Няня для балбеса (СИ) - "evsora"

- Ты хочешь сказать, что твой сын от меня?

- Конечно. А от кого еще? Неужели у тебя не возникло подозрений, когда он родился через девять месяцев после того, как мы переспали?

Гейл скептически посмотрел на девушку, одним только взглядом выражая неверие ее словам.

- Ну, мало ли, от кого. Если ты так легко впустила меня в свою постель… Откуда мне знать, что потом там не побывал кто-то еще? – Гейл уже просто орал, и Кит от души радовалась, что в зале по-утреннему пусто. – И почему ты сразу ничего не сказала мне?

- Я пыталась! Я подходила к тебе летом! – Осознав, что ссора переходит уже все границы допустимого по громкости, и что сейчас сюда прибежит охранник, который до этого сохранял благоразумный нейтралитет, Крис попыталась хоть немного успокоиться и говорить потише, что было сложно, учитывая, сколько она держала в себе информацию, которая сейчас просто жгла язык. – Когда я подошла к тебе, ты не дал мне и слова вставить. Сразу начал объяснять, как ты сожалеешь, что ты был пьян… Черт, после всех слов, что ты медом лил мне в уши в ту ночь, ты обращался ко мне на вы!

- То есть, ты точно уверена, что ребенок от меня? - Гейл с видом побитой собаки смотрел на Крессиду. – Неужели у тебя больше никого не было? Черт, почему ты тогда вообще на это согласилась? - Он не мог поверить, что это правда.

- Потому что сохла по тебе с седьмого класса. – Крессида горько усмехнулась, вспоминая свои девчачьи грезы.

-Нет, нет, не может быть! – Гейл сильно сжал голову руками и зажмурился, видимо, надеясь, что эта реальность исчезнет, если очень сильно захотеть. Или надо ударить три раза каблучками? – У меня есть сын…

- Э нет, дорогой, это у МЕНЯ есть сын. А ты так, рядом постоял. – Тон девушки стал ядовитым. – Такой отец ему не нужен.

- Что? Крис!

Китнисс некогда было разбираться, какие намерения были у ее бывшего друга, когда он резко распрямился и бросился в сторону Крессиды с заведенной назад рукой. Обнять? Или ударить? Да, Гейл никогда не поднимал руку на девушек. Но сейчас он был пьян и сбит с толку неожиданно свалившимся на его голову потомством. Короче, не имея возможности разобраться, Кит просто схватила Хоторна за эту самую руку и со всей силы дернула на себя – подальше от подруги.

Раздавшийся в ответ мужской крик боли возвестил присутствующих о том, что спектакль окончен, и пора вызывать скорую.

========== 41. ==========

Комментарий к 41.

Если вдруг кому-то интересно, что добило автора)

Brainstorm – Ветер

Eels – I Need Some Sleep

Вывих Гейлу решили не вправлять на месте, поэтому его усадили на кушетку в скорой и с веселым разноцветным сопровождением повезли в больницу. Тяжело повздыхав и выразительно позакатывав глаза, чтобы все присутствующие, и особенно Гейл, четко для себя уяснили, что для нее это - тяжелая ноша и самый настоящий подвиг, Крессида поехала с ним, чтобы убедиться, что все хорошо, и оповестить об этом остальных.

Тихонько похихикав над расстроенной подругой, которая долго сокрушалась, что это не перелом, а всего лишь вывих, а потом еще столько же времени благодарила ее за спасение от “удушающих объятий злодея Хоторна”, Китнисс в двадцать седьмой раз заверила подругу, что справится одна с работой и та может не волноваться.

Отправив, наконец, скорую, все разошлись по своим делам. Кит пробежалась по малочисленным занятым столикам, разнесла заказы, выпила кофе с Фицем. Заполняя время полезными делами и бессмысленными разговорами, она старалась не смотреть на часы. Но все равно знала, что в двенадцать руки начали мелко подрагивать, заставляя чашки и тарелки на подносе издавать легкие звоночки тревоги. В час сердце переместилось поближе к мозгу в надежде до него докричаться и, застряв в горле, начало отбивать там тахикардическую чечетку. В тринадцать двадцать девять желудок сжался, а короткие, но достаточно острые ногти вонзились в правую ладонь. Без десяти два Китнисс…

Китнисс не пришла. Пит до последнего стоял перед вагоном, высматривая в толпе людей девушку. Свой билет он уже отдал проводнице, а еще два, предназначавшиеся для Китнисс и ее мамы (о которой Пит вспомнил в последний момент), были крепко зажаты в левой руке. Когда до отправления осталась одна минута, и проводница начала с тревогой поглядывать на последнего пассажира, который рисковал никуда не уехать, парень сжал лишние билеты в комок и засунул в карман. Он сделал все, что мог.

