Соль под кожей. Том третий (СИ) - Субботина Айя

— Это попытка сделать из меня какого-то фигляра?! — Угоричу явно не хватает ни выдержки, ни мозгов хотя бы пытаться держать видимость контроля.

— Это не попытка, Константин, — совершенно безучастно пожимаю плечами. — Пока мы не изучим все необходимые материалы, никаких других разговоров у нас с вами не будет. Исходя из этого, в ваших же интересах предоставить нам имеющиеся у вас на руках свидетельства, которые избавят наших юристов от необходимости ковырять буквально каждую бумажку. В таком случае мы со своей стороны тоже готовы пойти на компромисс и сократить процедуры проверок до минимума.

Юрист Угорича спешно встаёт, стараясь сгладить ситуацию:

— Мы готовы к сотрудничеству.

«Готовы? Вы? А твой клиент поставил тебя в известность, как именно он заполучил это завещание?»

Я киваю своим юристам, давая беззвучное согласие на «смягчающие обстоятельства». Ни у кого в этой истории не должно возникнуть даже тени сомнения, что я могла нарочно затягивать или, наоборот, торопить процесс.

— Я думаю, — немного медлит Эггер, — что мы можем сократить обязательные формальности до… десяти дней. Само собой, только после того, как получим все остальные документы.

— Десять дней?! — Угорич так зол, что кончик его подбородка яростно багровеет. — Это какой-то абсурд! У вас и так есть всё, что нужно, прямо сейчас!

Прежде чем ответить, я выдерживаю паузу, во время которой каждая живая душа в кабинете даже дышать начинает заметно тише.

— Константин Александрович, если вам есть что скрывать, можете продолжать орать, — смотрю прямо на него, абсолютно не скрывая, где именно я видала его попытки провернуть ситуацию нахрапом. — Но мы либо решаем вопрос в правовом поле, либо вы идете к черту со всеми своими претензиями. Здесь вам не дешевый базар, и хоть вы, очевидно, привыкли решать вопросы силой своих голосовых связок, в мире большого бизнеса все баталии ведутся исключительно в правовом поле.

На лице Угорича дергается сразу несколько нервов, он выглядит так, будто готов разразиться очередной порцией крика, но попросту не находит слов.

Я выжидаю еще немного, а потом прошу Эггера и Смехову предоставить юристу Константина список всех необходимых документов, которые могут ускорить процесс.

После этого, извинившись, встаю из-за стола и выхожу в коридор, прикрывая дверь только на две трети.

Проверяю телефон и в груди колко дергается сердечная мышца, когда вижу висящий висящее на главном экране сообщение: «Ловкость рук и никакого мошенничества, Лори. Через пару дней его последняя кормушка снова станет доступна. Дай знать, если пидара нужно подержать на голодном пайке еще немного».

Набираю в легкие побольше воздуха.

Я не знаю, в какое место этой планеты нужно сбежать, чтобы оттуда не чувствовать эту сумасшедшую тягу.

«Мне хватит и пары дней. Спасибо».

Секунду медлю, но все-таки отправляю.

И прикрываю рот ладонью, когда через минуту получаю типичное шутовское: «You're welcome, обезьянка. Чем еще помочь?»

«Дофамином и окситоцином», — пишу уже исключительно на рефлексах, и после секундной заминки, снова вбиваю его имя в контакты: «Д» с белым сердечком.

Я снова к нему притянулась. Сама откопала повод. Это просто трындец.

«Партнерские роды», да, Шутов? «Супруга»?

Д: Бедная моя неёбаная обезьянка))

Я: Придурок!

Я обхватываю телефон двумя ладонями, сжимаю как будто подсознательно хочу, чтобы буквы из его сообщений отпечатались у меня на коже.

Мне должно было стать легче после нашего расставания. Я верила в это изо всех сил, я удалила абсолютно все, что можно напоминать мне об этом придурке — переписки, фотографии, его номер и даже историю звонков. Я пыталась забыться в другом мужике — гораздо лучшем, более надежном и, блин, нормальном, чем шутов. Но здесь и сейчас, снова разглядывая его последнее идиотское, как обычно колючее сообщение, я понимаю, что это был бег на месте.

