Окно напротив (СИ) - Сокол Лена

- Да…

- Слишком много белого, не правда ли?

- Да, света тут хоть отбавляй.

- Это ресторанчик моего друга из Норвегии. Здесь подают только выловленное, выращенное и пойманное, а значит – самое свежее. – Он принял из рук официанта меню и протянул ей. - Заказывай.

- Ух, глаза разбегаются! – Она быстро пробежалась взглядом по списку. - Я даже не знаю таких названий.

- Что ты, не бойся незнакомых слов, тебе обязательно понравится. Хочешь, закажу сам?

- Пожалуй.

- Ты не вегетарианка?

- Нет.

- Это прекрасно.– Он дождался приветливого молодого человека в форме, поздоровался и начал называть ему блюда, попеременно обращаясь то к нему, то к Марьяне. - Смотри, это смерребред. Отличная закуска, король скандинавской кухни! Можем взять, к примеру, селедку с толченым картофелем. Вполне привычно для желудка русского человека. Еще, пожалуйста, суп по-деревенски из копченого цыпленка с яйцом и сеном. – Усмехнулся, глядя на растерянную девушку. - Не пугайся. – И продолжил. – Утку в еловых ветках. Дикий лосось с морковными прутьями. Черт, как хочется попробовать сразу все - такая ностальгия! Снежный ком из облепихи и бузины даме на десерт, пожалуйста. Пунш с тыквой и классический глег. Все.

- Напитки принести сразу?

- Да, спасибо. – Он дождался, когда паренек отойдет от столика. - Если честно, я ездил в Норвегию год назад, и был совершенно поражен. Такая терапия Севером, едва ли не очищение души.

- Ничего себе, - выдохнула девушка, продолжая изучать обстановку. Ей было не совсем уютно под взглядом Павла. Она определенно нервничала, стеснялась, чувствовала себя не в своей тарелке, и не могла ничего с этим поделать.

- Повсюду маленькие домики, никаких заборов, все окна украшены лампочками, торшерами или чем-то излучающим свет – ночью отовсюду льется мягкий теплый свет, словно пытающийся согреть эти холодные края. – Он поежился. – А эти серые, покрытые снегом, зубастые вершины гор! Изрезанные утесы, с высоты которых можно наблюдать, как разливаются воды неспокойного моря. Будто ты на краю света. Или северное сияние! Гул ветра, дождь – внутри тебя становится настолько чисто, что, кажется, внутри растет что-то новое, доброе, созидающее!

- Представляю, - рисуя в уме картину, улыбнулась она.

- Ты должна это увидеть. Я мечтаю побывать там еще когда-нибудь. Хоть раз.

- А кем бы ты стал, если бы не был писателем?

- Без понятия. Вероятно, чем-нибудь бы занимался. Или продолжал служить. Но меня однозначно бы порвало от моих фантазий! Лучше скажи, как ты справляешься со своей работой?

Марьяна пожала плечами.

- Привыкла.

- По-моему, профессия врача чересчур нервная и тяжелая для такой хрупкой женщины, как ты.

- Так только кажется. Да, это порой адский труд, но самое приятное в этом – удовлетворение, которое получаешь от результатов своего труда. Знаешь, наши с тобой профессии, они ведь похожи. Мы оба помогаем людям, я спасаю жизни, ты пишешь правду. Много лет назад я подумывала, не стать ли художником. Подруга уговаривала, что искусство тоже помогает людям жить, ведь они смотрят на картины в галерее, испытывают какие-то эмоции, вдохновляются. Мне тогда пришлось возразить, что врачебная помощь намного ощутимее, чем эмоции, испытываемые от созерцания творений художников.

- Это удивительно. – Павел искренне улыбнулся, подпирая подбородок ладонями. - В моей жизни сейчас происходит столько всего неприятного, и ты в этой мешанине чувств и событий кажешься единственным светлым пятном.

- Спасибо. – Смутилась девушка. - Ты всем женщинам, с которыми знаком чуть больше суток, говоришь такое?

Официант поставил перед ними напитки и закуски.

- Я мастер красивых слов, да. – Рассмеялся Камышев. - Но сейчас говорю совершенно искренне, поверь.

- Поверю на слово.

- Вот и хорошо. Попробуй вот это блюдо.

- Сейчас. – Она подцепила вилкой не большой кусочек, положила в рот и вдруг невольно издала звук, подходящий разве что фильмам для взрослых. – М-м-м, прости, не сдержалась, это… божественно!

- Я знал, что ты оценишь. А теперь можешь взяться за суп. – Он указал на приближающегося официанта в белом фартуке. Через секунду перед ней уже стояла тарелка с дымящимся первым блюдом. Пахло безумно вкусно. - Приятного аппетита.

- И тебе, - пряча улыбку, произнесла она.

***

- Еще раз поздравляю с выходом книги, - Марьяне показалось, что она доверху наполняется тем электричеством, которое рождается между ними от каждого, пусть даже невинного, взгляда.

- Спасибо, - смущенно улыбнулся Павел.

На ярком зимнем солнышке его борода больше не казалась черной. Она была скорее русой с рыжиной и редкими, почти незаметными, вкраплениями седины. Девушке понравилось это сочетание цветов. Пожалуй, она могла бы даже прийти сейчас домой и нарисовать что-то подобное. Например, трехцветную кошку с шерстью таких же оттенков. И тогда только она бы знала, что зашифровано в этом рисунке, сколько эмоций и воспоминаний от чудесного обеда в компании этого незнакомца. Или уже знакомца, которому ей так хотелось начать доверять.

Они стояли возле подъезда и улыбались друг другу, не находя нужных слов. Камышев улыбался искренне, открыто и неподдельно, Марьяна делала это стесненно и растерянно, то и дело опуская глаза на большую кучу снега за скамейкой возле крыльца.

- Я же не подписал тебе твой экземпляр, - вдруг спохватился он и принялся шарить руками по карманам. – Сейчас-сейчас.

Девушка достала из пакета книгу со странной мрачной обложкой и протянула мужчине.

Она и сама не знала, собирается ли читать ее. Разве что только из интереса. Чтобы попробовать понять, как работает его мозг, чем он живет, как мыслит. Павел сначала замер, будто вспоминая что-то, потом выудил откуда-то из кармана черное портмоне, больше похожее на книгу в кожаной обложке. Внутри лежала маленькая ручка. Он щелкнул ею, открыл книгу и после секундных раздумий написал что-то на развороте. Когда девушка вытянула шею, чтобы прочесть, он молниеносно захлопнул ее и протянул ей.

- Откроешь дома, хорошо?

- Ладно, - улыбнулась она и убрала заветный экземпляр обратно в пакет.

Ей хотелось спрятаться от его взгляда подальше, потому что дышать получалось только тогда, когда Павел отводил взгляд в сторону. В остальное время ее руки метались от раскрасневшегося лица к пуговицам на пальто и обратно, заставляя пальцы то поправлять пряди, выпавшие из-под берета, то перебирать мелочь в карманах, то убирать невидимые пылинки с перчаток. Марьяне казалось, что Камышев, напротив, совершенно не нервничает, и оттого она чувствовала себя абсолютной дурой.