(Не)Мой (Не)Моя (СИ) - Лейк Оливия

Николь вообще уже невеста — семнадцать лет! Сдала ЕГЭ, выпускной отгуляли, теперь вовсю готовилась к поступлению. Когда-то она снимала тиктоки и мечтала стать блогером, сейчас планировала быть врачом и ни где-нибудь, а в США. Английский у нее на уровне — 100+ TOEFL, химия отлично и папа, конечно. Обучение платное, но средства у нас были, а ребенок мечтал. Мы вернемся из отпуска и полетим устраивать Ники в чужой стране. Конечно, Мирослав со скрипом отпускал дочь так далеко, но он и сам учился за границей. Тем более без присмотра не останется: квартиру ей сняли, неброская охрана будет, ну и родня у Нагорных повсюду. Если Николь захочет домой, то здесь ее всегда примут.

— Рома! — позвала сына.

— Чего? — вынырнул и стянул очки для плавания.

— Поиграй с Авророй, пожалуйста.

Сын глаза закатил, но вылез и подхватил на руки сестру.

— Пойдем, Рорька, буду плавать тебя учить.

— Аккуратней там и жилет не снимайте, — предупредил Мирослав. С детьми он носился, как курочка с яйцами всегда, но старших уже морально отпустил процентов на пятьдесят, а вот Аврора пользовалась его стопроцентной заботой и податливостью к детским чарам. — Не голодная? — зарылся пальцами в мои волосы и принялся массировать.

— Нет, а ты? — расслабилась в его руках. У меня тоже последние пару недель напряженные. Я год как вышла из декрета, снова начала преподавать: учиться самой и учить других — это призвание. От этого мне сложно отказаться, поэтому три года я не сидела, сложив лапки: когда Аврора полностью догнала сверстников, рожденных в срок, и ее сняли с учета у невролога, плотно занялась нашим новым домом и его ремонтом. Прошла курсы по дизайну и увлеклась проектами. Я не собиралась монетизировать свое увлечение, но создала новый облик во всей нашей недвижимости. И даже мавзолей Святослава и Ярины преобразила: теперь они не боялись там останавливаться, прилетая в Петербург. Никакие призраки прошлого их теперь не достанут! Про квартиру матери молчу: там теперь ее любимый французский Прованс!

— Жутко голодный, — и пока никто не видел ущипнул меня за ягодицу. — Соскучился, — пытался оправдаться. Что за неприличные поведение на глазах у честного народа?! Мама моя с другой стороны бассейна зыркала весьма и весьма красноречиво, а мы смеялись слишком громко.

Мирослава не было три дня: мы все соскучились по главе нашего шумного семейства. Дети по папе, наш красавчик Губик по своей «маме» Мирославу Константиновичу, а я по любимому мужу.

— Я тоже… — повернулась так, чтобы могла видеть его глаза и слегка прикусить шею. — Очень…

— Пойдем, полежим перед вылетом? — потянулся. — Разморило меня на солнце.

— Не выйдет, Нагорный, — нарочито тяжело вздохнула. — Пока мы не улетим, — заговорщически шепнула, — нас везде достанут.

— Почему?

Ой, Мир! Он реально не понимал…

— Потому что у нас трое детей, собака, теща и ее кот Борис!

— Хороший набор, — хмыкнул и залпом выпил свою маргариту. Да, здесь без ста грамм не разобраться!

Моя мама оставалась за главную вместе с нашей няней. Николь на месяц улетала в языковую школу на Мальту, просто для поддержания уровня языка и тренировки в разговорах с людьми, владевшими английским в разной степени. Можно было и онлайн, но они летели в составе организованной группы, поэтому мы не возражали.

Илона тоже хотела поехать, и Марина пыталась давить на меня: мы ведь сестры с ее дочерью, и та вообще без отца растет! Да, с папой Марина развелась. Сама. Он не тянул больше ее образ жизни и хотелки. Илоне сейчас семнадцать, а я была всего лишь на два года старше, когда родители разошлись из-за беременной любовницы. Мирослав несколько лет назад оплатил моей единокровной сестре учебу в школе — почему-то ее мать решила, что аттракцион невиданной щедрости никогда не закончится. Если бы я попросила мужа, он бы организовал Илоне даже учебу за границей: мне Мир не отказывал, да и у меня самой после развода, затем повторного брака, полная финансовая независимость и свобода, но я не стала помогать.

