Просроченное завтра (СИ) - Горышина Ольга

Няня Люда за два месяца сотворила с ребенком чудо — девочка не только начала произносить отдельные слова, но и даже составлять элементарные фразы. Оксана в машине всегда молчала, и Алена в конце концов намекнула Саше, когда тот принес документы, забыв, что мать ушла к зубному, что подчеркивая перед ней достижения дочки, он каждый раз бьет по самолюбию своей жены.

Они пили чай. Саша долго смотрел на плавающий в чашке лимон, прежде чем поднять глаза. В голос его вернулась прежняя пугающая сухость, и даже внешне он вдруг накинул несколько лишних годков. Или же при долгом рассматривании Алена наконец увидела на лице господина Светлова следы нечеловеческой усталости, которые в материнской квартире тот старательно скрывал за приветливыми улыбками сына, а в машине — за горящими глазами счастливого отца.

— Ты не знаешь, что мы пережили за эти два года. И ужасно сознавать, что многое мы делали не так, потому что не слушали тех, к чьему мнению стоило б прислушаться.

Алена поняла, что он имеет в виду Эльвиру.

— Возможно, если бы такая Люда вошла в наш мир чуть раньше, в нем было бы меньше бессонных ночей. Но я свято верил, что Оксане, как маме, видней, что лучше для нашего ребенка. Я не мог и подумать, что ребенку станет лучше, если гиперзаботливой матери будет в ее жизни гораздо меньше. Но если я надоел тебе разговорами о Еве, то так и скажи. Я пойму. В восемнадцать чужие дети меня тоже мало трогали.

Алена выдержала его злой бесконечный взгляд.

— Мне три недели уже, как девятнадцать, — отчеканила она на его манер.

Саша опустил глаза и растянул губы в подобие улыбки.

— Но ведешь ты себя все еще на восемнадцать.

На этом неприятный разговор не закончился. Саша не стал дожидаться возвращения матери:

— Раз ты не маленькая, то сама со всем разберешься.

Он даже дверью хлопнул перед ее носом, не позволив себя проводить. Алена бегом вернулась в кухню, схватила его чашку и выплеснула весь чай вместе с лимоном в раковину, забрызгав столешницу. Но вместо того, чтобы схватиться за тряпку, она вцепилась себе в волосы, уселась в джинсах на кафельный пол и разрыдалась. С глаз тут же потекла тушь. Алена чертыхнулась и бросилась в ванную привести себя в порядок до возвращения хозяйки. Косметика с глаз простым мылом не смывалась, а брать косметическое молочко из запасов Эльвиры она не посмела, потому перевела кучу туалетной бумаги, боясь оставить на белом полотенце черные разводы.

Теперь следовало заново накраситься. Эльвира в первую же неделю прочитала Алене лекцию о том, как должна выглядеть девушка. От мамы она слышала только

— чего намалевалась, даже после использования одной лишь помады. Правда, это противостояние началось после повальной моды на «смоки-айс», которой ее в четырнадцать лет заразила Лидка. Теперь мать ей ничего не говорила. За два месяца она была дома лишь дважды, и обе поездки чувствовались как гости. В первый визит они обсудили Стаса, и мать с бабушкой, кажется, поверили, что он «хороший мишка», хотя поверить в наше время, по словам бабушки, в платоническую любовь невозможно.

— Бабуль, какая любовь? У нас ничего личного, у нас бизнес!

Про почти ежедневные ужины она не стала распространяться — все равно не поймут, что человеку до безумия необходим другой человек для общения, если он не одинокий волк, а Стас не был ни волком, ни одиночкой — он просто в одночасье лишился семьи. Вплоть до сестры. Но о Марине они почти не говорили. Алена только знала, что у нее все хорошо. Прямо как у доллара, который с тринадцати рублей прыгнул аж на семнадцать. О том, что бизнесу плохо говорить вечерами не стоило, она знала все цифры и без него. Они говорили о погоде. Особенно во вторник двадцать седьмого октября, когда пошел первый за месяц дождь. Они смотрели в мутное стекло и оттягивали минуту выхода в мокрую тьму. Или все же минуту расставания? Алена смотрела в спокойное лицо Стаса, но оно не давало ей никакого ответа.

