Двойной без сахара (СИ) - Горышина Ольга

Сын кивнул и ускакал. Да, Шон и то культурнее выражается. И это жена скрипача, твою мать! Я собрала со стола чашки с тарелками и отнесла в раковину.

— Оставь. Я все сделаю, когда вы уйдете.

Говори уже прямо: валите отсюда! Или иначе — Шон, убери свою русскую дуру с моих глаз! Я кивнула и вышла к фонтану. Теперь оба брата нависали над дядей.

— Пять минут, — пообещал он, и я уселась к железному садовому столику.

— Хочешь клубнику? — подскочил ко мне мальчик, имени которого я так и не узнала. Он держал на протянутой ладошке наполовину созревшую ягоду, которую, небось, только что сорвал с куста. Я поблагодарила и съела, не поморщившись, чтобы не расстраивать ребенка. И заодно выяснила, что его зовут Ларри и что у него будет новый братик. Остальные слова заглушили радостные вопли старших братьев. Фонтан заработал, окатив всех троих с ног до головы.

— Пойду переоденусь, — улыбнулся Шон, сильнее размазывая по лицу тину.

— Там Кейтлин спит.

Шон чертыхнулся, но довольно тихо.

— Тогда хотя бы внизу умоюсь.

Он был в новой одежде — умудрился зайти ко мне, не разбудив. Сейчас он кое-как оттер от травы джинсы и вышел ко мне, но уйти тихо не получилось. Мона вышла следом и сунула ему в руки худи, но Шон не надел его.

— Если заглянете на английский рынок, не забудь купить ветчины и сыра. Яйца не прошу, но если…

— Мона, я без машины.

— Вы во сколько вернетесь? — тут же насупилась она.

— Как только все посмотрим, — буркнул Шон и повернулся к сестре спиной.

Мы вновь пошли на автобус, хотя лучше бы Шон наглаживал руль, а не мою ладонь. Его пальцы слишком шалили, а в автобусе никуда не спрячешься. Погода радовала — футболка и джинсы оказались в самый раз для прогулки, но не для общения с Шоном — в узкие карманы даже два пальца не влезали. Чтобы как-то отвлечь его от моих рук, я решила поговорить про завтрашний день. Кейтлин вряд ли будет в состоянии провести целый день вне дома, и Шон мог бы взять старших поиграть в херлинг…

— Мона требует волынку.

— Тогда я постараюсь порисовать с Кейтлин.

Я уже чувствовала, как с моих ушей начинает осыпаться пепел, но готова была пожертвовать собой ради мира в семье, в которую я по глупости внесла разлад.

Город при свете дня выглядел довольно непривлекательно. Даже выкрашенные в кричащие цвета двери лавок не убивали серости, которая с небес опустилась на каменные мостовые. Мы дошли до библиотеки — тусклого длинного здания, совершенно не вписавшегося в традиционный городской вид. Под широкой улицей когда-то протекала река, и здесь все было заставлено торговыми судами.

Нога за ногу, рука в руку, мы дошли до крепости, где Шон показал мне перекрашенный в зеленый цвет некогда красный королевский почтовый ящик. С крепостной стены открывался плачевный вид — домишки в два, редко в три, этажа. Кучи серого камня для строительства, красный кирпич стен, серокоричневые крыши насколько хватает глаз — унылость, которую хотелось скорее прикрыть ночной тьмой и осветить фонарями пабов. Шон не спрашивал, нравится ли мне город, потому что догадывался о моем вежливом ответе.

Мы пошли дальше вдоль крохотной речушки к собору Святого Финна. Серый камень, в который были одеты берега, стал местами зеленым. Я же посинела. Погода резко изменилась, и теперь я радовалась объятиям Шона, который спешил довести меня до собора, а потом вдруг вспомнил про кофту, которую запихал в рюкзак. Она оказалась с эмблемой местного университета. Ну, что ж, добро пожаловать в ирландские студентки!

Стало значительно теплее, но я не стала избавляться от рук Шона. Вернее, не было никаких шансов оттолкнуть его на такой узкой мостовой. По одной стороне тянулись обшарпанные здания, на другом берегу торчала пивоварня «Бимиш», которая с конкурентами спонсировали постройку собора, вершину которого обязана была украсить статуя королевы Виктории. Но добропорядочные жители Корка после отъезда английской делегации в знак протеста радостно скинули фигуру королевы в реку и водрузили статую своего покровителя — Святого Финна.

