Охота на журавлей (СИ) - Николаева Ольга

- А где твой?

- Да вон, рыжик в синей футболке, видела? Нырнул только что…

- Фьююють, - присвистнула Галина, - а разве он не должен постарше-то быть? Ты ж, вроде, давно родила-то? А это совсем малыш…

- Это младший. Витя. Старший в спортшколе сейчас, вот мы его дожидаемся.

- А в кого он такой яркий у вас? Вроде бы, муж у тебя был темненький… Да и ты на рыжую не похожа…

- Понятия не имею. Искали среди всей родни - никого похожего. Наверное, какой-то очень далекий предок проявился. Они с Димкой - как две капли воды, два рыжих-бесстыжих братишки. И все. Ни со мной, ни с Мишей - ничего общего. - Арина легко повела плечами. Она уже привыкла к таким вопросам, привыкла на них отвечать.

- Хм… Дети от соседа? - Галка сначала засмеялась своей нелепой шутке, потом опомнилась, осеклась. - Ой, прости… Я ничего не имела в виду…

- Да мне не важно, Галь, что ты хотела сказать. Мне, - она выделила голосом, - не важно. А вот тебе, все же, советовала бы научиться думать. Сначала думать, а потом говорить. Поверь, ты стала бы намного симпатичнее для многих людей. А так, глядишь, и напросишься когда-нибудь, на такое, что очень долго икать будешь. От страха и огорчения.

- Ой, ладно. Ну, прости. Я ж, правда, без всякой задней мысли ляпнула…

- Не прощу. Только, боюсь, для тебя от этого не изменится ничего.

- Неа. Ты ж знаешь, я ведь не со зла. Просто язык как помело. Но зато не держу за душой ничего плохого. - Галя словно и не заметила, каким холодом ее бывшая коллега обдавала. Тараторила дальше, как ни в чем не бывало.

- Допустим.

- Ой, а ты представляешь?! Этот, с которым ты мутила-то тогда, помнишь? Он же, представляешь, любовник нашей грымзы был! Я тебя-то зря тогда ревновала, планы строила на него, а он-то лизоблюд и подкаблучник оказался!  - Глаза Галины горели таким же светом, как в былые времена, когда она рассказывала самую последнюю и горячую сплетню.

- Мне не интересно, Галь. И вообще, уже пора идти…

- Да подожди ты! Дай, договорю, и сама пойду уже. А то ведь мой, глядишь, полезет с линейкой и циркулем все тут мерить. - Она схватила Арину за плечо, чуть ли не силой усаживая на место, которое та уже собиралась покинуть. - Они же спалились с ней, когда он вернулся со своих северов, представляешь? Ходили в обнимку по соседнему супермаркету, продуктами закупались, в одну корзинку-то…

- Дай угадаю, кто их спалил?

- Не только я. Многие видели. А потом они и на работе стесняться перестали. Не так, чтобы демонстративно, но многим понятно стало, что у них отношения не только рабочие.

- Ну, что ж, я рада. У людей семья и отношения. Что еще тут скажешь? - Арине было сложно подобрать слова, чтобы правильно отреагировать. И молчать не получалось: Галя выжидательно смотрела, явно хотела что-то в ответ услышать.

- Нет, ты представляешь, смелый-то какой? От нашей шефини под ее носом с тобой гулять? Это ж… я ж… прямо не знаю…

- Галь. Я думаю, тебе пора идти к мужу. Иначе мне тоже придется что-нибудь вспомнить. Не очень приятное, но обязательно, когда он сюда подойдет.

- Фу, какая ты, Родионова! Раньше подобрее как-то была…

- Какая есть. Прости. Вот моя подруга идет. Мне бы хотелось пообщаться с нею наедине. - В отдалении, действительно, Таня показалась. - До свидания, Галя. И счастья тебе в семейной жизни.

Рыжая фыркнула обиженно, подхватила сумочку и ушла, возмущенно цокая каблуками. Арина провожала ее взглядом, думая, что жизнь Галку, таки, наказала. Иначе, как назвать ее пылкую любовь с пожилым и занудным мужчиной?

- Кто это был? - Таня присела на то же место, где и Галя сидела. Официант только успел убрать чашку с недопитым чаем.

- Неважно. Не видела сто лет, и еще столько же не вспоминать бы…

- Ладно. Забыли. Ну, так что? Мишке уже сказала? - Таня, как обычно, начинала с места в карьер.

- Нет.

- А в чем проблема-то?

- Не знаю, с чего начать…

- Вот ты дура-то, Родионова. Временами кажется, что поумнела. Но это только кажется…

Эпилог. Часть 2

- Ну, ты ж понимаешь, Миша и так один работает очень долго, наверняка, уже устал тянуть на себе все… Я вот мечтала, что выйду на работу, и нам обоим полегче станет.

