Джокер (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena"

Костя лечился. Настойчиво, маниакально, как и все, что он вообще делал в этой жизни. Он не умел иначе. Никогда наполовину. Врач заставлял проходить курс за курсом, принимать лекарства. Иногда неделями лежать в клинике. Костя хотел быть нормальным… ради меня и нашей девочки. Мой упрямец. К цели, стиснув челюсти и пальцы. Я иногда смотрела ему в глаза и боль впитывала каждой порой. Адскую, невыносимую боль от которой у него на белках красные прожилки выступали. Представляла, через что он прошел, и по телу пробегали волны дрожи. Кончики пальцев холодели. Жутко становилось от одной мысли, что однажды он может не выдержать и проиграть эту войну.

Никому и не снился этот Ад. Его жуткие крики по ночам. Содранные до мяса ногти. Он кричит от очередного кошмара, а я сжимаю его плечи и тоже кричу. Молча. Беззвучно. Потому что нельзя ломаться. Я должна быть сильной рядом с ним.

А потом целую его лицо, хаотично, лихорадочно.

"Посмотри на меня. Дааа, вот так. Смотри мне в глаза. Скоро, любимый. Скоро станет легче. Это пройдет. Потерпи. Ради меня. Пожалуйста. Ты сильнее его. Ты намного сильнее. Ты НАСТОЯЩИЙ".

"Друг для друга с ума сойдем.

Поцелуй, ведь без тебя мне не справиться…

Дышать тобой мне бесконечно хочется,

И мой огонь, он никогда не кончится.

Держи меня мне без тебя не справиться…"

©Аlеksееv — "Океанами стали"

И он кивает, впивается в меня скрюченными руками, головой к животу прижимается, а я глажу его спутанные волосы и чувствую, как он дрожит. Мы оба не знаем, как долго сможем это сдерживать. Его монстра на короткой цепи. Настоящего, непридуманного. Люди боятся чудовищ под кроватью, эфемерных маньяков в подворотнях, призраков, а мы знали, кого боимся. И он был настоящим. У него даже было имя, которое мы больше не произносили вслух. Врач сказал, чтобы я называла мужа настоящим именем. Чтобы Костя идентифицировал себя только с собой, а не с кем-то еще. Но все же тот, другой приходил… Изматывая нас обоих. Заставляя меня истекать холодным потом и ждать… ждать самого ужасного.

Мы научились даже шутить над этим, хотя нам и не было смешно. Теперь нам было страшно… а еще появлялось то самое отчаяние, что ничего не получится. Что все напрасно. Но все же мы смеялись, иначе можно было сойти с ума. Бывало, Костя сажал меня к себе на колени и серьезно глядя в глаза говорил:

"— Если вернется Гордеев, и ты с ним…

— Я не с ним, а с тобой. Гордеев меня больше не получит.

— Я убью вас обоих.

— Убей нас обоих.

— Не страшно?

— Нет. Потому что я сказала, что Гордееву ничего не светит. И скоро он перестанет приходить.

— Смотри мне.

— Ревнивый монстр".

Гордеев и правда перестал со временем приходить… как и Джокер. Его становилось все меньше и меньше. Врач говорил, что пока Костя остается сам собой, он не опасен. И это хороший знак. Это ремиссия, которой мы все и добивались.

А я полюбила его настоящее имя. Каждую букву. Теперь это был действительно он. Мой любимый. Обнаженный до костей. Без единой маски. Даже без кожного покрова. Раскрытый и беззащитный передо мной, как и я перед ним. И я видела этот радостный блеск в его глазах, когда выгибалась под ним в экстазе и кричала его имя… Когда звала его или писала это имя в смсках.

Нам хотелось, чтобы все было, как и у других. Радости хотелось, любви. И мы любили. Взахлеб. С таким отчаянием, на которое способны только те, кто боятся потерять свое счастье в любую секунду.

"Мой воображаемый друг, воображаемый…

лестницы, ведущие вниз, уничтожаю я.

облаков перина станет нам с тобой кровать.

в зеркалах невидимый, но столь обожаемый,

мой воображаемый друг, воображаемый,

но пока ты рядом, моя плоть не ляжет спать".

© "Сhеshirеs" — "Воображаемый Друг"

Я не просто боялась, меня трясло от панического ужаса, когда я вдруг видела потемневший взгляд и стиснутые челюсти. Я его срывы чувствовала еще до того, как они начинались. Я заставляла его смотреть на себя, мне в глаза, сжимала его ладони и прижимала к своей груди. Пока не начинал дышать ровнее, спокойней и вымученно не улыбался мне, привлекая к себе. И только я знала, какой жуткой участи избежал наглый водила на парковке или отмороженный сопляк возле киоска… Никто из них даже не догадывался, какой зверь стоит рядом и на что он способен.

