Месть женщины - Калинина Наталья Дмитриевна

— Нет, что ты. Отец будет очень рад. Ну а мама всегда и во всем с ним согласна. У нас совсем не религиозная семья, хоть мы и чтим Аллаха и его пророка на Земле Магомета. Но мы никакие не фанатики, как некоторые. У нас в городе тоже есть католический храм. И даже синагога. — Он вздохнул. — Правда, в Париже мы, наверное, не сможем пожениться — у меня давно просрочена виза. Но это не беда. Я куплю билеты на самолет до Стамбула, и там мы с тобой…

— Погоди, — прервала его мечты Лючия. — Сперва я должна разобраться как следует во всей этой грязной истории, в которую влипли мой брат и невестка. Я не могу бросить их в беде, понимаешь?

— Да, — Фарух горько вздохнул. — Я знал, что ты так скажешь. Ну да, я бы на твоем месте сделал точно так же. Если бы Али вдруг попал в дурную компанию…

— Помолчи-ка, — беззлобно сказала Лючия, и Фарух мгновенно повиновался. — Отец Марии был женат на миллионерше, которая родила ему близнецов. Потом она свихнулась и загудела в психушку. Я прочитала об этом в газетах, когда вспыхнул скандал вокруг связи Марии с этим красавчиком Конуэем. Ну да, во всем был виноват отец Марии — он надеялся опубликовать свою книжку и выступил по телевидению с каким-то дурацким рассказом про свое прошлое, стал каяться в каких-то грехах, — вспоминала Лючия. — Мы, американцы, не любим, когда человек рвет на себе рубашку, бьет кулаком в грудь и говорит, что он плохой и грешный. Постой, постой, этой Сью сейчас должно быть года двадцать три или что-то в этом роде. Она лежит в той самой клинике, откуда позвонили Франко. Но почему тогда в Париж первым вылетел он, а не Мария? Какое он может иметь отношение к этой Сью, как ее… Тэлбот, что ли? — гадала Лючия.

— Это очень плохой человек, — бормотал Фарух, то и дело проваливаясь в сладкую дрему. — В Анталии всегда тепло… У нас на крыше большая веранда… Там стоят пальмы в кадках и растет большое инжировое дерево. Прямо из стены дома растет. Я люблю инжир с дерева. Давай скорее уедем из этого проклятого города…

Лючия бережно переложила голову засыпающего Фаруха со своей груди на подушку рядом, встала и подошла к окну. Она вдруг поняла, что эта. Сью, которая лежит теперь в клинике, тоже была любовницей ее братца, что на ее лечение требуется много денег и потому Франко связался с каким-то подонком из мафии. Ну а Мария по своей глупой доброте во всем потакает мужу.

«Но что же делать? — размышляла она. — Если их посадят в тюрьму, а рано или поздно это обязательно случится; Франко глуп, а Мария жутко наивная, — родители не переживут такого удара, ну а на карьере Лиззи можно поставить крест. Нет, нужно обязательно что-то предпринять…»

Она решительным шагом направилась к кровати, на которой сладко посапывал измученный несколькими бессонными ночами любви Фарух. Встряхнув его за плечи, прижала к своей груди и сказала:

— Ты должен помочь мне. И тогда я обязательно выйду за тебя замуж. Даже, может быть, уеду в твою Анталию. Лючия Грамито-Риччи умеет держать слово.

— Мне не нравится этот Стефано, — сказала Маша Франческо. — Он что-то от нас скрывает. Я в этом почти уверена.

Они сидели в летнем кафе на улице Альфреда де Мюссе. В Париже было пасмурно, но очень жарко. Лето было на исходе, душное и тяжелое для людей лето.

— Ты не права, Мария. Я знаю Стефано уже много лет. Отличный моряк, хороший друг, — возразил Франческо. — Я ему полностью доверяю. Он из той породы людей, на которых можно положиться в беде.

— Но мне кажется очень странным, что он платит тебе такие деньги только за то, что ты привозишь из другого полушария экзотических рыбок и прочую живность, — заметила Маша.

— У каждого свой бизнес. Стефано посчастливилось найти золотую жилу, и он разбогател. Я, наверное, так и умру неудачником.

Маша слегка коснулась руки мужа, но тут же отдернула и виновато улыбнулась.

— Не говори так, Франческо. Это… очень жестоко.

— Знаю. — Он вздохнул и помешал ложкой остывший кофе. — Так или иначе, но у меня есть семья, и я обязан обеспечивать ее всем необходимым.

