Свет твоих глаз (СИ) - Лактысева Лека

― Ника, детка, тебе мужа мало, что ты меня вспомнила в шестом часу утра? ― не дожидаясь, когда я поздороваюсь и представлюсь, начал дурачиться Тим.

Жаль, мне было не до шуток.

― У Эда температура тридцать девять. Что делать? ― перебила я извержение фонтана остроумия.

Тим поперхнулся весельем:

― ...твою мать! Что есть от температуры?

Я принялась перебирать аптечку, которую предусмотрительно принесла с собой из кухни.

― Кеторол, ибуклин, две таблетки антигриппина… вроде все.

― Эд в сознании? Пить сможет?

― Напою.

― Тогда для начала антигриппин. Таблетку. И не жди, пока подействует, разотри мужа спиртом или водкой.

― У нас нет спиртного, ― растерялась я.

― Уксус? ― Тимофей был краток.

― Это есть.

― Значит, растирай уксусом. Я сейчас приеду. Жди.

― Жду.

Я помчалась за водой и уксусом. Прихватила столовую ложку ― на случай, если Эд не сможет пить из стакана. К счастью, мне удалось немного растолкать мужа и уговорить его выпить лекарство. Правда, потом он снова погрузился в полузабытье. Я растирала его грудь, живот, руки и ноги, молясь про себя, чтобы все обошлось.

Откуда у Эда температура? Чем он заболел? Вчера вечером он был абсолютно здоров! Даже не чихал и на насморк не жаловался… Эти мысли, бессвязные, бестолковые, мельтешили в моей голове, а руки словно сами по себе продолжали скользить по неестественно горячей коже, которая слишком быстро высыхала и продолжала исходить внутренним жаром.

― Потерпи, Эд, любимый… сейчас Тим приедет, он быстро разберется, что с тобой, ― я бормотала эти слова, успокаивая и уговаривая не столько мужа, сколько себя.

В душе нарастала паника. Ну не может же жизнь быть так жестока?! Не может судьба отобрать у меня еще и мужа! Я больше не хотела терять тех, кто дороже жизни!

Тимофей примчался через двадцать минут ― встрепанный, небритый, одетый в джинсы и худи. Я впустила его, отвела наверх, встала в ногах нашей с мужем кровати, стягивая у шеи ворот легкого шелкового халата.

― Температуру перемеряла?

― Нет еще…

― Давай-ка первым делом проверим, ― Тим поставил термометр, кивнул мне: ― Держи руку Эда.

Я забралась на постель, села у стены, прижала плечо Эдуарда к телу.

― Так. Ложка есть. Сейчас посмотрю горло.  ― Тимофей зажег фонарик на своем смартфоне, направил свет в рот старшего брата.

― Горло красное, но без налета. Не ангина точно, но простуда.

― Думаешь, грипп?

― Скорее всего. Сейчас по городу пошел подъем. Эд вчера мог где-то переохладиться?

― Мог. Вечером. Ходил в распахнутой куртке, а под ней ― одна рубашка.

― И где это вы так развлекались, молодожены? ― Скворцов-младший окинул меня ироничным взглядом, снял с шеи трубку, начал прослушивать грудную клетку Эдуарда.

Я глотнула воздуха и прикусила губу: Скворцовы же еще не знают, что Оксана в клинике! Значит, придется мне второй раз за утро стать гонцом, несущим плохие новости… К глазам подступили слезы. Я сжала зубы, запрещая себе раскисать: не до того сейчас!

― Ну, что? ― как только Тимофей вынул дужки стетоскопа из ушей, потребовала ответа.

― Дыхание чистое, но жесткое. Пока ничего угрожающего. Что с температурой?

Я взглянула на градусник:

― Тридцать восемь и семь.

― Ага! Вниз пошла! Это хорошо! ― Тим удовлетворенно кивнул. ― Но все равно подъемов выше тридцати восьми лучше не допускать. Так где вы вчера прохлаждались?

― Сначала в «Диканьке». Потом позвонила суррогатная мама, сообщила, что у нее кровотечение. Мы все бросили и поехали к ней. Спешили, не застегивались…

Скворцов младший расширил глаза, покачал головой:

― Вы вообще спокойно жить не умеете? Что ты, что брат. То драка, то суд, то больница! Сумасшедший дом!

Вместо ответа у меня вырвался судорожный всхлип. Я вдруг почувствовала себя виноватой ― во всем: в том, что Оксана в клинике. В том, что Эд простыл. В том, что Тимофею пришлось мчаться к нам с утра пораньше в свой выходной.

