Порочное влечение (СИ) - Бушар Сандра

Просидев так несколько минут, я все же встала с места, отчетливо понимая, что, если не выйду из палаты сама, то за мной придет охранник. Устраивать шоу на всю «гламурную» и пафосную до мозга костей больницу как-то не хотелось, снова разрушая репутацию Роберта, поэтому, не переодеваясь, я все же вышла к незнакомцу, который тут же повел меня к лифту, ни говоря ни слова.

— Вы не скажете, куда меня ведете? — нервно уточнила я в гробовой тишине белого, как все в этом ненавистном мне месте, лифте. Он ничего не ответил, поэтому я нервно протараторила, держась руками за поручень так крепко, словно от этого зависела моя жизнь или вот-вот провалится пол, — В смысле, что бы там ни было, я должна морально быть готовой… Мне пора звать на помощь?

На секунду растерявшись, мужчина засмотрелся куда-то в угол, пытаясь найти ответ, и только после этого холодно сказал, глядя прямо перед собой:

— Такого указания не поступало.

— Это как-то связано с Семеном Петровым? — немного обреченно предположила я, когда лифт приехал на этаж, где лежали пациенты после тяжелых операций, и охранник повел меня в сторону VIP-палат. Не то, чтобы я раньше бывала там, но вездесущие указатели, которые я подмечала мельком, упрощали задачу. Нервы отдавали легким покалыванием в конечностях и чрезмерным желанием крутить кончики длинных волос, превращая и без того не уложенные пряди во «взрыв на макаронной фабрике». С трудом удавалось сдерживать желание болтать без умолку и только тогда, когда увидела сидящую в конце коридора Виолу, обливающуюся слезами и судорожно всхлипывающую, я замерла на месте, слегка оперевшись на стену, стараясь изо всех сил совладать с секундной реакций организма и не свалиться в обморок: — Нет… Господи… Не может быть!

Одна секунда показалась мне вечностью. Вечностью, в которой больше не было Роберта Шаворского. И этот совершенно новый мир оказался тусклым, мрачным, безжизненным и… просто неважным и не интересным. Не знаю, как ему удалось добиться этого, но мужчина стал персональным солнцем моей, как оказалось, хрупкой и блеклой вселенной. Оно… потухло и ничто на планете больше не выживет дольше семи роковых минут без его тепла. Это был мой личный апокалипсис. В тот момент я поняла значение слов «хуже и не придумаешь»…

— Пройдемте. — оживил меня охранник и едва ощутимо прикоснулся к трясущейся, как от сильного холода или потокового ветра, руке. — Вас ожидают в палате.

Последняя его фраза внушила мне мнимую надежду и я снова подняла свои глаза на Виолу, тут же отпихнув амбала в сторону рванув к ней.

— Что произошло? Он что… — голос предательски дрогнул, не в силах произнести роковое слово, крутившееся в моей голове долгие дни.

Женщина подняла на меня испуганный взгляд, будто я появилась из воздуха и застала ее в врасплох, а затем немного растерянно кивнула на широкую дверь из красного дерева с тонкой позолотой по витиеватой ручке со словами:

— Он ждет тебя и никого больше не хочет видеть. Чертов засранец…

Ни говоря больше ни слова я забыла обо всем на свете и как ошалевшая рванула к роковой двери. Я боялась думать о чем-то, что бы не спугнуть мечты. Боялась, что кто-то перегородит мне дорогу и не даст увидеть Роберта воочию, но этого не произошло. Боялась испугаться вида немощного любимого и расплакаться, показав ему же насколько он сейчас слаб и уязвим…

Но, стоило переступить порог палаты, больше похожей на дорогой номер в роскошном отеле (мраморный пол с красным ковром около широкой и высокой койки, кожаные диваны, вторая двухспальная кровать, мини кухня, мебель из красного дерева, золотые обои и хрустальная люстра), как обычная тяжелая всепоглощающая энергетика мужчины ударила меня своим не пронзаемым щитом и я замерла на пороге борясь с внутренними эмоциями: извечным страхом и всепоглощающим облегчением. В этот раз второе значительно побеждало первое…

Роберт лежал безмолвно, монотонно глядя в потолок, словно не замечая моего громкого появления. Его тело было накрыто до самой шеи белым хлопковым покрывалом, но лицо я могла разглядеть очень хорошо даже из далека и под косым углом. Тяжело выдохнув я отметила про себя, что кроме корки засохшей кожи на щеках, лбу и подбородке ничего катастрофичного в его внешности не было. По крайней мере, на виду… Нет, я бы любила его любым, даже если бы его прежнее лицо осталось только в моих воспоминаниях, но… я знала моего Шаворского. Слишком много у него было душевных ран и проблем, что бы в дополнение еще переживать о «не правильном» для светского общества внешнем виде.

