Пустоцвет (СИ) - Зика Натаэль

А потом я решила, что пора домой, только не сразу сориентировалась на улице, в какую сторону идти. И меня сбила машина. Или я её сбила? Точно не помню. Очнулась я в какой-то квартире, в кровати с незнакомым мужчиной. Мне так стыдно! — Маша закрыла лицо руками и заплакала. — Подожди, ничего не говори! Я ничего не помню! Совсем! Но тот мужчина был обнаженный — одеяло сдвинулось, и я увидела. А я… тоже была… без всего. Очень испугалась и сбежала, пока мужчина спал. Был ли у нас секс, я не смогла вспомнить, как ни старалась. То есть, из памяти выпал отрезок времени от столкновения с машиной до пробуждения. По моим ощущениям, мы не переспали, но утверждать это стопроцентно я не могу. Вот и получается, что я была с двумя мужчинами почти в одно время, разница в три дня, поэтому не знаю, кто из них отец моего ребенка.

— Уже говорил, что для меня это неважно, это моя дочка, — глухо, потому что говорил в её волосы, ответил Егор.

— Это ещё не всё, — вздохнула Маша. — Я ходила к тому дому, хотела узнать, кто владелец той квартиры, не наркоман ли он — ради дочери. И узнала…

Женщина снова стиснула руки, набираясь храбрости для признания.

— Что это был Юрка, — договорил за нее Гоша.

— Что? — Машу подбросило. — Но — откуда??

— Я узнал тебя сразу, как только увидел у Надежды Львовны. Еще в тот, первый раз, помнишь? Прости, что молчал… Это я сбил тебя на машине новогодней ночью, и поскольку ты сразу отключилась, не решился оставить на улице, отвез к Юрке в квартиру вместе с ним самим. Он в ту ночь напился, как сапожник, оплакивая расставание с девушкой, и ни на что способен не был. Я разнес вас по комнатам, ни один даже не пошевелился. И уехал праздновать дальше. Вернулся ближе к обеду и обнаружил в квартире одного голого Юрку, причем, в той комнате, куда положил тебя. А потом была встреча у Надежды Львовны. Я думал, что сплю. Но ты меня не узнала, а потом не узнала и брата, поэтому я решил не смущать и ничего не рассказывать.

— И что теперь будет? — Маша боялась пошевелиться.

— А что теперь будет? — удивился Георгий. — То же, что и раньше. Я был не прав, что скрывал, но у меня есть смягчающее обстоятельство — я влюбился и до дрожи боялся, что ты оттолкнешь. Сам не заметил, как потерял от тебя голову, к расставанию я не готов, вот и молчал. Но теперь-то все выяснилось, между нами больше нет тайн. Спасибо, что поделилась, я очень ценю твою откровенность. Будем смотреть кино?

— И всё? — удивилась Мария, внутренне выдохнув. — Ты так спокоен, будто… будто ничего не случилось.

— Конечно, ничего не случилось. Ты не сказала мне ничего нового, о чем бы я уже и так не знал. Маш, не парься! Всё нормально.

— Но Юра может быть отцом ребенка! Понимаешь? Он имеет право узнать, — и она заплакала.

— Тш-ш! Что ты, милая? Машенька? Сама же говоришь — ничего не было! И Юрка тогда мне сразу сказал, что не было у вас секса! Вы разделись, да, но как только ты упала в кровать, то сразу заснула, и брат тоже отключился. Он помнит, что ты уснула первая и до того, как он приступил к чему-то большему. Поверь, мужчины такое не забывают, если бы у вас было что-то, Юрка знал бы это точно.

— Правда?

— Ну, конечно! А раз у вас ничего не было, то и ребенка он сделать не мог, понимаешь? Всё-таки, дети — не вирус. Воздушным способом не передаются, ими нельзя заразиться, просто полежав рядом.

— Значит, это ребенок Димы?

— Это МОЙ ребенок! Мой, слышишь? Выброси все остальное из головы!

— Егор, но Юра… Он знает, что я… что мы с ним…

— Он тебя не узнал, если ты об этом. Помнишь же — он был пьян в стельку. Как и ты, чудо моё. Прошу, не надо ему напоминать, ни к чему. Ребенок, точно, не от него, а ты — моя жена. Зачем нам всем лишние переживания? Ну, успокоилась, конспираторша? И как давно ты все это в себе носила?