Пробираясь к своему месту по мерно покачивающемуся вагону, Мелларк отстраненно подумал о том, что это конец. Наслушавшись глупых историй и насмотревшись не менее глупых фильмов, он был уверен, что в последнюю секунду Китнисс выскочит из-за угла, бросится в его объятия… Ага, и за ними закроется дверь, на которой большими буквами будет написано “Тhe end”. И только по неясной тени за стеклом можно будет понять, что они страстно целуются. Ну не дурак ли?

Странно, но эти мысли вызывали в нем… ничего. Если несколько часов после ухода из бара его эмоции неплохо так штормило, заставляя парня то скрипеть зубами от ревности, то почти плакать от желания быть рядом с Кит, то сейчас наступил штиль, заполненный только слабыми отголосками разочарования от того, что позволил себе вляпаться в такую историю со всеми этими бразильскими страстями. Никогда не влюблялся, и нечего было начинать. Жизнь - не кино, и то, что по всем законам жанра должно было закончиться хеппи эндом, обычно завершалось большой и толстой задницей. А если все-таки самые упорные романтики доказывали, что конец счастливый - значит, это еще не конец.

В любом случае, во всем этом можно было найти по крайней мере один положительный момент: Пит стал гораздо лучше понимать своего отца. Представив, как тяжело ему было перенести смерть женщины, любовь к которой он доказал не только подписью в регистрационной книге, но и зачатием ребенка, Пит проникся к нему глубоким сочувствием. Если даже он сам так страдал, практически не имея отношений с Китнисс, то как он может осуждать отца, который после потери с головой ушел в работу? Отметив про себя, что это отличный метод справляться с нежеланными эмоциями, который должен помочь и ему, парень пообещал себе отныне во всем слушаться отца и выполнять все его требования без пререканий. Он обязательно сдаст все экзамены, приложит все усилия, чтобы отцу не было стыдно за своего нового работника, перестанет пить и шляться по клубам. Сам попросит загружать его настолько, чтобы, по приходу домой, сил хватало только на то, чтоб доползти до кровати и уснуть. Отогнав одну надоедливую, не до конца осознанную мысль, что, возможно, он повторяет одну и ту же ошибку, что зря он не выслушал Китнисс и сорвался с места, Мелларк достал из сумки книгу “Финансы и кредит” и углубился в чтение.

Ровно в два часа Китнисс оторвала, наконец, взгляд от часов, на которые так упорно “не смотрела” и разочарованно выдохнула. До этого времени она изо всех сил сдерживала себя, чтобы не бросить поднос перед очередным клиентом и не умчаться, сбросив свои огромные каблуки, на вокзал. Мысленно она разрывала себя на части от желания прижаться к Питу, умолять его выслушать, не делать поспешных выводов. В своей голове она бежала, стояла перед ним на коленях, упрашивала не бросать ее. Внешне спокойная девушка иногда застывала, прикрывала глаза и чуть дергала головой, избавляясь от картинок, которые с упорством ежика, желающего перейти дорогу, снова и снова находили путь в ее мозг.

Конечно, она так и могла бы поступить. Наплевать на работу, попытаться объяснить Питу ситуацию с мамой, попросить о помощи. Только что-то ей подсказывало, что она со всеми своими загонами и просьбами будет послана Мелларком на три веселых. И с работы вылетит. Даже если все окружающие, которые постоянно твердили о неземной любви Пита к ее персоне, были и правы, сейчас он не настроен был слушать ответные признания. Он не верил ей. Китнисс помнила его слова о том, что сейчас она ему действительно противна. Ее и саму тошнило от себя, от своей глупости, нерешительности, гордыни. Но она упорно ходила по залу, с каждой минутой чувствуя, как нить, связывающая ее с обаятельным голубоглазым блондином, натягивается все сильнее по мере его отдаления от двенадцатого, готовая либо порваться, либо вырвать сердце, к которому она крепилась, из грудной клетки и полететь вслед за тем, ради кого это самое глупое сердце готово было биться до конца времен.