Пепельное сердце (ЛП) - Блазон Нина

Он положил руки перед собой и задумчиво рассматривал их.

— Так я стал заниматься музыкой и научился играть на гитаре. Я ничего не любил так, как эти часы, в которые тренировался и играл. В один прекрасный день я познакомился с морозной феей. Я думал, у нас нет ничего общего, кроме наших ночей и ссор. Но когда я сыграл ей на гитаре, ее лицо засияло. У нас было намного больше общего, чем мы могли себе представить. Однажды ночью она встала и взяла бумагу и перо.

Он улыбнулся, как будто только что что-то вспомнил.

— Ах да! Это тоже всегда мне нравилось в тебе! Что ты никогда не набрасывала халат.

— Я не была голой! На мне был крылатый плащ. Но ты не мог его видеть.

— Точно. Я забыл, — сказал он и кивнул. — Невидимый плащ это конечно совсем другое. В любом случае, в ту ночь ты начала писать слова для новых песен. Это были странные стихи, своеобразные как какой-нибудь экзотический язык. В них не было рифмы, но была мелодия. Я полюбил твои слова сразу, как только услышал их. В этом была вся ты. И я решил показать тебе свой настоящий голос и придумал музыку для твоих стихов. Поцелуи угасают так быстро. Но наши души услышали друг друга.

«Души». Она любила его за одно это предложение.

— Итак, это были не только поцелуи,— серьезно продолжил он. — Скорее все вместе. Твой смех, твоя злость и манера ссориться, как будто тебе нужно было выиграть битву. Серьезность, с которой ты пыталась научиться фехтовать. Осторожность, с которой ты держала в руках зимние цветы, твое восхищение всем, что живет и умирает.

«Значит, это песни», — подумала она. — «Теперь все начинает вставать на свои места».

— Споешь для меня песню? — попросила она. — Одну из тех, для которых я написала слова?

К ее удивлению его настроение внезапно изменилось. Как будто ледяной ветер погасил все тепло, его лицо помрачнело, и Саммер при всем желании не могла понять, что такого сказала. Он бросил на нее такой взгляд, как будто она попросила его выпрыгнуть из окна.

— Сожалею, — пробормотал он. — Заточенная в клетку птица не поет на публику.

Саммер покачала головой и спрыгнула с подоконника.

— Тогда я пойду, — также холодно ответила она. — Не буду мешать тебе петь песни для себя.

— Саммер?

Она была уже в дверях и неохотно остановилась.

— Ты все еще не веришь мне, верно?

Это было скорее утверждение, чем вопрос. Она повернулась.

— Не совсем, — призналась она. — Я бы очень хотела, но в моих снах я не могу разглядеть лицо Индиго. Однако он такого же роста и с такими же темными волосами как у тебя. И он любил музыку.

— И? — сказал Любимый. — Он тоже был левшой?

Саммер насторожилась, затем открыла рот от удивления.

— Нет! — выкрикнула она.

Любимый скривил рот в иронической улыбке и снова посмотрел на море.

— Ну, так подумай об этом.

***

Саммер чуть не сорвалась, когда спускалась по лестнице, такой рассеянной она была. Спустившись вниз, она не открыла засов спрятанного прохода, а осталась стоять, прислонившись к стене. Саммер закрыла глаза и последовательно прокрутила в голове, все, что пережила во время трибунала.

«Индиго на троне. Его руки в перчатках, как у всех мужчин того времени. Он обвел рукой все, что она видела и слышала, пообещал ей музыку и свет – и это была правая рука. Несколько дней спустя Индиго сидел в своей роскошной комнате за столом. Она по-прежнему не видела лица, но четко видела, что он писал письмо лебединым пером, как в стародавние времена, и тоже правой рукой. Той же рукой он протягивал ей бокал с вином, выпивал сам, дирижировал музыкантами, срывал зимние цветы с дерева и играл с ней в шахматы».

— Любимый не Индиго! — сказала она в темноту и почувствовала такое облегчение, что у нее подкосились ноги, и она сползла по стене на пол. Саммер почувствовала, насколько тяжел был этот груз, только сейчас, когда сбросила его и легко и свободно смотрела в темноту и просто была счастлива. «Я действительно могу быть и тем и другим! Я люблю – и я всем сердцем и душой Зоря. Я могу выполнить свою задачу и, несмотря на это, целовать Любимого».

