Алмаз (СИ) - Макарова Елена А.

Приехав к Лёше, я думала разрешить свои проблемы, но, похоже, только создала новые.

***…

Если бы не Костина просьба, больше похожая на приказ, дожидаться его, я бы непременно давно покинула квартиру Лёши. После того, как парень чуть не поцеловал меня, мы оба явно чувствовали себя неловко в обществе друг друга. Он старался говорить на отвлеченные темы, а я цедила чай, не отрывая чашку от губ, чтобы лишний раз не открывать рот. Разумнее было бы поговорить о произошедшем, но начинать такие разговоры всегда трудно — останавливает страх попасть впросак. Я не была уверена в том, что именно собирался сделать Лёша. Возможно, это мне только показалось? Всего один вопрос и наша дружба даст трещину. Мы оба решили поступить трусливо — сделали вид, что ничего не произошло. Это не красило ни одного из нас.

Незаметно взглянула на экран телефона — девять утра. Теперь я чувствовала себя как никогда навязчивой: Лёша вынужден сидеть здесь со мной, когда ему, наверное, уже пора собираться на работу.

— Я дождусь Костю в машине, — объявила и, поставив чашку на стол, собиралась уйти, — не хочу, чтобы из-за меня ты получил нагоняй от начальника за опоздание, — старалась держаться и вести себя непринужденно (если такое возможно в данных обстоятельствах). Лёше это удавалось гораздо лучше. Его поза выглядела несколько деловой, словно он вел беседу с бизнес-партнером, а не с другом, но в целом казался расслабленным: откинулся спинку кресла, а руки свободно лежали на подлокотниках. Парень чувствовал себя не только хозяином квартиры, но и положения.

— Не получу, — короткой фразой усадил обратно на диван. — Я сам себе начальник, — расставил все по своим местам, избавляя меня от участи теряться в догадках о причинах его самоуверенности.

— Не знала, что у тебя свое дело, — рассеянно потянулась за чашкой, но та была уже пуста, и теперь я не знала чем занять руки. Я не была удивлена этой новостью. Лёша обладал теми качествами, что присуще деловым людям: рассудительность, прагматичность и холодный расчёт.

— «Дело» — громко сказано, — он явно скромничал, приуменьшая свои достижения, — пока только небольшой офис в городе. Не все же работать Костиным курьером и таскать документы на подпись? — пошутил, что было ему не свойственно.

— Верно, — решила поддержать, улыбнувшись. — Сам всем занимаешься? — воспользовалась возможностью пораспрашивать парня, чтобы не сидеть молча и не кивать, как безмозглый болванчик, на каждое его слово. — Должно быть сложно.

— Я привык, — он собирался ограничиться только этой фразой, но, скорей всего, мой непонимающий взгляд заставил его пояснить: — Вырос без отца, — от этих слов, него самого повяло холодом. — Он оставил нас с мамой, когда мне было восемь.

— Прости, — почувствовала себя виноватой, что разбередила старые раны. Хотя по Лёшиному равнодушному виду нельзя было сказать, что он расстроен.

— За что? — усмехнулся. Его будто позабавили мои извинения. — Это же не ты бросила семью, — он говорил об этом, как о чем-то постореннем и далеком, произошедшем не с ним. Но собственный отец не мог не вызывать у него хоть каких-то эмоций.

— Ты знаешь о нем что-нибудь? Где он сейчас?

— Не знаю и не хочу знать, — такой категоричный отказ иметь какие-либо связи с отцом, говорил лишь о том, что Лёша все-таки где-то в глубине души хранил обиду. В нем еще жил брошенный мальчик. — На самом деле я рад, что меня не воспитывал такое ничтожество и трус, как мой папаша, — а такой негатив только подтверждал мои догадки.

— Ты никогда не пытался его найти? — копала все глубже, стараясь понять парня.

— Нет, несмотря на то, что он ушел, у меня была семья: я и мама.

Необычно было слышать как этот взрослый парень (а утренняя щетина подталкивала назвать его скорей мужчиной), что с сосредоточенным видом изучает недоступные моему пониманию контракты и договоры и со знанием дела разбирается во всех юридических аспектах, и тот, чья личная жизнь — случайные связи, с такой нежностью произносит «мама».

