— Решили, что пока с вас достаточно потрясений, — уже откровенно смеюсь, — у вас еще будет возможность с ней познакомиться поближе, уверяю вас.
— Дай-то Бог.
— Она вам понравится, Сашка всем нравится, она у меня уникальная в этом плане.
— Ну, если она похожа на тебя, то несомненно, — соглашается Антонина Павловна, — а вообще, Володь, я тебе спасибо хочу сказать, — добавляет уже серьезно.
— За что?
— Да уж есть за что. За внучку мою, она впервые за много лет светится, глаза горят, такие перемены дорогого стоят. Со мной старухой возишься, есть за что, Володенька.
— Какая же вы старуха? — усмехаюсь, и не лукавлю ничуть, она фору молодым даст. — Да и потом, не то чтобы вожусь.
— И все же, — качает головой, — клиника эта не из дешевых, я хоть и старая, но слабоумием пока не страдаю, слава Богу.
— Антонина Павловна…
— Я уже много лет Антонина Павловна.
— Насколько много? — отшучиваюсь.
— Столько не живут, Володя, — понимает мою шутку, — я серьезно, Володя, правда. спасибо.
— Не за что, Антонина Павловна.
***
Кира
Я просыпаюсь еще до восхода солнца. В комнате стоит полумрак. Протерев глаза и потянувшись, поворачиваю голову и улыбаюсь. Володя спит рядом, придавив меня своей рукой и слегка посапывая.
Некоторое время смотрю на него спящего и понимаю, что вот таким должно быть утро. Рядом с ним.
Осторожно, чтобы не разбудить, убираю его руку и скатываюсь с кровати. Знаю, что уже не усну, а потому набрасываю на себя хранящийся в бабушкином шкафу халат для гостей, заматываюсь в него и выхожу из спальни.
Первым делом прислушиваюсь к звукам в доме. Со стороны кухни доносится едва слышный скрип.
Бабушка уже проснулась.
Щеки мгновенно опаляет огнем, прикладываю к ним прохладные ладони и делаю глубокий вдох.
Так, сначала умыться.
Проскальзываю в ванную, включаю холодную воду и первым делом несколько раз ополаскиваю лицо, приводя себя в чувства.
И чего я разволновалась? Это ведь бабушка. Уж она-то меня точно не осудит, не теперь. То, как она приняла новость о нашем решении пожениться — лишнее тому доказательство.
Даже вопросов задавать не стала. А к отношениям бабушка относится очень серьезно, Пашку она не знала, но уже заочно не одобряла.
И зачем я только о нем вспомнила.
Поморщившись, трясу головой, прогоняя это нелепое воспоминание.
Умываюсь, привожу себя в порядок и смотрю в зеркало.
Охаю и пальцами касаюсь припухших губ. Тут слепым надо быть, чтобы не заметить.
Мысленно возвращаюсь к сегодняшней ночи. Одного раза Богомолову оказалось недостаточно, как, собственно, и двух последующих. Я даже не помню, как вырубилась без сил.
Стоит мне только вспомнить его всепоглощающую жажду, как тело тут же откликается приятным покалыванием в низу живота.
Так, Кира, стоп. Остановись.
Как я и предполагала, бабушка уже успела проснуться. Я застаю ее на кухне, за замешиванием теста.
— Доброе утро, бабуль, — останавливаюсь у порога, зеваю.
— О, Кирочка, а ты чего так рано встала? — удивленно отзывается бабуля.
— Не знаю, проснулась.
— А жених твой?
— Володя еще спит, — улыбаюсь.
— Ну и правильно, пусть поспит мужик, — одобряет бабушка, — ну чего ты там встала, садись, — она взглядом указывает на стул.
— Тебе помочь? — спрашиваю, проходя на кухню.
— Еще чего, мне двигаться надо в моем возрасте, — хмыкает бабушка, продолжая месить тесто, — чебуреки буду жарить, — объясняет.
Ух. Чебуреки — это хорошо. А бабушкины — вообще отлично. Я как ни старалась, так и не научилась делать такие же. У нее они особенно сочные и тесто мягкое-мягкое, тает во рту.
— Бабуль?
— Что, Кирочка?
— Ты правда не против…
— Не против чего?
— Ну, — пожимаю плечами, — отношений наших, свадьбы. Не будешь говорить, что я тороплюсь и мне надо получше подумать?