- И что? Собираешься что-то изменить, ничего с ним не обсудив?

- Упаси боже, Тань! Даже мысли такой не было!

- Мысли о чем? Чтобы не обсуждать или чтобы менять?

- Я буду рожать, в любом случае! Как, вообще, можно было себе другое представить? Ты посмотри на моих рыжулек… Это же счастье такое… - Арина нашла сына глазами, в который уже раз понимая, что не может им налюбоваться. И Витей, и Димой любовалась бесконечно, даже несмотря на то, что парни добавили седых волос и ей, и мужу. Злилась на них, ругалась иногда, но каждый день благодарила небеса за то, что в ее жизни есть эти три мужчины - два маленьких и один взрослый.

- Счастье, конечно. Разве я спорю? - Таня, как обычно, невозмутимо повела плечами. - Мое счастье от бабушки скоро вернется, и закончится моя спокойная жизнь, будто и не начиналась.

- Ну, тогда зачем ты, вообще, об этом говоришь?

- А зачем ты тогда мозги пудришь себе и Михаилу? Думаешь, он иначе считает? Ты, как будто, святая вся такая из себя, а он - изверг?

- Нет. Ты прекрасно знаешь, что этот этап мы давно уже прошли. - Арина не лукавила. Ей, конечно, пришлось много сил потратить, чтобы изжить дурную привычку: приписывать Мише все возможные грехи, а про свои настоящие недостатки забывать или умалять их значение.

- А может, у тебя рецидив намечается? Знаешь, некоторые болячки, они такие -  стоит расслабиться, и вот , пожалуйста, снова вылезли… Судя по твоей медлительности, ты снова начинаешь что-то за Мишку додумывать, от того и боишься.

Рина вздохнула. Потом еще раз. Долго крутила салфетку в руках, превратив ее в лохмотья, не поднимая глаз.

- Тань, вот только ты умеешь так качественно тыкать носом в собственную лужу. Аж противно становится иногда…

Подруга хмыкнула:

- От меня противно или от себя? Если не нравится то, что я говорю, так ради бога: можешь просто не ставить в курс того, что у вас творится.

- От себя, Танюш, конечно. Я ведь понимаю, что начинаю повторять ошибки. Думала, уже поставила точку на этих своих самокопаниях, а вот, поди ж ты… Горбатого, наверное, могила исправит…

 Было время, когда Арина спокойно в зеркало не могла на себя смотреть: так противно было видеть лицо махровой эгоистки. Не сразу, конечно, дошла до нее вся глубина и размах сделанных ошибок. Может быть, постоянное ощущение своей вины перед Мишей заставило Рину смотреть иначе на мужа и на себя, может, материнство, которое вынудило поменять многие взгляды на мир, а возможно, и Таня помогла. Подруга долго терпела и слушала, как Арина рассуждает о своих семейных отношениях, а потом не выдержала. Не стесняясь в выражениях, попросила Родионову, чтобы та прекратила строить из себя обиженную жертву. Это было ошеломительно. Суровая правда оглушила, сбила все ориентиры, по которым Рина раньше жила. От того и больно так было, что понимала: правда. И то, что в их ситуации Миша пострадал больше, хотя бы потому, что он был предан, и сам же на себя взял все усилия, чтобы помириться. И обижала его Арина не меньше, но, отчего-то, прощения просить приходилось ему. О том, что в своем стремлении построить карьеру, она почти не уделяла мужу внимания, а его заботу принимала как должное, лучше было и не вспоминать.

 Пришлось ломать себя. Во многом. Часто забываясь и возвращаясь к старым привычкам: молчать, придумывать обиды, дуться, ждать, что муж догадается сам обо всем и исправится, так же самостоятельно. Одергивала себя, как только запущенный в голове маховик мыслей доводил ее до идеи с разводом. Понимала, что перегнула палку опять, заставляла себя смотреть на ситуацию иначе. Долгие и частые тренировки помогли.

 А Миша, неожиданно почувствовавший заботу и внимание, словно преобразился. Ему, конечно, все так же было сложно обсуждать «какие-то женские заморочки, не существующие в реальности», но он старался, шел на диалог. Порой, достаточно было пары его слов, чтобы развеять все страхи и сомнения, мучившие Арину. Порой, они спорили так, что хрипеть начинали, расходились по разным комнатам, потом возвращались, уже с новыми аргументами. Но в итоге, всегда договаривались. Порой, Миша просто уступал Арине, предпочитая сохранить мир в доме, а не одержать моральную победу над женой, ведь от этой победы обоим было бы тошно…