Лицо с обложки - Белкина Юлия

Она с ужасом смотрела по сторонам: в этом клубе постоянно встречались общие знакомые! Вечером Борис все узнает…

— Значит, нам с тобой не о чех? разговаривать? — Герман припер ее к стенке в самом буквальном смысле слова.

Мимо проходили любители зимнего спорта в лыжных комбинезонах, с лыжами на плече. С любопытством поглядывали в их сторону. День, как назло, выдался самый лыжный — яркое солнце, весеннее небо в белесых прорехах облаков. И народу в клубе, как в альпийском Давосе.

Ну вот, пожалуйста, и первое знакомое лицо! Выворачивая шею на сто восемьдесят градусов, гадая — она это или не она? — шел с детьми к фуникулеру один тип из отдела Бориса, она помнила его еще по Парижу. Тип так засмотрелся в их сторону, что едва не угодил под фуникулер… Дети вовремя развернули папу лицом вперед.

— Герман, уйди! — умоляюще зашептала она. — Меня увидят знакомые…

— Плевать я на них хотел! И не делай со мной эту наглую морду. я отлично знаю, какая ты на самом деле. У нас больше общего, чем тебе кажется! Едем сейчас за твоими вещами. Собирайся и переезжай ко мне! Так больше продолжаться не может.

Герман встряхнул ее с силой, словно хотел вытрясти из нее душу. И как всегда, от страха и отчаяния, Зоя рассмеялась, тряхнула головой.

— Убери грабли, на мне яблоки не растут!

Герман опустил руки. Сказал;

— Вот такую тебя люблю. Хочешь, уедем? Навсегда, хоть в Акапулько. Что тебя здесь держит? Плюнь на них, мы нужны друг другу. Ну?

— Не нукай, не запряг!

Он схватил ее за плечи:

— Что тебя останавливает? Долли? К черту ее, ты сама ее ненавидишь. Твой сивый мерин Ардатов? Он не настолько уж богаче меня. Да в любом случае, тебе стоит только захотеть, и он…

Зою обожгла страшная догадка, она вцепилась в Германа:

— Оставь Бориса в покое, слышишь? Мне не нужны его деньги. Неужели не понимаешь, что между нами стоит? Нет? Не понимаешь? Ну как же, — хохотнула она, — ведь мы с тобой так похожи!

Гермам коротко бросил:

— Киндер?

— Да, да, да!

— Ты серьезно?

— Серьезно! Не знаю, как ты можешь есть, пить и спать с матерью ребенка, которого мы убили!..

— Цыц! Тихо…

Он зажал рот Зои рукой, потащил ее по ступенькам веранды за угол, на парковку, к своей машине.

Втолкнул ее в машину, захлопнул дверку, сам сел за руль. Когда отъехали подальше, остановился в лесу, не глуша мотор.

Зою как прорвало:

— Ребенок, Гера, ребенок! Я столько лет старалась все забыть, чуть с ума не сошла и сошла бы, если бы не заставила себя думать, что с ребенком все в порядке, что ты вернул его Даше… А он умер, умер, умер, и я не могу спокойно с этим жить! Пойми, я не такая, какой ты меня представляешь! Видишь, я сейчас не лгу, не кривляюсь, не играю… Я не виню тебя в его смерти, я себя виню, если бы не мой змеиный язык тогда, — все было бы по-другому! Но когда я тебя вижу… Прости, Гера, ко у меня перед глазами встает умерший ребенок. Мы не сможем жить вместе, мы друг друга возненавидим. Не живут сообщники под одной крышей, в одной постели, потому что знают, что сделали! И мы не сможем жить…

Он слушал ее, не перебивая. Зоя говорила долго. Говорила, пока запас слов не иссяк. В машине повисла тягостная тишина.

Герман молча смотрел перед собой. Вид у него был очень серьезный. Таким Зоя еще никогда его не видела.

— Хочешь знать, как я мог есть, пить и спать с его матерью? — повторил Герман ее собственные слова и усмехнулся без улыбки, одними губами, глядя себе под ноги. — Я знал, что ребенок жив-адоров.

Зоя не проронила ни звука. Она не могла до конца осознать, что именно только что услышала.

— Ребенок жив, — повторял Герман и впервые посмотрел ей в глаза.

Зоя молчала, сцепив руки на животе, куда провалилось, упало сердце.

— Я говорил, что знаю, кто убил твою сестру…

— При чем тут Зоя?