"— Зачем мне лекарства, Мирааа, ты мое лекарство. Доктора должны прописывать тебя внутривенно. Три раза в день.

— Я у тебя есть намного чаще, не жалуйся, Туманов".

Он смеется, а глаза это счастье не трогает. Где-то там в зрачках все еще прячется его тьма. Едва уловимая, как тварь, которая затаилась в кустах и ждет, когда сорвется с поводка и сможет кого-то сожрать.

Мне снились иные кошмары… мне снился он с пистолетом у виска, на коленях, с усталым, измученным взглядом, и мой ужас от понимания, что теряю. Дрогнет его палец и все… и нас обоих не станет. Он держит меня, а я его. Иначе мы раскрошимся оба. Он руку вперед вытянул, чтоб не смела шаг сделать, а я тоже на колени напротив него падаю.

"Ну а здесь пастельные тоны, постельные стоны

я вышел весь, свет луны умчится вдаль,

в лесов теплынь, полей хрусталь, сотрет эмаль…

ласково погладят виски вороненой стали куски".

© "Сhеshirеs" — "Воображаемый Друг"

"— А как же я… как же я, Костяяя? У меня нет никого больше. У НАС нет никого. Меня только ты и держишь…

Не смотрит, глаза закрыл и пистолет сжимает, рука дрожит. А я ползу к нему по полу, захлебываясь слезами. Вздрагивая от каждого его вздоха.

— Не надо… ради меня. Пожалуйста, Костя. Ради меня и ребенка. Мы можем начать все сначала… Да. Можем. Дай нам шанс. Я умоляю тебя. Один. Маленький шанс, которого у нас никогда не было раньше. От нас ничего не зависело. Это и есть правосудие. Твое ПРАВО на счастье.

Он на пол падает и ногти ломает о паркет, открыв рот в беззвучном вопле, а я подбираюсь все ближе, чувствую, как саму ломает вместе с ним. Как больно видеть его таким… таким страшным и в то же время беззащитным перед собственными демонами.

— Тебя можно вылечить. Можно это контролировать. Мы научимся. Вместе. Вот увидишь… Я так люблю тебя. Так люблю тебя. Не оставляй меня, пожалуйста.

Подползти еще ближе и увидеть, как он вскинулся, сжимая ствол обеими руками. Глаза как в поволоке. Смертельно уставшие, больные глаза, и пистолет в пальцах дрожит. А я его руки своими обхватила и к груди своей прижала дуло, вдавливая слева.

— Вот здесь бьется мое сердце. А чуть ниже сердце твоего ребенка. Мы не хотим оставаться одни без тебя… Ты же нас не бросишь? Я сломаюсь. У меня ничего нет, кроме тебя. Ничего в целом свете… Или с собой забери. Костя, посмотри на меня — заберешь меня с собой?"

— Я монстр, Мирааа. Я — убийца. Я сорвусь когда-нибудь… Сорвусь, и ты не удержишь. Никто не удержит.

— Я буду держать из последних сил. Я не отпущу тебя. Не отдам никому, слышишь? Даже тебе самому не отдам. Ты мне веришь?

— Я себе не верю. Себееее.

— Я тебе верю. Я в тебя верю. В нас верю. Дай мне шанс. Не убивай меня, Костя… умоляю тебя. Я жить хочу… с тобой. Я хочу жить".

И он кричит, скривившись, как от адской боли, а я пистолет в сторону швыряю и сильно прижимаю его к себе.

— Я с тобой. Слышишь? Я с тобой. Всегда с тобой буду. Мы уедем. Мы все бросим и уедем… Начнем заново. Новая жизнь. Все новое".

Я просыпаюсь, обливаясь холодным потом. Вижу его спящего рядом и, устроившись у него на груди, засыпаю снова. А иногда снится, что я не успела, что он спустил курок. Снится, что уехала куда-то, а вернулась, и он мертвый на полу… а на лице грим Джокера. Или ушел сам. И потом в сводках новостей девушку с зашитым ртом показывают, понимаю, что это Я виновата. Я эгоистично не дала ему уйти. Не дала свершиться тому самому правосудию… Но кто меня за это осудит? Я люблю. А любовь — она жадная и эгоистичная дрянь. И я не намерена его отдавать ни Богу, ни Дьяволу, ни гребаному правосудию. Он мой. До самого конца. Не важно, когда этот конец настанет, но он мой.