― Э-эй! Сестренка! Ты что ― реветь надумала? ― Тим нахмурился, но взгляд его стал внимательным и сочувствующим. ― Если что, я тебя ни в чем не виню! И вообще, поправится Эд через неделю-полторы. Уж с гриппом он точно справится! Я вообще удивлен, что брат заболел. Такое с ним редко приключается…

― Может, ему в больницу?.. ― робко предположила я.

― Не поеду, ― раздался хриплый, непривычно-низкий голос Эдуарда.

― Но как… тебе нельзя одному, а мне на работу надо, ― оставлять мужа без присмотра я точно не была готова.

― Возьми неделю за свой счет, а мне больничный оформим.

― Ты смотри! Начальник в тебе, брат, проснулся раньше, чем ты сам! ― тут же снова начал подшучивать Тимофей, но я видела, какое облегчение проступило на его встревоженном лице. ― Ника, температуру измерять каждые три часа. Подъемы еще будут обязательно. Уколы делать умеешь? Хотя бы внутримышечные?

― В попу ― умею, ― призналась я. ― Пришлось научиться, пока мама болела.

― Значит, так: я сейчас в дежурную аптеку ― привезу все, что может понадобиться. Потом ― домой, досыпать. Но телефон положу рядом, ― взялся распоряжаться Тим.  ― Ника, звони в любой момент, при малейшем беспокойстве! Поняла?

― Да. Может, посидишь еще полчасика с Эдом? Мне Найджела вывести надо.

Лабрадор, услышав свое имя, тут же встал с подстилки, подошел, ткнулся мокрым носом в колено Тимофея.

― О тебе я забыл, друг, ― повинился Скворцов-младший. ― Тогда давай, Ника, пулей на прогулку и обратно. Мы тут сами пока.

Чмокнув мужа в скулу, я помчалась переодеваться. Через пять минут мы уже спускались с Найджелом по еле освещенной лестнице.

― Не нервничай, парень! ― уговаривала я пса, который тормозил и то и дело оглядывался на дверь, за которой остался его любимый хозяин. ― Понимаю, ты без Эда гулять не привык. Но что поделаешь, если ему разболеться вздумалось...

На улице мы с Найджелом не задержались: он быстро сделал свои дела и сам потянул меня домой. Я почти бежала за ним следом и даже не пыталась притормозить.

Когда, вымыв лапы псу, поднялась наверх, застала братьев Скворцовых в скорбном молчании. Эдуард полулежал на двух подушках, зажмурив глаза, и играл желваками на скулах. Тимофей стоял у окна и пытался протаранить лбом стекло.

― Что произошло?! ― испуганно бросилась к мужу.

Эд не ответил. Только нащупал и сжал мою ладонь.

Тимофей медленно обернулся:

― Мы позвонили в клинику.

― Оксана?! ― меня пробрала такая жуть, что волоски на руках встали дыбом.

― Сама женщина в порядке, ― покачал головой Тим. ― Но детей не будет. Выкидыш.

Я молча покачала головой. Слов не было. Наклонилась, обхватила Эда руками, вжалась носом в его шею:

― Ты только не отчаивайся, родной! Так бывает… попытку можно повторить.

― Я пойду, ― прервал мой шепот Тимофей. ― Держись, брат. Ника, проводишь меня?

Я нехотя оторвалась от мужа. Взглянула на Скворцова-младшего. Тот со значением указал мне глазами на дверь.

«Хочет что-то сказать», ― догадалась я.

― Я всего на минуточку, хорошо, Эд?

― Иди. Я никуда не денусь. ― Муж безвольно уронил руки, выпуская меня из судорожных объятий.

Мне было страшно оставлять Эда ― даже на минутку. И все же я сделала усилие над собой. Встала, спустилась с Тимофеем в гостиную.

― Я знаю, что не должен лезть в ваши отношения… ― Тим присел на диван и похлопал по сиденью рядом с собой, приглашая составить ему компанию. ― Но зачем вам суррогатная мать? У тебя какие-то проблемы со здоровьем? Так давай, помогу с обследованиями, с лечением. Рожайте своего ребенка, общего!

У меня подломились ноги, и я не дошла до дивана: опустилась на ковер в паре шагов от Тима. Снова стянула у горла ворот халата, закрыла глаза. Не ожидала, что Эд решит молчать обо мне, но муж проявил невероятное благородство! Однако теперь, когда я перестала быть наемной работницей, а стала членом семьи, мое молчание не имело смысла. Глупо скрывать от близких свои проблемы.