Церковь англиканская, потому на нее в католической стране не пожалели средств, но мраморные колонны могли поразить кого угодно, только не меня. После Исаакия этот собор лишь умилял, и я честно пожалела десять евро, заплаченных за вход. Мне хотелось быстрее воочию узреть творчество Генри Кларка. Но по дороге я то и дело останавливалась подле тумб, расписанных смесью граффити и поп-арта, тяжело вздыхая от белой зависти. От одной из уличных картин Шон утащил меня к деревянному ангару, где трое мужиков мастерили лодки: пилили, строгали, гнули…

— Это корах, — указал Шон на уже готовую лодку.

Длинная, чем-то напоминающая каноэ. За ней лежал перевернутый деревянный каркас, дальше шли ряды древесины… На лице Шона отразился детский восторг. Кликни его сейчас кто из лодкоделов, он бы позабыл обо мне и побежал к ним вприпрыжку.

— Муж Мойры на такой не вернулся однажды с рыбалки, — брякнул Шон и, проигнорировав мой вопрошающий взгляд, потащил меня прочь от лодок обратно к уличному искусству, но бабы с надутыми губами не пробудили в нем никаких воспоминаний, и мы молча дошли до университета, который сразил меня наповал.

Среди зелени прятался серый замок — с башенками, с вьюном вокруг окон нижнего этажа, с зеленой лужайкой… Сюда бы я сама, с превеликим удовольствием, спешила каждый день, как в сказку. Повезло же местным студентам! Я сунула свободную руку в карман и нащупала бумажку — ей оказалась закладка с кельтским алфавитом!

— Давай все же проверим. Вдруг галерея открыта.

И действительно дверь поддалась, и мы оказались в длинном коридоре, по левую сторону которого, подле запертых дверей, возвышались на пьедесталах древние камни. Затертые, засечек толком не разглядеть. Палочка туда, палочка сюда… Шон вытащил у меня из пальцев закладку.

— Я не буду читать надписи! — воскликнула я на его глупое предложение.

— Пойдем уже в церковь!

И мы пошли через пустой кампус к серой капелле. Внутри светло от огромных окон и мозаичного пола. Тишина и красота.

— Погоди, — Шон удержал меня за руку, когда я хотела пойти к алтарю. — Хочешь погадать? — он указал на сосуд с записками. — Здесь строчки из Евангелия…

— Нет, — поспешила я вырвать руку. — Я не хочу знать своего будущего. Нет!

— Боишься? — усмехнулся Шон змеем-искусителем.

— Боюсь, не надо.

И я пошла к алтарю, чтобы лучше разглядеть витражи. Фигуры яркие, тонкие, с живыми человеческими лицами — работа супер-мастера. Шон присел на скамью и достал бумажник. Я ушла вперед, чтобы не мешать ему молиться за мать. Всю жизнь так и замаливает родительский грех. Какой же он все-таки замечательный сын. И человек. Он человек с большой буквы, каких мало. И таким вечно не везет.

Только уединение с Богом его было недолгим. В церковь ввалилась шумная толпа — поджарый старичок в короткой светлой курточке начал рассказывать про церковь. Про то, что здесь венчался он сам, так как преподает в университете и все его трое детей, потому что закончили этот университет. Это такой божественный бонус для выпускников. Так что если кто желает свадебную фотосессии с витражами Кларка, милости просим в ряды студентов.

Не могли прийти чуть позже. Я глянула на Шона. Тот весь сжался и спрятал фотографию матери. К счастью, старичок замолчал и дал экскурсантам свободное время. Я шагнула к скамье, но не успела присесть. Шон подскочил мне навстречу.

— Шон Мур! — сотряс церковные своды голос старичка. — Видно, сам Святой Финн привел меня сюда, никак иначе. У тебя совесть проснулась или решил жениться? — Старик поднял на меня глаза. — Крутишь романы со студентками без моего ведома, приятель? Эй, ты чего молчишь?

Старик так шарахнул Шона по плечу, что тот дернулся, хотя и глядел на обидчика сверху-вниз.

— Шлю проклятия Святому Финну. Ты последний, кого я желал здесь встретить, — выдал Шон как-то слишком серьезно.

— Я тоже предпочел бы пропустить с тобой пару пинт в «Оливере», как в старые добрые времена после тяжелого рабочего дня. Кстати, ты меня представишь или мне самому?