нет сильно резанули мой слух, но я никак не подал виду. Сжал кулаки и смотрел на отца ненавистным взглядом.

— Как так получилось, что вы ничего мне не сказали? Ведь я уже был не маленький мальчик, когда вскрылась вся правда, — слова застревали в горле, и сейчас я именно так себя и ощущал: маленьким глупым мальчиком, которого все обвели вокруг пальца.

— Таня сильно переживала и просила ничего тебе не говорить. Но после этой новости я так и не смог ее простить. Да, она ни в чем была не виновата… меня сочли погибшим, Карим и Таня по стечению обстоятельств провели вместе одну ночь… А потом, спустя столько лет, выясняется вся правда об этой короткой связи и что ты сын Карима… Мне от счастья нужно было прыгать?

— Да, действительно… — печально протянул я. — Прыгать ты не стал, а вот скакать вместе с молодыми и охочими до чужих денег меркантильными сучками начал…

— Выбирай выражения! — выплюнул отец.

— Не хочу! Ты в свое время показал полное пренебрежение к тому, что долгое время было твоей семьёй.

— Лучше бы тебе сбавить гонор, потому что…

— Вот именно, ничего я сбавлять не намерен! Потому что я решил остаться в Москве и иметь свою долю в бизнесе! — внешне я был спокоен, а внутри меня бушевал ураган.

— Даже так… — ухмыльнулся отец. Или кем он там приходился мне на самом деле.

— Одного не пойму, ты ведь видишь, что твоя Лена гнилая, как испорченный фрукт и скользкая, как змея…

— Прекрати! — угрожающе проговорил отец. — Ты многого не знаешь!

— И знать не хочу! Спорим, твоя благоверная не откажет мне разделить со мной постель?

— Ты переходишь границы! — прорычал отец, теряя контроль.

— Их перешли вы оба с матерью, когда не смогли простить друг друга. Уверен, мать любила тебя и много лет пыталась забыть об этой связи с Каримом. За все года вашего брака, она, а не ты создала надёжный тыл! И вовсе не новость, что я не твой сын, разрушила нашу семью, а ты. Ты и из-за мелочности своей души и не способности принять чужие ошибки!

— Слышу слова матери… — язвительно заметил отец. — Но ты не на моем месте и рассуждать со стороны хорошо…

— Вот как раз кто и должен испытывать настоящую боль так это я. Ты погляди, во что ты превратился? Привёл в дом шлюху, у которой вместо глазниц счётчики из банкомата!

— Не нужно отзываться так о Лене, она придёт с минуты на минуту, и я не хочу, чтобы она слышала этот разговор.

— Не хочешь, чтобы она знала, что я твой не родной сын или что её дырка наконец нашла достойного папика?

— Прекрати! — отец поднялся из-за стола и громко стукнул кулаками по столу.

— Неужели все влюбленные мужчины слепые ослы? — взял письмо матери в руки со стола. — Карим знает? — бесполезно переливать их пустого в порожнее. Отец на самом деле оказался мне вовсе и не отец и человеком так себе.

— Нет. Побежишь говорить ему и искать союзника, чтобы развалить мою компанию? Но ничего у тебя не выйдет… — я даже сморщился, услышав эти слова.