Зима, которой не было (СИ) - Рихтер Кристина

Разволновавшись от своих же мыслей, машинально я потянулась за пачкой сигарет, но тут же простонала от разочарования. Они заканчивались еще утром. Мне очень хотелось поскорее выбраться из этого зимнего ада и оказаться дома, но желание курить резало горло и подстегивало бежать в сторону ларька. Минут через пять я уже постучалась в окошко и нетерпеливо произнесла:

— Красный «Мальборо», пожалуйста.

— А лет-то тебе сколько? — скептически повела бровью продавщица, оценивая меня.

— Восемнадцать, — с наглецой заявила я, но в ответ услышала монолитное: «Паспорт».

— Я не ношу с собой документы.

Тщетное наступление.

— Паспорт, — вновь произнесла женщина, чем разозлила еще больше.

— Вы не можете на слово поверить? — я начинала вскипать.

Внезапно на своем плече я ощутила прикосновение чьей-то руки. Первое, что пришло в голову, — отец. Но нелепость этой мысли я отбросила и обернулась.

— Помочь?

За моей спиной стоял Артем. Я буквально шарахнулась и глотнула воздуха. Парень тут же опустился к окошку и произнес:

— «Мальборо», красный.

Прекрасно. Прекраснее быть не может.

— Как вообще получилось, что ты здесь оказался? — поинтересовалась я, позабыв обо всех своих желаниях.

— Следил за тобой, — без зазрения совести признался парень и протянул мне пачку сигарет.

— Как чертов сталкер? — возмутилась я.

— Именно.

Если я побегу, то это будет слишком нелепо?

— Ладно, — я отмахнулась от подачки, но потом сообразила. — Одну возьму.

Артем ловко распечатал пачку, и дрожащими руками я вытянула сигарету.

— Я машину оставил недалеко. Может, поговорим?

Я жадно подкурила трясущимися от холода и волнения руками. Чего ему нужно? Посмеяться решил? Сегодня он был еще красивее, чем тогда: от яркого солнца его темные волосы блестели, а красивые холеные руки были белыми, как снег.

— Я не хочу, — ответила я. И тут же задалась вопросом: а не лгу ли я самой себе?

— Ну же, — юноша нахмурил темные брови, насквозь пронзая меня своими серыми глазами.

Я медленно покачала головой. Уголек истлевшей сигареты приземлился на ботинок, и неловким жестом я стряхнула его. Говорить было о чем, я знала. Но не хотела.

— В тот день ты так неожиданно сбежала, — от холода студент переминался с ноги на ногу. — Я даже и узнать тебя толком не успел.

Тут я начала медленно краснеть. Боже, я сейчас могу говорить о чем угодно: о теории струн, о предпосылках к возникновению Африканских государств, о теоремах и прочей лабуде. Но не о том, почему тогда я деранула из кафе. Тогда, собравшись с духом, я затянулась и как можно четче произнесла:

— Мне с тобой было неинтересно.

— А? — удивился парень.

Я входила в раж:

— Ты скучный. Очень. И мы слишком разные, чтобы общаться. Кроме того, мне неприятны такие люди, как ты. Поэтому… Поэтому оставь меня в покое.

Со всей силой я швырнула окурок на землю, и он провалился в сугроб. А я тем временем зашагала прочь, стараясь не обернуться. Щеки жгло от стыда, но я не могла позволить себе поступить как-то иначе. Пусть он лучше думает, что неприятен мне, чем знает о том, что я спасовала перед малейшей преградой.

— Подожди, — в спину я услышала крик. И, сама не зная зачем, обернулась. Ветер подхватил мои волосы и хлестнул меня ими по лицу, отчего я почувствовала еще более жгучую боль.

Мне казалось, что еще минута рядом с ним — и я влюблюсь.

6. Ева и старые новые знакомые

Любить безраздельно, любить безрассудно. Ну разве люди так могут?

Я накрыла лицо книгой и вздохнула, как отпахавшая по полудню лошадь. Сто страниц были проглочены мной за час с лишним, и теперь я боролась с желанием спать и продолжить чтение. Чтобы не терзать себя, я выбрала иной вариант: едва слышно я выскользнула из комнаты и на цыпочках отправилась на кухню. Время давно перевалило за полночь, в гостиной шумели фанаты на трибунах, а двадцать два человека с усердием гоняли мяч по полю. Отец был так увлечен футболом, что не заметил того, как беспощадно я разоряю холодильник. Ложкой без наслаждения я черпала шоколадную пасту, сидя на полу и спиной облокотившись на шумящий агрегат. В ушах тоже шумело. Типичные выходные, типичная Ева. Что-то внутри меня так расшаталось, что я не верила в то, что вообще доживу до утра. Стоило слепить веки, как я слышала голос Артема и видела его серые глаза. Такие глубокие, что я хотела утопиться в них, как Офелия.

