Маленькая смерть (ЛП) - Бланшар Николь

Эйден наклоняет голову, напоминая мне кошку. Его мускулистые руки скрещены на груди.

— Пока ты держишь свое слово, я буду держать свое. Я не причиню ей вреда.

— Отлично, — говорю я. — Мы будем болтать всю ночь или ты бросишь кости?

Он смотрит на меня долгим, тяжелым взглядом, а затем подносит руку к моим губам, на его ладони лежат бежевые игральные кости.

— На удачу, — говорит он и поднимает руку выше.

Когда в ответ я сжимаю губы, на его лице появляется выражение «да ладно», как будто для него все это игра.

Возможно, так оно и есть.

Возможно, он хочет поиграть со своей едой, прежде чем съесть ее.

Эйден наклоняет ладонь, и кости падают из нее на кроваво-красный войлок бильярдного стола. Я непроизвольно дергаюсь, словно собираюсь схватить их, чтобы прекратить этот фарс, пока не оказалась запертой с ним на всю ночь, но он берет мои руки в свои и двигается так быстро, что я оказываюсь зажатой между его телом и бильярдным столом прежде, чем успеваю что-либо сделать. Мы оба наблюдаем за тем, как кости катятся, катятся и катятся, пока не ударяются в борт бильярдного стола и наконец, наконец, не останавливаются. Мы оба дергаемся, когда выпадает число.

Глаза змеи.

Два.

Вероятность выпадения двойки? Меньше трех процентов.

Меньше трех гребаных процентов.

Я должна напрячься из-за того, что глаза змеи — плохая примета? В животе образуется пустота, когда я задумываюсь о том, какие планы могут быть у него в отношении меня на остаток ночи. Я не ставила никаких условий, что он может делать, а что нет. Что вообще значит «делать, что хочу» для такого мужчины, как Эйден О'Коннор?

Я боюсь подумать.

Я поставила на кон свою свободу... и проиграла.

— Как я должен овладеть тобой в первый раз, котенок? — спрашивает он, его губы находятся в пугающей близости от моего уха, голос рокочущий и опасный, — я обездвижена и беспомощна. — Опустишься на колени? Или перегнуть тебя через стол, чтобы я мог проверить, стоишь ли ты того?

Дрожь сотрясает мое тело, и я сжимаю колени, чтобы не упасть. Что ж, полагаю, это ответ на вопрос, что он задумал. Ничего хорошего.

— Думаешь, это меня напугает? — спрашиваю я, демонстрируя больше храбрости, чем чувствую. На данный момент я уже не пытаюсь понять свои эмоции. Единственное, что я точно знаю, — я не могу позволить ему увидеть слабость. — Потому что это не так.

Я ожидаю, что он взбесится, но вместо этого его губы спускаются к моей шее и оказываются так близко, что щекочут кожу, когда складываются в ухмылку.

— Хорошо, котенок, как скажешь.

— Перестань называть меня так.

— Тогда скажи мне свое имя, и я буду использовать его.

Этого не случится.

Меня потряхивает, но я замираю, чтобы побороть дрожь. Вместо этого по моим рукам бегут мурашки и напрягаются соски. Фантастика.

— Ладно, — выдавливаю я из себя. — Называй меня как хочешь, только скажи, что тебе от меня нужно.

— Как хочу? — мурлычет он и отступает настолько, что у меня получается повернуться в его объятиях. Звуки музыки с вечеринки наполняют повисшую на мгновение тишину. Но единственный способ избавиться от него — это прильнуть к нему всем телом, а я не собираюсь доставлять ему такое удовольствие.

— Мы должны вернуться к гостям. Мне нужно обеспечить себе алиби. Что может быть лучше, чем красивая женщина рядом?

Внутри возникает тошнотворное, липкое ощущение.

— Ты отвратителен.

На его красивом лице появляется хищная улыбка.

— Ты убедишься в этом еще до конца ночи. Следовало подумать об этом прежде, чем играть со мной в азартные игры.

Я знала, что он примет мое предложение. Просто я не думала, что проиграю. Так глупо. Играть в игры с такими мужчинами, как Эйден, глупо, и мне не следовало лезть на рожон.

— Может, ты просто убьешь меня и избавишься от лишних хлопот?

— Думаешь, тебе поверят? Как ты собираешься доказать то, что видела, если тело отсутствует?

— Тогда зачем тебе алиби?

