Последнее письмо (ЛП) - Яррос Ребекка

Она устроила охоту на ведьм, и хотя то, что мы сделали, было совершенно законно и ни в коем случае не являлось мошенничеством, она собиралась закрутить дело и бросить нас в ад, пока они «расследуют», они могут приостановить выплаты за лечение Мэйзи, сканирование, предстоящее облучение… все это. Даже если бы нас признали невиновными в каких-либо правонарушениях, дело затянулось бы надолго, и Мэйзи почувствовала бы последствия. Если только мне не удастся доказать, что я знал детей до постановки диагноза. Уши заложило от грохота, когда Элла и мисс Уилсон обменялись словами. Я потеряю Эллу, но я знал это с того момента, как появился в Теллуриде. Время, проведенное с ней, было подарком, на который я не имел права. Черт возьми, я украл его. Она не знала человека, в которого была влюблена, потому что я не сказал ей об этом. Три вещи. Три причины. Именно так я принимал решения. Элла заслуживала правды. Мэйзи заслуживала жизни. Моя любовь к детям не была обманом.

Решение принято.

— Подождите здесь минутку, — сказал я, выходя из-за стола. Я поднялся по лестнице и достал коробку, которую хранил под стопкой белья в тумбочке. С этими вещами в руках я медленно спустился по лестнице. Элла и мисс Уилсон все еще спорили, но Донахью повернулся ко мне. Он посмотрел на коробку и на мое выражение лица.

— Ты уверен? — тихо спросил он.

— Это единственный выход.

Он кивнул, когда я прошел мимо него и встал рядом с Эллой. Разговоры прекратились, и все взгляды устремились на меня.

— Я люблю тебя. Я всегда тебя любил, — сказал я Элле.

— Я тоже тебя люблю, Бекетт, — ответила она, ее брови были сведены вместе в замешательстве. — Что ты делаешь?

Поцеловать ее было первой мыслью в моем голове — провести с ней последнюю секунду, чтобы все запомнить. Но я и так уже взял от нее достаточно.

— Я должен был сказать тебе, и я знаю, чего это будет стоить мне… тебя, но я не могу позволить еще одному ребенку расплачиваться за мои ошибки, особенно Мэйзи.

Коробка издала тихий царапающий звук, когда я положил ее на стол. Мисс Уилсон взяла ее и подняла квадратную крышку.

— На что именно я смотрю? — она вытащила на стол доказательства моего греха, и Элла вздохнула.

— Почему у тебя мои письма? Его письма? — прошептала она.

Я не сводил взгляда с мисс Уилсон, не в силах сдержаться и не желая видеть, как в глазах Эллы умрет любовь, когда она все поймет.

Мисс Уилсон вздохнула, пролистывая письма.

— Мне нужно выйти и позвонить, — она сделала несколько снимков писем Эллы и фотографий детей, собрала свои блокноты и вышла через парадную дверь.

— Элла… — начал я.

— Не надо. Ни слова. Пока не надо, — костяшки ее пальцев побелели, как и кончики ногтей, впившихся в плечи.

Донахью бросил на меня взгляд, полный такого сочувствия, что я чуть не рухнул на месте. Проходили минуты. Единственными звуками в комнате были тиканье часов и стук моего сердца, который отдавался в ушах и поглощал все мысли. Будет ли этого достаточно? Неужели я только что отдал все… просто так?

Открылась входная дверь, и вошла мисс Уилсон, на ее щеках проступил слабый румянец.

— Похоже, я ошиблась. Я… сожалею, — она подавила это слово, — что причинила вам неудобства. Хотя ситуация все еще остается очень… серой зоной, вы не сделали ничего, что могло бы оправдать отмену полиса, и мой начальник решил, что расследование завершено.

Я вздохнул с облегчением от нашей победы, чего бы она ни стоила.

— Не говори так разочарованно. Сегодня ты помогла хорошим людям, — Донахью оттолкнулся от стола. — Я провожу тебя.

Мисс Уилсон встала и принужденно улыбнулась.

— Мой шурин сказал, что вы один из хороших, если это имеет значение. Он сказал, что вы с собакой идеально подходите друг другу, ничего подобного он никогда не видел. Даже ваши имена означают одно и то же. Приятно было познакомиться, мистер Джентри. Мисс Маккензи, — она повернулась к Хавок, которая сидела рядом со мной. — Хавок, верно?