Да, папа во многом сам виноват, но я никогда не любила судить людей в давно прошедшем времени. Два года назад его схватил инсульт, и вторая жена быстренько развелась с ним. Отца выходили: врачи, лекарства, реабилитация. Мы наняли сиделку, даже мама не осталась равнодушной, хотя долго злилась на него за молчаливую покорность второй жене. Готовила диетические блюда и привозила четыре раза в неделю. Сейчас он на ногах, работает, живет один. За год лежачего образа жизни его ни разу не навестила Илона и вторая бывшая жена. Может, мать запретила, может, еще что-то — мне было неинтересно, но такого отношения ни понять и ни простить. Пусть сами как-нибудь. Семья это про другое. А если про тебя вспоминали только в контексте материальной помощи — это потребительство какое-то.

— Яна! — подняла голову и повернулась. Николь неслась к нам с бешеной скоростью. — Вот, — отдала мне телефон. — Этьен написал, а я не пойму посыл: он ждет меня или ждет с группой? Просто как участника?

— Какой Этьен? — Мир поднял голову и снял очки.

— Тш-ш-ш, — снова надела ему их и надвинула кепку на глаза, затем прочитала сообщение. Николь общалась онлайн с разными людьми и познакомилась с французом: мальчик на пару лет ее старше. На Мальте он тоже будет. Ники все никак не могла разобраться: у них симпатия или он просто вежлив? — Думаю, он ждет и тебя, и группу, — не стала читать их переписку, чтобы оценить. Главное, чтобы вернулась домой без разбитого сердца и взрослых проблем. Мы давно обсудили взросление, близость и последствия. Надеюсь, Ники помнила.

Для меня было очень показательно, что Николь пришла к нам с Миром и попросила о помощи. Не просила отца о конфиденциальности, а рассказала нам двоим. Мы тогда только переехали в новый дом: играли с крошкой Авророй, она ползала, пыталась встать на ножки, но забавно плюхалась на попу. Это было года три назад. Ники позвонила мать: встретиться хотела, рыдала о своей материнской любви, просила отца смягчиться и забрать ее от нового мужа. Да-да, вот это все вывалила на девочку четырнадцати лет, еще и после того, на чем закончилось их общение.

Ники все рассказала нам и попросила избавить ее от общения с этой женщиной. Да, именно так и сказала. Она никогда больше не называла Лику матерью. Это грустно. Нет, мне не жалко Полянскую, но мне грустно, что девочке, при живых родителях некого мамой назвать. Я не пыталась занять это место в ее сердце, но максимально готова быть близкой для нее женщиной, с учетом всех прошлых ошибок. Тем более у Николь такой отец! Его даже собака мамой признавала!

Я не знала, как Полянская жила, меня не волновало, насколько она счастлива или, наоборот, несчастна. Я не собиралась танцевать на ее костях или рыдать, что она не закончила жизнь где-нибудь в богом забытой глуши на краю нашей необъятной Родины. Мне хватало, что я больше ни разу не видела эту женщину рядом со своей семьей. Я не знала, что сделал Мирослав, как оградил нас от нее, но больше о Лике ни я, ни Николь не слышали. Никто не скучал.

— Ладно, пойду, — у Ники снова пискнул телефон. — Хорошего отпуска, — меня поцеловала в щеку, а отца крепко обняла.

Я снова откинулась на широкую грудь мужа и посмотрела на наших детей, счастливых, здоровых, красивых. Я люблю и любима. Здоровье больше не подводило. Солнце светило ярко, мы с Миром целый месяц проведем в Карибского море только вдвоем, а, главное, он обнимал меня, как самую большую драгоценность. Да, судьба испытывала нас, но мы прошли эти испытания и стали сильнее, счастливее и очень боялись потерять наш мир, выстроенный на переменах, слезах и новой жизни. Это очень ценно.

— Уже можно отстегивать ремни? — Мирослав перетащил меня к себе, когда самолет набрал высоту.

— Не важно, — прихватил нижнюю губу и залез под юбку. Да, мой муж очень полюбил, когда я сверху, а он кусал мои соски и вылизывал маленькие сладкие ранки.

— Мой… — расстегнула брюки, лаская мужа на высоте десять тысяч метров. Хочу его. Люблю его. Всегда.