С теплотой, настоящей сыновей любовью он добавил:

— Чтобы я не чувствовал себя обделенным, она любила и заботилась обо мне за двоих. Мама делала для меня все возможное и невозможное, — его губ коснулась печальная улыбка, — она была для меня всем.

Знакомой болью в сердце отозвалось это его «была».

— Давно она умерла? — напрямую спросила, хотя и понимала, что Лёша лишь осторожно приоткрыл дверь в свое сердце, а я норовила распахнуть ее настежь. Люди не любят, когда без спроса копаются в их душах. Обычно боль прячут. Я знала, потому что именно так поступала сама.

Лёша ответил не сразу, изучая меня взглядом и, наверное, гадая откуда мне известно о его трагедии.

— Прошло почти два года, — молча смотрел на меня, но его серые грустные глаза говорили сами за себя.

Не хотела, чтобы он решил, что расспрашиваю из простого любопытства.

— Моего отца нет уже три, — мне тоже была знакома боль утраты. В этот момент мы понимали друг друга без слов.

Ему не понадобилось много времени, чтобы собрать воедино фрагменты моей жизни и увидеть очевидное.

— Так та история про твоего отца — правда?

Не представляла, сколько ему известно и что из этого грязная ложь, далекая от истины, но была уверена, что Костя не стал бы делиться с ним чужой тайной, особенно моей. Но Лёша, имея определенные связи, вполне мог сам все раскопать.

— Правда, — не видела смысла скрывать. Парень казался достойным доверия.

Он выглядел поражённым, но я не чувствовала отторжения или осуждения с его стороны.

— Как ты с этим справилась?

Настала моя очередь удивляться: еще никто не спрашивал меня о таком. Обычно делали скорбное лицо и брали за руку.

— Семья, — задумалась над ответом, — их любовь меня спасла, — только сейчас осознала это. — Сама бы я не выбралась.

На мгновение, лишь короткий миг, в блеске глаз, в дрогнувших уголках губ и в других, едва заметных, изменениях в лице Лёши я увидела нечто знакомое. Так же Костя смотрит на меня: с нежностью и теплотой.

— Рита, я … — боялась того, что вот-вот из его уст вырвется то, что навсегда изменит отношения между нами, между ним и Костей. Но Лёша не успел договорить, его прервал дверной звонок. Сам того не зная, Костя уже второй раз за это утро спасал меня.

Не стала наступать ему на пятки и вместе с ним встречать Костю — все-таки я была лишь гостьей — и осталась в комнате, опасливо прислушиваясь к голосам.

В прихожей друзья непринужденно обменялись веселыми приветствиями, как будто само собой разумеющееся заходить друг к другу в гости с утра пораньше. Я же пыталась в их речи поймать свое имя, но никто не касался ни моей персоны, ни, тем более, причин, по которым я здесь. Была благодарна Лёше, что она оставил за мной право самой рассказать Косте о балагане, в который обернулось сегодняшнее утро. Надеюсь, в будущем, вспоминая этот день, я буду только смеяться.

Скоро в гостиной появился Костя, чей суровый взгляд напомнил мне трудовые будни на съёмочной площадке и побуждал обращаться к музыканту не иначе как «Константин Львович».

— Готова? — Его тон напугал меня своей холодностью. Задерживаться здесь он не собирался.

— Да, — предчувствуя бурю, послушно кивнула, поднимаясь с дивана.

Похоже, Лёша тоже заметил перемену в друге, потому что выглядел готовым в случае чего ринуться на мою защиту. Надеялась, ему хватит благоразумия не встревать. Достаточно на сегодня драк.

Костя на прощанье пожал парню руку, а я пролепетала невнятное «пока». Он вежливо пропустил меня вперед, и все то время, что мы спускались по лестничным пролетам, я чувствовала на себе его тяжелый взгляд. Я не сделала ничего предосудительного, но напряжение, исходившее от Кости, говорило об обратном.

— Ни о чем не спросишь? — не выдержала пытку молчанием.

— Дома поговорим, — отрезал, не желая слушать меня.

Такую тихую ярость у Кости я видела впервые.

BMW пришлось оставить у Лёшиного подъезда, и ехать на второй машине. Всю дорогу музыкант так же хранил молчание, я тоже набралась терпения и ждала конца пути, чтобы поговорить, чтобы это не значило.