— Ты чего там делаешь, а?

Господи, просто упялься в экран снова.

— Ничего, — отозвалась я, шустро засунув пасту обратно в холодильник.

— Почему еще не спишь, Ева? — сперва отец появился в дверном проеме, а затем медленно прошествовал ко мне.

— Да вот, — замялась я, вцепившись в кувшин. — Пить что-то захотелось.

Папа разочарованно покачал головой, а затем подушечкой большого пальца прикоснулся к уголку моего рта, стирая остатки шоколадной пасты. Я нечто прохрипела от недовольства и легкого стыда. Понятия не имею, зачем соврала. Просто захотелось.

— Мне кажется, мы мало с тобой разговариваем, — заметил он, усаживаясь на стул.

— Ну, у меня пока нет никаких психических и соматических расстройств, чтобы их обсуждать.

Из-за трясущихся ладоней я немного пролила воду, и тонкой струйкой та потянулась к краю стола.

— Я не только врач, но и отец.

Никудышный.

— Я знаю, пап. Но нечего сказать, правда. У меня все хорошо.

— Ты была таким жизнерадостным ребенком лет десять назад…

— Была, — отозвалась я и залпом осушила свой стакан. — Ты слишком часто вспоминаешь прошлое. Хватит хвататься за него.

— А ты не думаешь о будущем, — спокойно отозвался отец. — Разве это не хуже?

— Там реклама кончилась, — я кивнула в сторону гостиной. — Второй тайм. Пропустишь.

— Если я пропущу твои проблемы, то будет гораздо фатальней.

— Я обрадую тебя, — мой голос повысился, и я вновь ухватилась за глиняный кувшин. — У меня нет проблем.

— Да есть же.

Удар об пол смешался с криком болельщиков по ту сторону экрана. Я тут же опустилась на пол, стараясь поскорее собрать осколки. Благо, на дне почти не осталось воды.

— Как знаешь, — папа покачал головой в привычной для него манере и двинулся обратно в гостиную.

Безнадега какая-то.

Вернувшись, я погасила свет и вновь рухнула на кровать. Каруселью в голове неслись мысли, а я все пыталась сосредоточиться хоть на чем-то отвлеченном. «Интересно, зачем Артему нужна вся эта ерунда со знакомством? — поинтересовалась я сама у себя. — Могла ли я ему действительно понравиться? Это его упорство просто… удивляет. Разве не возможно, хоть на долю процента, что в нем действительно есть симпатия?..» В тот же миг я отчего-то вспомнила, что никогда не целовалась. Даже по-детски нелепо и по-взрослому развратно. Ни-ког-да. Губы вспыхнули одновременно со щеками, и я приложила к ним прохладные пальцы. Затем подушечкой указательного скользнула по нижней губе, глубоко вдохнула и представила влагу чужого рта. Передо мной был юноша, и его запах я не могла спутать ни с чьим иным. Мне казалось, будто наши рты сливаются, а ладонью я впиваюсь в его затылок сквозь шелк графитных волос. Глаза мои сомкнулись, веки затрепетали, а от лица ладонь скользнула ниже. Медленно от груди к животу волнами прибивало тепло и томную сладость.

Интересно, ладони Артема такие же горячие, как мои?

Пальцы пробрались под безразмерную футболку, обожгли кожу, а затем, будто ненароком, задели набухший сосок. Я не стала останавливаться, а тянулась все ниже и ниже, пока не встретилась с резинкой собственных трусов. Но и туда я зачем-то вторглась.

А его дыхание такое же сбивчивое, когда он чувствует волнение от прикосновений?

Под тканью белья, казалось, я просто огненная. Указательный палец провалился в мякоть моего лона, и я почувствовала, как оно набухает и увлажняется. Ртом я шумно вобрала воздух и слегка прогнулась в спине: моя бы воля — застонала бы, но некий стыд все-таки сдерживал. Словно наяву я видела расслабленное лицо Артема, слышала его сбивчивое дыхание и чувствовала прикосновения, которые зажигали меня, как спички свечу. Глубже и глубже. Сквозь скользкую горячую смазку, пока не достигла физиологической преграды, отчего низ живота внезапно будто игла уколола.