Будешь моей мамой? (СИ) - Лейк Оливия

— Откуда она здесь? — требовательно спросил Регину.

— Кто? — она словно бы искренне не понимала. Да, ясно все. Я редко проявлял эмоции ярко, и Регина все верно считала. Встреча с Олененком меня поразила. Приревновала, видимо. Странно. Я ничего и никому больше не обещал. Дорого эти обещания обходились мне.

— Регина, эта девушка. Почему она была здесь? Пациентка? Знакомая? Кто? — сам поразился, насколько мне важно было знать. Я буквально требовал ответа, нетерпеливо постукивая носком туфли. Зачем? Так бы я знал! Надо!

— Это соискательница на должность няни, — нехотя призналась. — Вы знакомы?

— Няни? — изумленно проговорил. Саша будет жить в моем доме и заботиться о Сабине? Воздух с треском вырвался из легких.

— У меня сегодня еще три собеседования, — начала Регина, — а эта явно тебе не подходит, — сверлила желтыми глазами, ожидая ответа.

— Отменяй все, — стремительно направился к выходу. Я нашел свою идеальную няню. Да будет так. Судьба, значит.

— Адам! — услышал в спину, но не остановился. Сейчас есть два важных вопроса, которые можно если не решить окончательно, то объединить и посмотреть, что из этого получится.

Сегодня у меня не было операций, только административная работа и пара сложных случаев, которые нужно обдумать и поделиться соображениями с коллегами. Практически свободен, как тот самый Добби!

— Меня нет, — велел секретарю не беспокоить, громко захлопывая дверь в кабинет. Первым делом нужно найти Сашу, дальше уж подберу слова. Как-нибудь с горем пополам. — Салам алейкум, брат! — набрал Хана из силовых структур.

— Алейкум ассалам, Адам, чем могу? — радушно приветствовал он.

— Хан, братишка, человека нужно найти.

— Денег должен? Ноги вырвать? — я закатил глаза. Шуточки за двести по-дагестански.

— Женщину, — коротко ответил.

— Так и говори сразу: человека с грудью!

— Хан, я серьезно. Возьми яйца в руки, сожми и полегчает. Не будет бить в голову, ударит в ладошку.

Хан ржал еще минуты две, но отпустило: понял, что мне реально не до шуток.

— Записываю.

— Александра Яковлевна Лисицына, тридцать лет, родилась в Ярославле, — назвал еще несколько общеизвестных фактов.

— Через час позвоню.

К вечеру у меня были номер телефона, адрес рабочий и домашний. Саша жила в Подольске. Пришлось отменить все дела и рвануть в область до вечерних пробок. Перехвачу ее возле подъезда: пока смутно представлял, как прощения буду просить, да еще и работу предлагать. Она ведь откликнулась на вакансию, значит, ей это нужно. Вот только сомневаюсь, что Саша захочет иметь дело со мной. Годы стремительно пролетели, многое изменилось, а что с ее обидой стало? Мой Олененок видеть меня не хотела, на звонки не отвечала, на работу не выходила. Заболела — так сказали тогда в сестринской. Отрезала меня от себя так же резко, как и я, когда пришлось признаваться, что женюсь. Меня самого тогда так накрыло: только выть, кататься по полу и сыпать проклятия на свою же голову оставалось. Утром полегчало. Да, я хотел объяснить Олененку ситуацию и дать мне год! Год — это не так много! Но она выдрала меня с корнем из своей жизни. Нежная, но гордая девочка. Я мечтал, чтобы она была со мной, но восхищался, что остались на свете женщины, которые свою честь и достоинство ставили выше мужской прихоти. Саша лучше меня, и я это признавал. Я дал ей жить без своего назойливого внимания. Я искренне желал ей счастья.

Я усмехнулся, барабаня пальцами по рулю. Судьба коварна, и я снова под окнами своего Олененка, только это совсем другой дом, другой я, другая она.

Что мне сделать, чтобы Саша согласилась помочь? Она всегда нежной и доброй была, людям готова помогать, обо мне заботилась искренне. Но как эти семь лет изменили ее? Замужем, наверное. Может, и дети есть. Да, вакансия и требования не для семейных, но раз Саша пришла на собеседование…

Я выдохнул, откинулся на сиденье и сканировал местность. В мыслях то и дело всплывали образы из прошлого, а я их с интересом накладывал на «новую» Сашу. Длинные пшеничные волосы, тонкий стан, розовые губы и бездонные большие глаза. Только раньше в них отражались восторг и любовь, а сейчас — настороженность, недоверие, опасливость. Дикая лесная лань. Гордое прекрасное животное, которое встретилось с обманом. Грустно сознавать, что и я приложил руку к ее разбитым розовым очкам, а судя по стремительному побегу — Саша не простила меня. Оставалось только надеяться, что жизнь у нее сложилась счастливо.

