Идеальный дуэт. Кода - Хартманн Дженнифер

– И с матча вы не уходили? – допрашивал меня детектив Бреннан.

– Э, уходил. Да. Мне нужно было забрать своего сына, Кейдена, с карате, но потом я вернулся на игру.

– Имеются ли свидетели, способные за вас поручиться?

Свидетели. Уже сам этот термин звучал холодно и обвинительно.

Я достаточно смотрел канал Investigation Discovery [1], чтобы понять, что они выуживают мое алиби. Когда жена умирает при загадочных обстоятельствах, то муж всегда становится главным подозреваемым. Каждый мой шаг в тот день выставят на обозрение общественности и засунут под пресловутый микроскоп.

– Конечно. Меня там видело множество родителей. Я сидел с Кеном и Дарлой Нивенс.

Детектив Бреннан поджал губы и продолжил что-то царапать у себя в блокнотике.

– Еще один вопрос, если позволите. Вы знаете кого-нибудь, кто мог бы затаить обиду на вашу жену?

У Бет не было врагов. Бет попросту не за что было не любить. Она была воплощением изящества и доброты. Мне на ум не приходила ни единая живая душа, которая могла бы желать ей смерти.

– Нет. Бет все любили.

– Может, какая-нибудь ваша чокнутая фанатка?

У меня свело челюсть, и я помолчал. Об этом я не подумал.

Неужели я сам неким образом навлек это на нее? Неужели мои слава и известность сыграли роль в ее смерти?

– Никто в голову не приходит, – тихо ответил я.

Если не считать приходящих время от времени странных писем от фанатов или злобных твитов, никто не выделялся из общей картины.

Двое мужчин кивнули и вернули свои блокноты в карманы.

– Очень хорошо, – сказал детектив Бреннан. – Мы будем на связи. И еще раз – мы очень сожалеем о вашей утрате. Можете не провожать.

Я смотрел, как детективы неспешно идут через мою гостиную, все еще шаря глазами в поисках чего-то, чего вовсе не существовало. Когда дверь захлопнулась, я рухнул на кухонный стул, мое тело молило о сне, но разум не находил покоя. Я не мог отключить изображения, которые он проигрывал снова и снова. Я все еще видел ее там, на том холодном полу, такую одинокую и истекающую кровью.

Звала ли она меня? Думала ли о своих детях, делая последние вдохи?

Я скрежетал коренными зубами, пока вся челюсть не заболела.

Меня накрыло внезапное ощущение, пронизанное чем-то очень знакомым, и я вытащил из кармана телефон. Я пролистал свой список контактов и остановился на имени, которое не произносил несколько лет.

Челси Комбс.

Я не знал, почему в тот момент подумал о ней. Может, потому, что когда-то она была первым человеком, которому я звонил в случае трагедии.

Может, потому, что до того, как пришли влюбленность и сердечная боль, Челси была моим другом.

Может, мне этого недоставало.

Мой большой палец завис над ее именем. Было загадкой, почему ее номер до сих пор хранился в моем телефоне, ведь мы не говорили уже три года. Мы простились на промозглом городском тротуаре, с ощущением финала в сердцах и запахом виски изо рта.

Я сглотнул, мои глаза бегали туда-сюда по буквам ее имени.

Нет. Я не стану это ворошить. Челси останется в прошлом.

Я справлюсь с этим в одиночку.

Бросив телефон на кухонный стол, я вернулся в гостиную. Сэм все еще уютно спал, временно огражденный от реальности, поджидавшей его по пробуждении. Я лег с ним рядом, мое тело жаждало сна – бегства.

– Пап?

Глаза Сэма распахнулись, и я обхватил его рукам.

– Все в порядке, Сэмми. Засыпай.

Сэм не ответил, но я почувствовал, как теплые слезы моего сына промочили воротник моей футболки. Проклятье. Это было чертовки тяжело. Я крепче прижал его к себе, и мы оба погрузились в беспокойный сон.

Двадцать четыре часа.

Прошло всего-навсего двадцать четыре часа.

Настойчивый стук на следующее утро заставил меня вскочить с дивана в состоянии паники.

Который был час? Дети опоздали на автобус? Бет опоздала на работу?

Я потер глаза и запустил обе руки в волосы, как вдруг на меня обрушилась реальность.