— Я хотела рассказать, но не было случая, а потом ты нас поженил и… я поняла, что дальше тянуть нельзя, — всхлипнула Маша.

— Не представляешь, как я горд и счастлив, что ты поделилась, что ты мне настолько доверяешь, — Георгий нежно прикоснулся к ее лицу, обвел контур, губами снял застывшую в углу глаза слезинку. — Вы с дочкой — моё сокровище. Никому не дам в обиду и никогда не отпущу!

— Гош, есть кое-что ещё, — нехотя проговорила Маша. — Сегодня в Квадро ко мне подходил Сомов. Он… дурак. Но откуда-то знает о ребенке. Пригласил меня в содержанки, пообещав отсудить дочку и устроить много неприятностей, если откажусь. Я, естественно, отказалась, но он был в бешенстве. Переживаю, не натворил бы чего.

— Я о нем позабочусь, — глаза Георгия потемнели, кулак правой руки сжался, но Маша этого не видела. Сковывающее ее напряжение отпустило, и она просто нежилась в любимых объятиях.

Егор все знал, он не осуждает ее, все позади! Какая она была глупая, что не поделилась с ним раньше!

Глава 17

Леонид Иванович сидел в одиночестве, рассеянно глядя, как ловкая горничная накрывает на стол.

Летнее утро, еще свежо после ночи, но уже высохла роса, и воздух прогревается на глазах. В доме кондиционеры, а тут — прохлада от растений, легкий навес заслоняет от горячих лучей.

Хорошо!

— Валентина Степановна приказала себе в спальню завтрак подать, — негромким голосом известила она хозяина, когда тот выразительно посмотрел на нее и перевел взгляд на одинокую чашку.

Значит, опять один. Что ж, он почти привык.

Мужчина обвел взглядом уголок отдыха — здесь легко поместились бы человек двадцать, и локтями бы не сталкивались. Когда дом проектировали, он специально дал указание выделить место для уголка отдыха и устроить все там по высшему разряду.

Легкий, но прочный навес, который не давил, не мешал видеть небо и окружающий дом сад. Деревянный настил из тщательно оструганных и покрытых специальным составом досок — хоть босиком ходи — теплый, домашний, придающий уголку особую прелесть. Большой дубовый стол на резных, дубовых же, ножках, мягкие кресла, которые можно было легко поменять на садовую мебель. В одном углу поляны — большой мангал и барбекюшница, в другом — что-то вроде среднеазиатского топчана с низеньким столиком — любимое место хозяина и его гостей. Посидеть на мягком диване, босиком, поджав ноги, выкурить сигару, неспешно отхлебывая из бокала или рюмки. Перекатывая во рту благородный напиток, ощущать бархатные или резко-пряные нотки послевкусия, не спеша, вести мужские разговоры — о бизнесе, о женщинах, машинах, хобби…

Дети…

Ради семьи он так старался, не ради себя же!

Рвал жилы себе и помощникам, сметал с лица земли конкурентов, торопился накопить, заработать, построить.

Дом и участок поднимал с учетом большой семьи. Мечтал, как будет отдыхать, полулёжа на топчане, рядом любящая жена, а по саду разносятся крики играющих внуков.

Мечтатель хренов!

Домечтался…

Нет, он, как и грезилось, на топчане, только рядом ни жены, ни нескольких внуков.

Единственная дочка. Единственная внучка.

Жена хотела родить, он отмахивался — не до потомства, для себя не пожили, потом, позже! Время пролетело незаметно, очнулся, когда Вале уже за тридцать стукнуло.

Первая беременность — выкидыш. Вторая — тоже. Ксения получилась с третьей попытки, причем, жене пришлось почти всю беременность пролежать на сохранении.

К сожалению, родилась девочка, а ему нужен сын, наследник!

И следом опять два выкидыша.

Валя больше не хотела, слишком тяжело ей все давалось, долго приходила в себя, много плакала. Но муж настоял, и третья попытка увенчалась беременностью. Долгие девять месяцев, тяжелейшие роды, в результате которых Валентина едва не умерла и стала бесплодной.

Долгожданный мальчик.

Но радость быстро померкла, когда выяснилось, что ребенок неизлечимо болен. Он поднял на уши всех, до кого смог дотянуться, приглашал лучших специалистов — но Костя умер в шесть месяцев, прожив на два месяца больше, чем давали ему врачи.

Это был крах. Крах всех надежд, крах мечты.