— Ты так и будешь стоять там истуканом? — родной низкий тенор объял затаивающуюся, в предвкушении будущих действий, комнату в свои стальные объятья и посеял ауру хозяина жизни в каждый ее уголок и закрому. Голос не дрогнул, но хрипотца и слабость тонкой пленкой обволакивала его, как всегда, абсолютную уверенность в своих словах и власть, излучаемую одним тембром. — Черт, мышка, подойди ближе. Я хочу наконец тебя увидеть.

Меня передернуло, как от удара молнии. Было странно слышать его голос вновь, словно мы не виделись целую вечность. Неуверенно, затаив дыхание, я медленно приближалась к мужчине, пока не нависла над его не выражающим толком ничего лицом. Не прошенные слезы все же вырвались из моих глаз и одинокая соленая капля упала на его идеально белое покрывало, оставив там очень заметную прозрачную «кляксу».

Родные глаза… Такие темные, глубокие, жадно осматривающие каждый сантиметр моего тела. Моя рука в нетерпении притронулась к его поджившей щеке и словно легкое перышко прошлось от острой скулы к сухим губам. Мужчина лишь на секунду закрыл глаза, что бы тяжело сглотнуть, а потом резко открыл их и спокойно сказал:

— Не нужно меня жалеть. — и прежде чем я успела сказать, что жалею не мужчину, а себя, оставшуюся без него так на долго, тот снова заговорил более требовательно: — Сядь и расскажи мне, как много времени прошло, что я пропустил…

Немного растерявшись я неловко убрала руку и придвинула кресло около кровати поближе к Роберту, чтобы он мог без проблем видеть мое лицо не поднимаясь. Но, мужчина и тут удивил меня: нажав какую-то кнопку рукой под покрывалом, он немного приподнял себя и теперь мы находились с ним на одном уровне. Было явно, что боль в теле его беспокоит, но это скорее ощущалось на каком-то сакральном уровне и в мимолетных лишних морганиях, вздохах… В остальном, Роберт Шаворски не позволил ни одной мышце на лице дрогнуть и даже голос звучал довольно обыденно, хотя казалось невозможным, что сразу после длительной отключики мужчина способен на обычние предложения и размышления.

— Сколько времени прошло с момента происшествия в «Кашемире»? — жадный взгляд Шаворского, смешанный с внимательным докторским осмотром в который раз прошелся по всему моему телу, останавливаясь на лице. — Господи, ты можешь не смотреть на меня такими глазами, словно я воскресший мертвец?

Потупившись, я неловко нащупала руку Роберта под покрывалом и еле ощутимо накрыла ее своей. Мне не хотелось говорить, так как я не могла думать не о чем, кроме как: мой мужчина жив! Жив, черт побери! Дыхание было не стабильным, а глупая улыбка так и норовила появится на губах при виде его фирменно порабощающего взгляда. О, да… Старый добрый Роберт возвращается ко мне… Кто бы подумал, что я буду по этому скучать!?

— Я не знаю. Меня не выпускали из палаты все это время и никого не впускали. Да и сама я… не считала дни, если честно. Может дней семь или десять… Хотя, даже прикидывать не буду! — все же ответила я мужчине, жадно хватая взглядом каждое изменение его мимики. Вот он нахмурился, вот осторожно облизал пересохшие губы, а вот снов бросил на меня требовательный взгляд. — Правда, Роберт, я ничего не знаю… Ко мне каждый день приходит этот чертов следователь Семен Петров и пытается повесить на меня пожар! Видимо, улик против меня маловато, так он теперь еще и стал намекать, что пора бы мне на тот свет…

Слова лились из меня фонтаном и я слишком поздно осознала, что сболтнула лишнего только что пришедшему в себя мужчине. Ему бы по-хорошему нужно рассказать что-то позитивное, но… я правда не знала что именно и от этого чувствовала себя полным никчемным убожеством.