Нас проводят по коридорам и заводят в палату.
Врач и две медсестры входят следом. Доктор достаёт стремена, я закидываю ноги, и она осматривает меня. Она объявляет:
— Один ребёнок идёт ножками вперёд. Развернуть не успеем, схватки слишком частые. Нужно срочно делать кесарево сечение.
— Что? — паника накатывает новой волной.
Шон гладит мои волосы, целует меня в лоб и уверяет:
— Все будет хорошо, моя душа, — но на его лице отражается беспокойство.
Через несколько минут они готовятся к кесареву сечению, вводят мне еще больше лекарств, а Шон надевает больничную одежду. Доктор что-то говорит, но я ничего не понимаю, из того что она говорит. Шон остается рядом со мной, держа меня за руку и наклоняясь близко к моему лицу.
Простыня натянута так, что я не могу видеть ничего дальше своего живота. Это пугает меня еще больше, поэтому я спрашиваю:
— Что происходит?
— Это не займет много времени, — заявляет Шон, и тут в воздухе раздается крик.
Я смотрю на Шона с открытым ртом.
— Это...
И тут раздаётся второй крик.
— Поздравляю! У вас мальчик и девочка, — объявляет врач.
Мы уже знали пол детей, но когда услышали, как она это сказала, и услышали, как они плачут, это стало реальностью.
Лицо Шона светится от счастья. Он целует меня:
— Ты молодец, душа моя.
— Можно посмотреть на них? — спрашиваю я.
Медсестры приносят свёртки: один в голубом, второй в розовом. Кладут их мне на руки. Глаза заполняются слезами.
Я шепчу:
— Шон, посмотри на наших малышей...
Его глаза блестят, и он целует их в головки.
— Они прекрасны.
— Да, — соглашаюсь я, и у меня текут слезы.
— Похожи на их маму, — добавляет он.
— Похожи на их папу, — настаиваю я.
Он смеётся, снова целует меня и малышей. И ничего в жизни не было слаще этого момента.
КОНЕЦ