— Я люблю, когда все под контролем. — Он пытается убрать волосы с моего лица, и я дергаюсь в сторону. Он цокает, а потом говорит: — Нам придется что-то с этим сделать. Тебе, как милому котенку, нужны правила. — Когда в ответ я только сердито смотрю на него, он улыбается. — Уже лучше.

— Просто скажи мне правила, чтобы мы могли покончить с этим.

— Ты должна все время оставаться рядом со мной. Никаких отлучек и новых неприятностей.

— Я не буду⁠...

— Как ты уже сделала сегодня вечером, — добавляет он, многозначительно глядя на меня.

— Хорошо.

— Не злоупотребляй спиртным.

— Как скажешь. — От выпитого шампанского у меня уже болит голова. Если я переживу сегодняшний вечер, моя оставшаяся жизнь будет скучной. Сосредоточусь на том, чтобы закончить юридический факультет. Стану святой.

— И не разговаривать ни с кем, кроме меня.

— Какого черта ты вообще хочешь, чтобы я оставалась рядом, если я должна всю ночь исполнять роль статуи?

Он второй раз проводит большим пальцем по моей челюсти и наконец отвечает на мой вопрос.

— Потому что я хочу, чтобы ты поняла, что произойдет, если ты хоть словом обмолвишься о том, что видела сегодня, или попытаешься еще раз приблизиться к этому дому.

Страх сжимает мое нутро, как кулак.

— Ты сказал, что не причинишь мне боли, — шепчу я.

— О, котенок, когда я закончу с тобой, ты будешь жалеть, что я не причинил тебе боль.

Его пальцы, едва касаясь, ласкают край моего уха. Мне требуется вся моя сила воли, чтобы не отшатнуться. Прикосновение слишком легкое, просто шепот ощущений. Почти невесомое. И я уже знаю, что он способен на гораздо, гораздо худшее, но это так нежно, это напоминает мне о том, каким милым может быть мужчина. Каким внимательным. Как легко поверить, что он не причинит мне вреда.

Оттолкнув его руку, я пытаюсь увеличить расстояние между нами, но он молниеносно возвращает ее и прижимается ко мне так близко, что я чувствую каждый его вдох. Его рука жестко сжимает мою челюсть, хотя всего несколько секунд назад была такой нежной.

— Последнее правило. Ты позволяешь мне прикасаться к тебе, когда я хочу и как я хочу. Ты поняла?

— Что ты мудак? Да, думаю, я поняла.

— Если ты нарушишь хоть одно из моих правил, то, что случилось с тем копом, станет наименьшей из твоих забот.

Я не сомневаюсь в этом, поэтому молча, с убийственным выражением в глазах обещаю ему возмездие. Это только вызывает у него ухмылку, и мне приходится задаваться вопросом, как, черт возьми, я оказалась в этой ситуации. Эйден жестом показывает мне идти первой, и я направляюсь к двери, словно только что не заключила сделку с дьяволом.

Вечеринка внизу в самом разгаре, и никто не подозревает, что следом за мной идет монстр. Шампанское течет рекой, его разносят улыбающиеся лица под черными масками. В воздухе витает волшебство, какое может создать только ночь в Новом Орлеане. Деньги с легкостью переходят из рук в руки за столами для игры в крэпс и блэкджек, сопровождаемые пьяными возгласами завсегдатаев вечеринок, которые к этому моменту уже изрядно набрались. Мы пробираемся сквозь толпу, пока не находим свободный столик.

Я наблюдаю, пока один доброжелатель за другим набрасывается на Эйдена. Если они знают о моей матери или о том, что случилось с ней в этом доме, никто ничего не говорит. Их вообще это беспокоит? Эйден ставит передо мной стакан с водой. Я залпом выпиваю содержимое, желая отвлечься, и мысли уносятся в воспоминания о том, как я в последний раз была в этом саду. Это было празднование 45-летия моей матери за несколько недель до ее смерти. Отец преподнес ей в подарок поездку в Южную Америку и позволил нам с сестрой отправиться вместе с ней. Это было не похоже на него — проявлять такую щедрость, особенно в преддверии выборов. Я была удивлена его великодушием, но благодарна за время, которое мы провели вместе. Впервые мы с Элизабет смогли провести время с матерью без вмешательства его работы. Мы и не подозревали, что это будет один из последних раз, когда мы ее видели. Она не дожила до следующего дня рождения.