Все эти годы, вспоминая смерть сестры, она надеялась (глупая страусиха!), что убийство Зои не связано с похищением ребенка. Роковая случайность, Страшное стечение обстоятельств. Сестру ограбили, зная, что она копит на дорогу. Ведь денег она в комнате так и не нашла…

Но…

— Именно, при всем! — воскликнул Герман. — Хочешь знать правду? Хорошо, я расскажу тебе правду…

Зоя

…Он не успел понять, как это произошло. Раздался выстрел, девушка с каштановым каре взмахнула руками, как подстреленная птица, и рухнула лицом вниз.

Герман не собирался стрелять, тем более — убивать. «Плохо! Плохо вышло!» — мысленно повторял он, безвольно опустив руки, не в силах отвести взгляд от лица умирающей. Под ее левой лопаткой на халате расплывалось черное пятно. Ковровая дорожка набухла, пропитывалась кровью. Девушка умирала у него на глазах. Лицо ее покрывалось восковой желтизной, глаза стекленели, губы пытались что-то произнести.

Стук в дверь повторился, мужской голос из коридора крикнул:

— Зоя, ты дома?

Затем Герман услышал удаляющиеся шаги… И наступила тишина. Нет, тишина наступила только у него в голове, потому что в комнате продолжало громко играть радио: «Май дежавю… Май дежавю-у…» — завывали шведки из группы «Эйс-оф-Бэйс».

Герман посмотрел на пистолет, который сжимал в правой руке. От оружия сильно пахло стреляным порохом. Пистолет выстрелил сам, Герман не собирался стрелять. Зачем эта девушка так внезапно дернулась на стук, бросилась бежать к двери? У любого не выдержали бы нервы. Палец дрогнул на спусковом крючке.

Зачем же он держал палец на курке?

А как еще он мог ее остановить? Он не хотел ее убивать, даже не собирался причинять ей боли. Да если бы он знал, что этим кончится, то, отбросив джентльменство, просто сразу связал бы ей руки и ноги и заклеил рот скотчем. Но вместо этого он всего лишь наставил на нее пистолет и спокойно, с улыбкой, сказал:

— Не бойся, я тебе ничего плохого не сделаю. Я просто хочу дождаться здесь Лену. Она сейчас приедет. Сядь спокойно на диван, положи руки на колени и молчи.

Девушка с каштановым каре смотрела на черное дуло пистолета расширенными от ужаса глазами. Она сразу сделала шаг назад и послушно опустилась на диван.

Герман сел рядом, закурил. Девушка ни о чем не спрашивала. Сидела прямо, как манекен, смотрела в одну точку перед собой. По всей комнате валялись открытые чемоданы, лежала стопками одежда. Наверное, она собиралась уезжать, когда Герман постучал в ее дверь. На столе громко играло радио, каждые полчаса выдавая в эфир краткие блоки новостей. Время от времени Герман обращался к своей пленнице:

— Веди себя спокойно, и ничего плохого не будет. Все нормально, не бойся. Мне всего лишь нужно поговорить с твоей сестрой.

Девушка молча кивала, соглашаясь. Герман был уверен, что контролирует ситуацию. Но вдруг неожиданно раздался стук в дверь, и она вскочила и молнией метнулась к выходу. О чем она думала в эту минуту? О своей сестре, которой угрожает опасность? Что она намеревалась сделать? Предупредить сестру, позвать на помощь?

О чем бы она ни думала, сделать ничего не успела. Пистолет выстрелил. Девушка упала как подкошенная. И Герман понял, что теперь он точно вляпался по самые уши…

Чтобы не видеть перед глазами мертвое тело, он накрыл убитую одеялом, а сам упал на диван и обхватил голову руками. Вce повернулось в неожиданную сторону, и как выпутаться, Герман не знал. Даже желанные двести тысяч долларов отступили на задний план. Спасти свою шкуру хотелось сильнее всего.

Для начала следовало замести следы, превратить все в обычное ограбление. В комнате и так был хаос, Герман его дополнил парой живописных деталей. Нашел в столе конверт с деньгами и положил деньги в карман. Документы, тем более вещи, трогать не стал. Впрочем, за полштуки баксов наркоман не то что застрелит — живому кишки выпустит. Для убедительности Герман подкинул в пепельницу косячок. Просто везение, что завалялся в кармане. В принципе Герман особо никогда этим делом не увлекался, так — временами, для разнообразия ощущений. Но накануне с киндером провозились всю ночь, так чтобы не уснуть — вздернул нервы. Надо же, как пригодилось.