— Мы ни в чем не испытываем нужды. Ты всегда был очень хорошим мужем, — сказала Маша и опустила глаза в свою чашку.

— Был?

— Прости. Я оговорилась. Идем отсюда — кажется, собирается дождь. — Маша быстро встала и повесила через плечо сумку. — Ты на самом деле хочешь, чтобы я полетела с тобой в Рио? — спросила она.

— Да. В этом городе я встретил тебя. Помню, я еще тогда понял, что это навсегда. Если хочешь, можем остановиться в том отеле, где ты тогда жила.

— Нет, Франческо, — Маша вздохнула. — Прошлое должно остаться прошлым. Я не хочу, чтобы ему мешало настоящее. Знаешь, я, наверное, полечу с тобой. Думаю, Сью не обидится.

— Любимая! — вырвалось у Франческо. В его глазах вспыхнули огоньки, но тут же погасли: у Марии было такое печальное лицо. — Спасибо тебе, — сказал он шепотом и взял ее под локоть. — Сейчас я позвоню Стефано и сообщу ему, что ты согласна.

— Ах, bellissima, я так рад, что ты смилостивилась и разрешила своему мужу сопровождать тебя, — быстро тараторил Стефано, успевай еще и давать необходимые указания sommelier^[34]. — Поверь мне, это будет восхитительная прогулка. Настоящие медовые денечки. Я свяжусь с Артуром и велю поселить вас в бунгало на берегу океана. Волны прибоя, Южный Крест над головой, любовь… Тебе приходилось бывать в Рио, bellissima?

— Да, — кивнула Маша. — Но я совсем не видела города. Я тогда участвовала в вокальном конкурсе.

— Fantastico^[35]! — воскликнул Стефано и жестом руки отпустил sommelier. — Я сам когда-то пел и даже брал уроки у одного старикашки, который говорил, что из меня выйдет второй Маттиа Баттистини. Представляете, друзья, у меня когда-то был великолепный бархатный баритон.

Стефано рассмеялся, откинувшись на спинку стула, потом сощурил глаза и внимательно посмотрел на Машу.

Она чувствовала себя неуютно под взглядом его маслянисто-каштановых глаз.

— У меня будет к тебе одно очень тонкое и очень личное поручение, — заговорил он, подавшись вперед и облокотившись о стол. — Дело в том, что один мой близкий друг, между прочим, человек в высшей степени талантливый и предельно скромный, хотел бы передать невесте в Рио свои последние работы. — Стефано кивнул на большой кожаный планшет, который лежал на свободном стуле слева от него. — Сейчас я покажу их вам. — Это все пейзажи — трава, реки, дома и так далее. Я, собственно говоря, в живописи разбираюсь плохо, но специалисты твердят в один голос, что у парня большой талант. — Стефано открыл планшет и продемонстрировал несколько прикрепленных скотчем к листам картона холстов. — Здорово, правда?

— Мне нравится. — Маша даже слегка оживилась. — Правда, напоминает Сислея…

— Сислея? А кто это такой? Он из этих… как их называют, импрессионистов, да? — Стефано нахмурил брови и поерзал на стуле. — Ну нет, мой друг самобытный художник и всех этих старых маляров не признает. Смотри, bellissima, какие у него свежие краски. В этом углу еще даже чуть-чуть липнет.

— Вы правы, — сказала Маша. — Но все равно он много взял у Сислея.

— Ну и черт с ним, с Сислеем, — буркнул Стефано, засовывая холсты в планшет. — Это еще нужно доказать. Ты повесишь планшет на свое прелестное плечо, твой муж понесет мольберт, короб с красками и прочей оснасткой — и никакая dogana^[36] не посмеет придраться к очаровательной женщине, решившей провести уик-энд в Рио и запечатлеть его восхитительные пейзажи на своих полотнах.

— Я все поняла. Я это сделаю.

— Умница. — Он хлопнул Франческо по плечу и широко улыбнулся. — Я всегда знал, что твоя жена настоящее сокровище. Назад, как обычно, поедет аквариум с рыбками. Эта чертова старуха купила замок в Руане и теперь хочет, чтобы в каждой комнате — а их там штук двести, если не больше, — стояло по аквариуму с золотыми рыбками…

В тот вечер Маша выпила много марсалы. Это было крепкое вино. Оно притупило все ее чувства, кроме тоски.