Была суббота. Уроков не было.

Бет не было.

Стук продолжался, и я осознал, что звучит он от парадной двери. Когда я ее открыл, за ней оказалась одна из соседок, миссис Панкерман, держащая накрытое фольгой блюдо с запеканкой.

Я моргнул.

– Доброе утро, – пробормотал я, выползая из сонной дымки.

– Ох, бедное дитя. Я слышала о вашей ужасной трагедии, и я просто обязана была приготовить для вас эту домашнюю лазанью. Питер тоже хотел заглянуть, но у него церковная служба через двадцать минут. Он ведь дьякон, как вы знаете. Вы и ваша семья этим утром будете в наших молитвах.

Линн Панкерман была хрупкой старушкой, которой уже почти сравнялось восемьдесят лет. Она жила через дорогу от нас со своим мужем Питером, и они всегда первыми были готовы поделиться участливыми словами или оказать услугу. Несмотря на свой возраст, Питер как-то вечером пробрался на наш участок с лопатой, чтобы расчистить занесенную снегом подъездную дорожку, когда я застрял в Лос-Анджелесе из-за задержки рейса. Эта пара беспокоилась о том, что Бет придется выйти на улицу, чтобы разгребать снег самой, оставив троих детей в доме одних. Такими вот людьми они были.

Блюдо с лазаньей покачнулось в слабых руках миссис Панкерман. Я наконец опомнился и потянулся забрать ее подношение.

– Ладно, – сказал я. Мой ответ прозвучал сухо, несмотря на мою благодарность, так что я отмотал назад. – Простите. Я все еще перевариваю все это. Спасибо.

– Вы хороший человек, – сказала она мне, кивая головой. – Вы это переживете. Мы с Питером прямо через дорогу, если вам хоть что-нибудь понадобится. Я с огромным удовольствием поколочу этих журналистов своей тростью.

Я бы рассмеялся, если бы не чувствовал себя настолько мертвым внутри.

– Я это ценю, миссис Панкерман. Детям очень понравится ваше блюдо.

– Хорошего вам дня, дитя. – Она потянулась вперед и прикоснулась к моей руке, по-дружески сжимая ее. – Да благословит вас Бог.

Пока старушка ковыляла обратно на ту сторону улицы, на мою подъездную дорожку завернул голубой седан. Поставив лазанью на столик возле двери, я смотрел, как мои мама и папа выходят из машины и спешат по дорожке ко мне. Мама бросилась мне на шею и зарыдала в плечо, а я встретился взглядом с отцом, который выглядел усталым и посеревшим.

– Ох, сыночек. – Она крепко стискивала меня, ее серебристые волосы щекотали мой подбородок. От нее пахло мускусом и папоротником. – Мне так жаль, родной мой.

Я просто стоял, застыв на месте. Мышцы моего лица дрогнули, когда я поднял одну руку, чтобы положить ее на спину матери. Это все, на что я оказался способен.

Когда она отстранилась, ее глаза были опухшими и полными сочувствия.

– Что мне сделать? – спросила она. – Что тебе нужно, Ноа? Мы здесь ради тебя.

А что мне было нужно?

– Мне просто нужно, чтобы моя жена вернулась.

Над нами пронеслось черное облако. Мои родители втянули головы в плечи.

– Бабуля!

Тихий голосок нарушил мрачную тишину, а вниз по лестнице загрохотали шаги. Кейден и Джереми с разбегу влетели в объятия своих бабушки и дедушки.

– Ох, мои дорогие! – сказала моя мама. – Я вас так давно не тискала. А где Сэм?

Я оглянулся на диван и понял, что от Сэма остался только флисовый плед, в который он закутался, как в кокон, прошлым вечером.

– Сэмми шмотрит ш нами Микки! – воскликнул Джереми.

– Сэм сказал, что нам нужно сидеть в игровой, если мы не хотим разбудить папу, – добавил Кейден.

Я перевел внимание на декоративные часы, висящие в прихожей. Уже было без четверти десять. Мальчики, должно быть, уже несколько часов не спали и смотрели мультики в игровой.

Я провел рукой по лицу, почесав щетину на подбородке.

– Мальчики, я сейчас сделаю вам завтрак.

– Я этим займусь, Ноа, милый. А ты ступай прими горячий душ и отдохни. Теперь с вами бабуля.