— В Питере даже в ресторанах должны продавать зонтики! — усмехнулся тот. — Я не поверил в прогноз погоды…

А она поверила и потому сменила пальто на плащ, хотя ей безумно не хотелось этого делать. Тетя Маша заявила, что к хорошему быстро привыкаешь. Глупая, Алену грела не итальянская марка и не цена пальто, а мысль о дарителе. К нему она и бежала, сломя голову, позабыв зонт в прихожей Эльвиры. И завтра, если снова верить синоптикам, ей быть мокрой. Но мокрой она не была. Полина уходила рано по неотложному делу и довела ее до арки под своим зонтом, а Саша не опоздал. И вот сейчас дворники так же бешено, как и утром, разгоняют воду на лобовом стекле, как десять минут назад ее пальцы размазывали по щекам слезы.

Дрожащей рукой Алена набрала номер мобильного. Саша ответил после второго гудка:

— Мам, я оставил все Лене. Делай с этим, что хочешь. Мы реально в большом минусе.

— Саша, это я, — не сразу сумела перебить его Алена. — Я звоню, чтобы извиниться.

Ответ запоздал. Она даже услышала, как щелкает поворотник. Должно быть, Саша опустил руку с аппаратом на руль. Других звуков в салоне не было, а Саша никогда не ездил в тишине.

— Тебе не за что извиняться, — голос его сделался глухим, хотя начинал он разговор довольно бодро. — Лен, я понял, что ни со своими проблемами, ни со своими радостями тебе не интересен. Все нормально. С этой минуты ничего личного, только бизнес. Так даже лучше для бизнеса. У тебя в голове и так не осталось свободной ячейки памяти.

Алена начала крутить в воздухе воображаемый телефонный шнур.

— Саша, это неправда. Мне интересны успехи Евы. Просто Оксане…

— Я не намерен обсуждать с тобой свою жену! — он почти прокричал это, тут же глухо буркнул «пока» и отключился.

Алена уселась с трубкой на диван, чувствуя себя еще худшей дурой, чем до звонка. Кот приподнял голову, и Алена машинально погладила его — Арчибальд принял ее в семью. И Александр Сергеевич тоже. Чего стоил только ее день рождения! Он все продумал, заказал отдельный зальчик в неброском кафе, чтобы не смущать ее маму и бабушку. Здесь был и он с женой, и Эльвира, и даже Катя с Пашей и его женой. Небольшой корпоратив, чтобы родственники Алены не подумали лишнего. Макс играл на гитаре, Полина читала стихи, а у жены Паши оказался неплохой голос. Недовольным остался один лишь Стас. Саша не собирался красть у него этот вечер — он честно поверил в возлюбленного срочника и хотел подарить верной имениннице праздник, говоря, что у той от занятий уже дымится черепушка. Алена ничуть не расстроилась — ее сердце ликовало при виде скорбного вида Стаса, и она не спала всю ночь и весь день злила Эльвиру глупыми ошибками, но вечер не привнес в отношения со Стасом ничего нового. Ужин оказался так же скуп на чувства, как и на алкоголь. Хотя она стараниями Эльвиры сделала большие успехи не только в бухгалтерии. Начали они с шампанского в буфете театра Буфф, который находился на противоположном берегу реки. Ее и на выход принарядили из гардероба Кристины, и спать уложили, видимо в ее же кровать, потому что утром ей предложили на выбор целый шкаф.

— Оксана отказалась брать вещи Кристины, — сказала Эльвира, морщась.

— Мне, понимаешь, уже не по возрасту и не по формам. Выкинуть рука не поднимается. Я выросла в бедности. Подарить некому. Все мои родственники в Москве. Может, тебе что приглянется? Бери, не стесняйся.

Однако выбрать из всего этого дорогого изобилия оказалось крайне сложно, и Алена подумала, что Оксана побрезговала не чужими вещами, а вкусом их владелицы. Алена с трудом отыскала длинную юбку без всяких рюшечек, блесточек и прибамбушек, пусть и розового цвета, а вот кофту пришлось надевать в цветочек. Быть может, в ночи после шампанского она бы себе в этом наряде и понравилась, но не при свете дня и не на трезвую голову. Однако Саша оказался иного мнения

— он окинул ее критическим взглядом и без всякого сарказма сказал, что на ней это смотрится куда лучше, чем на Кристине. Эльвира этого не слышала, и у Алены получилось замять комплимент, который Саша не повторил до ее праздника. Тут уж комплимент ей пришелся совсем не по вкусу.