Потрескивание заставило ее насторожиться. Идя на звук, она вытащила юбку из-за пояса, и та снова прикрыла ее ноги. Треск стал громче и доносился однозначно из ее правого кармана. Там, где она до сих пор хранила пустой кожаный футляр от перочинного ножа. Как давно она не вспоминала о красной кукле, которую нашла на поле битвы и спрятала там? Футляр был по-прежнему пустой, но ей на руку выпало что-то сверкавшее янтарным цветом. Она поморгала и присмотрелась внимательнее.

И чуть не вскрикнула от радости. Сначала показались усики, затем крошечные лапки насекомого. Из футляра вылез бражник «мертвая голова», светившийся во второй реальности и такой красивый, что у Саммер перехватило дыхание. Она смотрела ему вслед, когда он поднялся в воздух, и радовалась тому, как дрожали его медового цвета крылья, когда касались стен шахты. Затем из футляра выбралась вторая бабочка, потом третья. Одна за другой они вылуплялись из этого странного кокона и присоединялись к другим. С каждым из них сердце Саммер все больше наполнялось радостью.

— Вы снова у меня есть! — прошептала она. «Как будто они только и ждали, что я удостоверюсь во всем». И когда весь этот рой призрачных бабочек окружил ее, щекоча крыльями щеки, Саммер начала смеяться и плакать одновременно. Плащ она потеряла навсегда, но ее Зоря-бабочки вернулись к ней.

***

Выйдя из тайной комнаты, у нее было ощущение, что только в эту секунду она выбралась из могилы, в которую заточил ее Индиго двести лет назад. Отнюдь не чувство вины теперь заставляло ее искать Индиго, а неистовое желание выполнить задание. В один момент все стало просто и понятно.

Бабочки следовали за ней, когда она подошла к столу и положила ключи рядом с картами. Теллус как всегда делал обход и делал вид, что не заметил, что его ключи находили применение. Но сегодня Саммер не дала ему возможности улизнуть.

— Теллус! Мне нужно с тобой поговорить!

Шарканье ног где-то в проходе резко прекратилось. Она прямо таки чувствовала его нерешительность, но затем он все-таки сдвинулся с места. Его обиженное лицо говорило о многом, когда он появился из-за угла галереи. Хоть он и недолго бежал, но был бледным и тяжело дышал.

— Что? — пробурчал он. Затем его глаза расширились. Он уставился на нее, как будто спрашивая себя, она ли это.

— Что произошло там наверху, Леди Тьямад? Ты выглядишь так, как будто проглотила несколько счастливых звезд и одновременно безумно испугалась!

Саммер улыбнулась. «Почти угадал, Теллус. Как всегда».

— Мне нужна твоя помощь. Чтобы решить один важный вопрос, который так беспокоит меня, что я наверняка не смогу уснуть в ближайшие два дня.

— Почему ты проигрываешь в картах, как новичок?

— Это имеет отношение к игре, — осторожно ответила она. — К игре разума. Предположим, ты делаешь свой обход. Опускаешь лифт для еды вниз и видишь, что заключенный там наверху, в который раз не притронулся к еде. Что бы было тогда?

Ей показалось, что Теллус в одно мгновение изменился. Это был другой Теллус, воин с острым взглядом, которого нельзя было обмануть. Он наморщил лоб, и у Саммер создалось впечатление, что он мысленно создавал планы и рисовал стрелочки, в точности продумывая каждую уловку в своих ответах. Теллус медленно подошел к столу и взял одну карту со стопки. Затем обстоятельно прокашлялся, как всегда, прежде чем начать разговор.

— Тогда... я бы сообщил, что он, наверное, выпрыгнул из окна. Лорд Джорас прислал бы ко мне солдат, которые бы пошли наверх и открыли бы камеру. И нашли бы ее пустой. Он был бы не первым. Уже идет снег, скоро в камерах будет ужасно холодно. Может какой-нибудь несчастный рыбак однажды выловил бы со дна морского останки бедного парня. Но, скорее всего, нет, потому что его бы уже давно съели угри и крабы.

Сердце Саммер забилось учащеннее. Призрачные бабочки взволнованно кружили вокруг нее. Но она знала, что на него нельзя было давить.