А что если Юля скажет, что я ничего не придумала и те новости были на самом деле правдой? Что если они действительно любовники? Или даже просто трахаются иногда, когда сбегают в другие страны от кого-то, перед кем у них есть обязательства?

Телефон милостиво вибрирует, не давая моему беспощадному мозгу сформировать единственно правильный ответ.

Д: Кстати, отличный план, Лори. С завещанием.

Я закатываю глаза, потому что не на секунду не сомневалась, что он обязательно будет в курсе всего, что происходит в моей жизни.

Он всегда рядом.

Оберегает.

Контролирует.

Беспощадно мстит всем, кто причиняет мне боль.

Решает вопросы.

Думает обо всем наперед, даже если это роды и чужой ребенок.

Только не любит.

«Мне никто не нужен, обезьянка…»

Я бросаю взгляд на время на экране телефона, потому что из множества вариантов, что написать ему в ответ, не могу выбрать ни один — они все слишком сухие или слишком эмоциональные, или слишком безликие.

Через три часа у меня встреча с Рудницкой.

Я: У меня был хороший наставник по составлению самых лучших в мире планов.

Д: Чувствую себя старым и дряхлым, обезьянка. Прям по яйцам мне потопталась, бессердечная ученица.

Я из последних сил сдерживаю улыбку, потому что из-за приоткрытой двери зала совещаний начинает доносится характерный скрежет отодвинутых стульев. Лучше, если никто из сотрудников офиса, а тем более Угорич, никогда не увидят меня с покрасневшими щеками и вот этим слишком очевидным счастьем на губах.

Я: Ты на десять лет старше меня, Шутов. И только из уважения к твоим сединам я так гуманно обращаюсь с твоими яйцами.

— Валерия Дмитриевна? — Эггер первый появляется в коридоре. — Полагаю, мы уладили основные вопросы с господином Угоричем.

Я киваю и молча жду, пока Константин и его беспомощный «оруженосец» пройдут мимо по коридору. Он на прощанье даже не смотрит в мою сторону. Правда думает, что меня может задеть эта тупая ужимка?

— Что скажете? — перевожу взгляд на своих юристов. Теперь, когда рядом нет посторонних ушей, можно говорить без купюр.

— Это определенно какая-то афера, — сразу говорит Смехова.

Эггер молчит и мне приходится поторапливать его нетерпеливым взглядом.

— В моей практике были случаи, когда даже всплывшие спустя десятки лет завещания оказывались подлинными. Кроме того… — Он ищет моего одобрения и сигнала, прежде чем продолжить. — Присоединение «ОлмаГрупп» было несколько… не протокольным. В свете этого внезапно всплывшего завещания и до хотя бы первых результатов проверки подлинности, я пока не готов давать какие-либо прогнозы.

Не протокольным?

Я плотно сжимаю губы, чтобы не проронить ни звука из множества тех, которые буквально режут мне язык.

Завольский просто забрал все активы моего отца — в наглую, как в лихие девяностые, наплевав на все процедуры. Это было никакое не «не протокольное присоединение», это был чистый рэкет и демонстрация собственной власти. И безнаказанности.

— Юрия Степановича уже поставили в известность, — именно сейчас произносить имя этого жирного борова максимально противно, как будто вынуждена пережевывать чужую блевотину. Но мой учитель хорошо меня подготовил — если понадобиться, я даже на раскаленных углях станцую с улыбкой на губах. — Расскажите ему все, что тут случилось со всеми деталями. Возможно, у него появится свой вариант решения проблемы.

«Я на это изо всех сил рассчитываю», — добавляю про себя.

Уже в кабинете, мысленно прикинув как буду действовать дальше, нахожу один из номеров Наратова, с которых он в последние разы выходил на связь. Трус несчастным, просто обоссаная половая тряпка, господи. Столько лет прошло, а от воспоминаний обо всех пролитых по нему слезах, тянет блевать. Но я уже знаю, что легче мне станет только после того, как я увижу его таким же раздавленным, какой я была в тот день, когда он просто прошел мимо, переступив через меня как через мусорную кучу.