— Сюда, мисс Уилсон, — позвал Донахью. Он смотрел на меня, пока она шла к нему. Он знал, что мне придется нелегко. — Предложение все еще в силе. Ты всегда можешь вернуться.

Я кивнул, и они ушли, захлопнув за собой дверь со зловещим эхом.

— Как ты мог скрыть это от меня? Почему у тебя его письма? — спросила Элла, поднимаясь со стула, подходя к коробке.

— Элла.

Она положила руки по обе стороны головы и покачала ею.

— Нет. Нет. Нет. О Боже. Дом на дереве, та же надпись на дипломе Мэйзи. Хавок. Это ведь не совпадение, правда?

— Нет, — всю свою жизнь я умел изолироваться, отключать свои эмоции. Так я выживал все эти годы в приемных семьях, так я существовал в спецотряде. Но Элла что-то изменила во мне. Она открыла мое сердце, и теперь я не мог закрыть его. Боль была мучительной, и это было только начало.

— Скажи это. Я не поверю, пока ты не скажешь. Кто ты?

Мои глаза зажмурились, а горло сжалось. Я не мог сделать ни одного вдоха. Но она заслуживала правды, и теперь Мэйзи была под защитой. Я сделал все, что мог, чтобы выполнить просьбу Райана, и последствия для моего сердца не имели значения. Я выпрямился и открыл глаза, впившись в нее умоляющим, испуганным взглядом.

— Я Бекетт Джентри. Позывной Хаос.

Глава двадцать вторая

Элла

Этого не могло быть. Я просто отказывалась верить, что все это реально. Но на столе лежали мои письма, а также фотографии и записки, которые дети присылали Хаосу.

Бекетту.

Я посмотрела еще раз, чтобы убедиться, что не сошла с ума. Нет. Только мое сердце.

— Как? Почему? Ты же сказал мне, что он мертв! — cлова вылетали без всяких раздумий. Может быть потому, что я не хотела этого слышать. Я не хотела, чтобы мой маленький стеклянный пузырь счастья разбился.

— Я никогда этого не говорил. Я сказал тебе, что если ты будешь знать, что случилось с Райаном и со мной, тебе будет еще больнее чем сейчас, — его руки вцепились в спинку стула. К счастью для него, ему было за что ухватиться, когда я находилась в свободном падении.

— Как? Если ты жив! — крикнула я. — Как ты мог позволить мне думать, что ты мертв? Почему ты так со мной поступил? Это что, какая-то шутка? Боже, ты знал обо мне все, когда появился… Почему, Бекетт?

Почувствовав напряжение, Хавок встала, но села рядом со мной, а не с Бекеттом.

— Это не шутка — и никогда ею не было. Я не сказал тебе, потому что знал, как только ты поймешь, кто я и что произошло, ты меня вышвырнешь. Заслуженно. И когда ты неизбежно это сделаешь, я не смогу тебе больше ничем помочь. Я не смогу сделать единственное, о чем меня просил Райан, позаботиться о тебе.

— Мой брат. Все это было ради моего брата? Ты спал со мной из-за него? Просто чтобы удержать меня рядом? Чтобы я влюбилась в тебя? — как много между нами было лжи?

— Нет. Я влюбился в тебя задолго до смерти Райана.

— Не надо, — я отступила назад, нуждаясь в расстоянии и воздухе. Почему здесь не было воздуха? Грудь болела так сильно, что простое дыхание требовало усилий.

— Это правда.

— Нет. Потому что, если бы ты любил меня, ты бы никогда не позволил мне поверить, что ты мертв. Ты бы не оставил меня одну в самый худший момент моей жизни, и не появился бы через несколько месяцев в образе другого человека. Ты солгал мне!

— Да, я солгал. Мне так жаль, Элла. Я никогда не хотел причинить тебе боль.

Он выглядел убедительно искренним, но как он мог быть таким, если лгал мне в течение одиннадцати месяцев?

— Я оплакивала тебя. Я плакала, Бекетт. Эти письма были особенными для меня, ты был особенным для меня. Почему ты так поступил?

Он стоял молча, и мое неверие и шок превратились в нечто более темное и болезненное, чем я могла себе представить.

— Скажи мне, почему!

— Потому что из-за меня убили Райана! — его рев был гортанным и грубым, как будто признание вырвалось у него не по своей воле. Последовавшая за этим тишина была громче любого из наших голосов.