Кто хочет процветать (СИ) - Веснина Тиана

— Ты считаешь, что, если бы тебя вытеснили из книжного бизнеса, ты бы пошла по одному из перечисленных тобою путей?..

— А кем ты видишь меня вне книжного бизнеса?

Он затруднился с ответом.

— Секретаршей? Сотрудницей какой-нибудь туристической фирмы? Мне с моим потенциалом продавать путевки или заваривать кофе?..

Фролов опустил голову. Отчего-то было противно на душе. Вероятно, оттого, что Вера не так уж была не права. Он не вкусил, как она сказала, известности, он только предвосхищал ее, а она, чуть коснувшись, прошла мимо, и что?.. Изнуряющее бесполезное бегство от самого себя и, увы, Вера опять права, алкоголь. И если бы не она, не поданная ею надежда на выставку, чем бы, как бы он кончил свою жизнь?..

«У женщин практический ум. Сейчас у Веры все отлично. Издают и переиздают, но она, раз столкнувшись с вероятностью лишения ее, писателя, возможности быть изданной, испугалась навсегда. И можно понять ее желание обеспечить себе право работать. Что ж, раз я могу ей помочь разоблачить убийцу и даже поймать его на месте преступления, которого не будет, потому что она, писательница детективов Вера Астрова, предотвратит его… Что ж… Для Терпугова — это всего лишь одно из раскрытых им преступлений, а для нее — это тиражи книг, это обеспеченная на годы работа. — Фролов невольно вздохнул. — И все равно, не таким путем должен писатель добиваться издания своих книг, не таким… Но что она, женщина, может сделать?..» Он поднял глаза на Веру.

— Что, все еще сомневаешься, не сообщить ли известные тебе факты Терпугову?.. Конечно, так проще: не надо мне ничего, лишь бы ничего не делать. Никчемная позиция!

— Вера, — Фролов встал с дивана, подошел к ней и, взяв ее за плечи, пристально посмотрел в глаза. — Здесь есть фактор риска.

— Риск есть даже при переходе дороги на зеленый свет.

— Но ведь мы подвергаем опасности чужую жизнь.

— Когда садишься за руль, каждый раз подвергаешь риску чужую жизнь.

— Но… — он не нашелся, что ответить.

— Тогда ползи улиткой по жизни, только смотри, чтобы тебя не раздавили, когда ты помешаешь чужому движению вперед. В конце концов, ты собрал факты с моей подачи. Если бы я не натолкнула тебя на мысль начать с убийства Станислава Пшеничного… Если бы не вспомнила о его невесте-вдове… Да ну тебя!.. — с раздражением бросила Астрова.

— Хорошо, давай доведем следствие до конца. Но если я решу, что опасность слишком велика, я тотчас вызываю Терпугова.

— Конечно. Только я уверена, что до этого не дойдет. Мы сами с блеском возьмем преступника.

— Эту честь я полностью предоставляю тебе.

— Предпочитаешь оставаться в тени?.. Что ж, это даже по-мужски. — Вера взглянула на часы. — Поехали со мной на коктейль. Нам надо развеяться.

— Нет, ты лучше поезжай одна, а я займусь своими рисунками.

— Ой! — воскликнула она. — Как же я забыла!.. Вот, посмотри, — открыв секретер, протянула она ему пригласительные билеты на выставку художника Сергея Фролова.

Сергей взял атласный на ощупь пригласительный, открыл его и залюбовался.

Фролову казалось, что он все еще стоит в комнате Веры с раскрытым пригласительным в руках, и не верилось в реальность происходящего вокруг. Все, чего он ждал столько лет, вдруг случилось. Персональная выставка художника Сергея Фролова «Последнее впечатление». На пригласительном билете цитата из стихотворения:

Когда было достаточно сказано о новом обретении российской культурой художника Сергея Фролова, когда отозвался тонким эхом звон бокалов с шампанским, в зале наконец воцарилась тишина. Рисунки, на которые приглашенные успели бросить лишь беглый взгляд по приходе, так как необходимо было поприветствовать старых знакомых, обзавестись новыми, оглядеть, кто в чем и кто с кем, встретить легкими аплодисментами появление Сергея Фролова, благодарившего за то, что они откликнулись на его приглашение, хотя все они в основном видели его впервые, но Вера Астрова так рекомендовала быть… Так вот, рисунки, выполненные обыкновенным угольным карандашом, вдруг заставили всех смолкнуть, теряя даже наведенный на щеки румянец, с трепетом вглядываться в чужое последнее впечатление…

Живая теплая слеза из омертвевшего глаза Пшеничного, который унес с собой образ своей невесты; удивленный взгляд Валентины Милавиной, вобравший в себя лишь контуры кабинета… и еще два десятка взглядов, от которых становилось страшно, и разливалась по телу колкая печаль, и отгонялась мысль — а что унесу я?.. И тотчас глаза отрывались от рисунков и жадно ловили, хватали живое: свет, лица, дыхание… Но рисунки притягивали вновь.