— А ты хочешь, чтобы я это сказала? — уточняет бабуля, убирая тесто в пакетик.
— Если честно, как раз не хочу, — признаюсь открыто, — но и не хочу, чтобы ты не договаривала.
— Ох, внученька, молодая ты еще совсем, — улыбается и я улыбаюсь ей в ответ, — нет, Кира, я не против, прекращай уже себя накручивать. Хороший он у тебя, правильный, а насчет того, что торопишься… Мы с твоим дедом поженились почти сразу, а потом всю жизнь друг друга узнавали. А можно много лет прожить под крышей и ничего друг о друге так и не узнать, все это относительно, Кирочка, — в ее взгляде промелькает нечто напоминающее тоску.
— Ты скучаешь по дедушке, да?
— Скучаю, Кир, а как не скучать, я за ним, как за каменной стеной была. Такие как твой дед — штучные экземпляры. Жених твой, — она кивает в пустоту, — такой же, удивительно даже, как это он холостяком до таких лет дожил.
— Хороших щенками разбирают, да? — шучу, желая сбросить свое напряжение.
— Вот именно, Кирочка, — смеется бабуля, — Володя твой, видимо, тебя ждал.
— Да ну тебя, — отмахиваюсь, — я же серьезно.
— Я тоже не шучу. И вообще, Кирусь, что ты хочешь от меня услышать?
— Не знаю, наверное, мне просто нравится слушать, как ты его хвалишь.
— Ну это само собой, кому ж не нравится, когда любимых хвалят.
Бабушка подмигивает.
— Любишь ведь его? — как будто на всякий случай уточняет.
— Люблю, — отвечаю без малейшего промедления, совершенно не колебаясь, — разве можно его не любить, — добавляю тише.
Бабушка одобрительно кивает.
— Хороший он, Кир, надежный. Обещаниями не разбрасывается, слово держит, не говорит много, зато делает. Вот таким и должен быть мужик, не то что этот твой Павлик, прости Господи, тьфу.
— Он не мой, и не вспоминай о нем больше, пожалуйста, — тяну жалобно.
Бабушка удивленно вскидывает брови.
— Даже так?
— Только так!
— Ну и правильно.
— Доброе утро, — за спиной неожиданно раздается голос Богомолова.
Я резко оборачиваюсь. Он стоит в паре шагов от меня, с растрепанными волосами, в домашних штанах и футболке, и с босыми ногами. И когда успел за вещами сходить?
Пялюсь на него в упор, и не могу оторвать взгляд. Еще чуть-чуть и слюни начну пускать, честное слово.
— Доброе, Володенька, что-то вы совсем уж у меня ранние пташки, — шутливо возмущается бабуля.
— Кто бы говорил, Антонина Павловна.
— А я что? Я дама в возрасте, мне много спать и не надо, а вы молодые, вам силы нужны.
Володя улыбается и направляется ко мне. Я все это время неотрывно смотрю на него. Подходит совсем близко, наклоняется и, совсем не стесняясь, целует меня прямо при бабушке.
Целует, правда, целомудренно, ограничиваясь легким соприкосновением губ.
— Вот теперь точно доброе, — шепчет, абсолютно довольный.
Интересно, долго он встал? Все слышал?
Заглядываю ему в глаза, всматриваюсь в плещущиеся огоньки на дне и почему-то не сомневаюсь. Слышал.
Глава 67
Кира
— Офигеть, скажи, что это правда.
Я как раз поливаю цветы, стоящие на подоконнике, и едва не роняю лейку, когда за моей спиной раздается чересчур возбужденный голос Маши.
Прикрываю глаза, втягиваю в легкие побольше воздуха, ставлю лейку на край подоконника и оборачиваюсь.
Конечно, я уже знаю, о чем сейчас пойдет речь и что конкретно привело Машу вот в такое состояние.
Коллега, стоит посреди приемной Богомолова, держась за грудь и пытаясь выровнять сбившееся дыхание.
Бежала, что ли?
— Смотря, что, — смотрю на нее, приподняв бровь и делая вид, что не понимаю, о чем она.
Просто развлекаюсь, если честно.
Машка так забавно выглядит. Слегка растрепанная, с порозовевшими щеками, и таращится на меня во все глаза.
Вообще, Маша у нас далеко не сплетница, лишний раз слухи не подбирает и не обсуждает, однако почти всегда все знает. Не зря же ее за глаза правой рукой Смолина называют.