— Саша? — удивлено шепнул, заметив тонкую фигурку с гривой светлых волос, а рядом мальчонка — худенький, но рослый. Она держала его за руку и спешила домой. — Саша! — крикнул. Куда?! Олененок так припустила с пацаненком, что мне только дверь удалось поцеловать.

Если бы я легко сдавался, то не был бы одним из лучших кардиохирургов Москвы! Что я сделал? Дождался какую-то бабку и проскользнул за ней! Хотел проскользнуть.

— Куда лезешь поперед бабки?! — воскликнула она, походной палкой перекрывая мне дорогу.

— Прошу, мадам, — сделал реверанс, включая все свое кавказское обаяние. Тише едешь, дальше будешь!

— То-то же, — воодушевилась и пошла еще медленнее. Да что такое!

На этаж я все-таки поднялся. Старый дом, жильцы тоже немолодые, запах, соответственно. Как Олененка сюда занесло?!

— Саша! — сначала тихо стучал. — Саш! — потом тарабанил. Практически отчаялся, готовый ночевать под дверью, когда та неожиданно скрипнула. Я нажал на ручку и толкнул ее. Дальше какая-то проволока скользнула по ноге, натянулась, странный треск, белая пыль, удар и тишина…

— Он живой вообще? — услышал детский голос, любопытный, но явно не скорбящий о моей возможной кончине.

— Живой, — это Олененок. — Тима, что было в том ведре? — с негодованием.

— Ну так, по мелочи… Болты, бутылка с водой, конструктор железный, ну и мука.

— Какая шишка… — Саша как всегда сочувствовала, даже мне. Ко лбу приложили что-то холодное, и я открыл глаза. Губы Олененка были в паре сантиметров от моих. такие же яркие, сочные, с оттенком порочной невинности. Именно так я Сашу воспринимал: вечно непорочная блудница. Это не про образ жизни и не оскорбление, это энергия женщины: мягкая и материнская, но с такой мощной страстностью, что дыхание перехватывало и мысли опускались ниже пояса. Смертельное для мужика комбо.

— Что это за мальчик? — спросил, переводя взгляд на пацаненка. Светленький, с темными глазами и упрямо поджатыми материнскими губами. Лет шесть, вероятно, на год старше моей Сабины. Да. Да… Так, стоять! Это что получается? Если это не младший брат, то… Мой пацан? У меня по математике, химии и физике пятерки с плюсом, мать вашу! Я считать умел! — Саша? — ее молчание мне не нравилось.

— Тима, — она взглянула на мальчика, — принеси стакан воды гостю.

Тот самый Тима посмотрел на меня категорически враждебно:

— Маму тронешь, получишь, — пригрозил маленьким кулаком и исчез из комнаты.

Саша отошла от меня, грозно руки на груди сложила, смотрела дикой валькирией. Я попытался ответить уверенным взглядом, но мне на глаза шмякнулась влажная салфетка. Я коснулся лица и посмотрел на руку. У меня тесто на роже замесили?!

— Что тебе нужно, Сафаров? — поинтересовалась враждебно.

— Чтобы ты ответила на вопрос: кто этот мальчик?

Я ястребом наблюдал за ней, нервы ее на прочность проверял: дрогнет, смутится, выдаст ли тайну, и есть ли она вообще, тайна эта?

— Мой сын, — гордо и с такой всепоглощающей нежностью, а я, наоборот, с обманчивой мягкостью:

— Сколько ему?

Если Олененок скрыла беременность, обманула меня — порву! Потом соберу и снова порву! И только потом обниму и никогда не отпущу! Мы любили друг друга когда-то, но если Аллах скрепил наше чувство кровью, значит, эта женщина принадлежит мне, а я ей. Это данность. Истина. Пара на уровне, что выше грехов. Я не был счастлив. Саша тоже не выглядела довольной жизнью. Судьба, не правда ли?

— Шесть.

Я поднялся и пошел на нее, буквально задевая головой висячую люстру. Дыхание сбилось, а в душе то вой, то стон. Почему же она молчала! Как могла скрыть такое?!