Постепенно волна мистического страха схлынула, и зрителей захватило мастерство художника. Странного художника. Где и отчего он, наделенный таким ярким талантом, пропадал столько времени?.. Дамы стали исподволь поглядывать на него — высокого, интересного, с тонкими чертами утомленного лица.

Тишина царила необычно долго для выставки, где собрался столичный бомонд, — себя показать и на других критически взглянуть. Но вот кто-то сказал чуть громче: «Великолепно!» Ему ответили: «Потрясающе!» И все принялись поздравлять Фролова.

Восторженные восклицания, пожатия рук, вспышки фотокамер, вопросы тележурналистов. Фролову не казалось, он знал, что это сон… и не хотел просыпаться…

«Неужели мне, серьезному мужчине, нужен этот фимиам? Неужели мне доставляют удовольствие эти фразы, эти вспышки фотокамер? — Он отошел, насколько удалось, подальше от всех и встряхнул головой. Ему было необходимо тотчас разобраться и понять, так ли все это ему нравится? — Если это удовольствие оттого, что мною, Сергеем Фроловым, восхищаются, то я ухожу… — Он сделал решительный шаг к выходу. — Я не желаю жить, постоянно испытывая необходимость в чужом восхищении. Я — художник!.. — Мысль оборвалась. Очень трудно было сосредоточиться, но он вернулся к ней. — Я художник, — вдумчиво повторил он, — и мне необходимо признание. Мне необходимо знать, что мои картины нужны не только мне».

Его взгляд пытливо оббежал лица приглашенных. Они были под внешней оживленностью задумчивы, опечалены… Фролов вспомнил их в начале вернисажа — безразличные, скучные, с привычной полуулыбкой на губах — и чуть не воскликнул: «Так ведь это я их опечалил! Я заставил их вглядеться в себя, в других, задуматься… Я художник. Я им нужен!.. — Что-то большее, чем радость, наполнило его душу. Но вновь вкралось сомнение: — Может, я ошибаюсь?» Сергей еще раз пытливо вгляделся в лица собравшихся, прислушался к их мнению, высказываемому не на публику, и вздрогнул, когда его взяла за локоть Вера. Ее глаза были полны слез, которые она умело сдерживала. Лишь только скользнет к краю глаза слезинка, она тут же мизинцем проводила по нижнему веку.

— Сережа, — проговорила она, — ты потряс, ошеломил всех!

— Правда?

— А зачем им притворяться? — обвела взглядом присутствующих Вера. — Они с большим удовольствием выказали бы тебе свою насмешку, если бы ты дал хоть малейший повод. Ведь у тебя еще нет имени, и никто бы не побоялся высказать то, что думает, так как пока еще нельзя заметить в ответ, что он не понял замысла гения.

Приглашенные взяли Фролова в полукруг. И теперь зазвучали не громкие, блестящие фразы, а слова, так, во всяком случае, казалось Сергею, шедшие от сердца.

ГЛАВА 28

Около пяти часов утра Дима Бедаков с компанией посетил уже третий клуб, но усталости он не чувствовал. Его приятели расселись за столиками, и только он один, залпом выпив какой-то коктейль, опять поспешил на танцпол, стремясь раствориться в атмосфере клуба. Ведь он знал, что, если бы не тот звонок, благодаря которому он стал обладателем тетради Милавиной, его бы вежливо и даже с улыбкой сожаления уже выставили бы за дверь фирмы «Мариола Баят». И все! От этой мысли, которая, несмотря на то что все уже позади, упрямо возвращалась, холодок пробегал по спине Димы. Все! Прощай, Роксана, с которой они так хорошо смотрятся вместе и которая в одном интервью даже назвала его своим бойфрендом. Прощайте, клубы, престижные друзья, прощай, будущее. А теперь у него в запасе технологических разработок на несколько лет, а за это время, кто знает, может, он сам создаст уникальную по своему составу композицию.