И солнце взойдет (СИ) - О&#39

— Ого, — тихо протянула пристально наблюдавшая за происходящим Роузи. Она отложила обратно надкусанную дольку и теперь, откинувшись на спинку стула, с интересом следила за сборами подруги. И, видимо, прочитав что-то в расширенных от гнева зрачках, Морен хмыкнула, перевела взгляд на усевшегося за соседний стол Ланга и лениво заметила. — Как любопытно.

— Ничего интересного, — пожала плечами нервная Рене и с силой захлопнула крышку. — Просто свело ладонь…

— Да-да, — Роузи надменно усмехнулась, а потом вдруг невинно спросила, будто речь действительно шла о какой-то дурацкой мышце: — И давно это с тобой?

Рене мечтала стукнуться лбом о стену и честно признаться, что с «того самого дня» прошла ровно неделя. А еще хотелось поплакать и посетовать на несправедливость, ведь из семи миллиардов жизнь умудрилась подсунуть самый неправильный вариант в самый ненужный момент. Но так и не удостоив Морен ответом, она подхватила вещи и вылетела прочь из кафетерия под развеселый вопль: «Жду тебя завтра после шести!». Похоже, Роузи не оставляла попыток затащить подругу в бар.

От этого Рене в бешенстве зарычала. К черту! Достало! Будь проклят тот день, когда она решила поехать в гребаный Монреаль! Но кто же знал?! Рене тряхнула головой и едва не налетела на бегущего куда-то Франса. Кто, черт побери, осмелился бы предположить, что за несколько месяцев можно так поглупеть. Она словно стала сама не своя и один за другим ставила антирекорды здравого смысла! А виноват в этом был Ланг со своими улыбочками и играми в чумного доктора. С этой мыслью Рене в гневе вышвырнула в мусорное ведро почти не тронутый обед. Она постояла рядом с ним пару минут, словно хотела испепелить взглядом, а потом пообещала себе перестать ждать какого-то чуда.

Только вот одно дело клясться в чем-то у кучи отходов, а другое — претворить в жизнь. Рене честно пыталась, но все равно в этот день вернулась домой удивительно поздно. И опять из-за чертова Ланга. Нет, сначала, конечно, пришлось сделать несколько биопсий, потом заменить на обходе ушедшего на заседание Энтони, а после помочь ночной смене с несколькими новыми пациентами. Но хотя она старалась не думать, пыталась сосредоточиться на чем-то другом, но вздрагивала от каждого перезвона лифтов и в тревоге ждала вердиктов первого дня. Однако, когда стрелки часов перевалили за восемь, а Ланга все не было, встревоженная Рене решилась спуститься на этаж зала для конференций. А там с усталым удивлением обнаружила закрытые наглухо двери и темноту пустых кабинетов. Прекрасно! Она потерла руками лицо и медленно выдохнула. Итак, на сегодня все кончилось. Только что или пару часов назад — неважно. Молча пройдя по едва освещенному коридору, Рене помедлила, но все же уселась на подоконник, откуда сквозило влажными ветрами с Лаврентия, и посмотрела вниз. Туда, где ровными рядами огней светились на парковке ряды фонарей. В кармане требовательно запиликал дежурный пейджер, и, прежде чем отвернуться и покинуть наблюдательный пост, она увидела около выхода из больницы пустой черный квадрат асфальта. Точно там, где всегда стоял мотоцикл. Значит, Энтони и правда уехал. И, похоже, давно. Не предупредив, не рассказав, не успокоив… А в общем-то, разве он должен был? В груди всколыхнулось тоскливое одиночество.

Глава 25

Вибрация телефона с трудом выцарапывала себе путь среди скомканных сновидений. Она то гудела зажимом в руках, то тряслась на столе пациентом, а потом вовсе жужжала аппаратом для вентиляции легких. Рене перевернулась набок и накрыла голову тонкой подушкой. На несколько блаженных секунд стало тихо, но затем в мозг снова ввинтилась механическая трескотня, что становилась невыносима. Наконец, не выдержав, Рене нащупала трясущийся телефон и с пятого раза попала по кнопке ответа.

— Да?

Она даже не посмотрела на чертов слишком яркий экран. Его чуть ли не ядерное свечение мгновенно резануло по глазам, отчего навернулись слезы. Но тут в трубке раздался шорох, динамик зазвенел безумными частотами, и, наконец, послышался голос.

— Р-р-р-ене.

Господи, уж лучше бы спала дальше! Рене медленно села в кровати и взглянула на циферблат электронных часов — начало третьего ночи. Проклятье! Сердце немедленно ухнуло в район желудка и испуганно затихло.

— Энтони? — хрипло спросила она.

— Я теб-бя разбудил?

Вопрос прозвучал чудовищно иронично. Нет, разумеется, она спала мало, но не настолько!

— Да, я… неважно. Что-то случилось? — Спрятавшееся в животе сердце попробовало было вопросительно трепыхнуться, однако тут же заткнулось. На всякий случай, чтобы не отвлекать хозяйку.

— Ну-у-у, — раздалось на том конце нечто неопределенное. Затем последовал новый шорох, шум и глухой стук. — Ты н-не могла бы… Н-не могла бы ты… Ты бы не мог-гла… Короче, за-абери меня отсюда. Пожа-а-а-алуйста.

Что?! Наверное, она еще не проснулась, а потому мерещилось всякое!

— Прости, я не уверена, что правильно расслы…

— Я звонил Фю-ю-юрсту, но г-гребаный немец, кажется, спит. С-спит! Пред-дставляешь? Nazi-Schweineh-hund [59]! А Дю-ю-ю-юссо вообще гнида. И Ли-и-и-иззи… Лиззи? Па-а-а-адожди. А-а-а кто такая Ли-и-и-иззи? — послышался удивленный смешок, а Рене на секунду прикрыла глаза. Она устало провела по лицу ладонью и пробормотала.

— Ты пьян.

— Чер-р-ртовски верно, мой ас-тис-тент-с! — отрапортовал счастливый Ланг.

— Где ты? — тихо спросила Рене и решительно откинула одеяло, чтобы свесить ноги с кровати.

В босые ступни немедленно впился холод деревянного пола, а тело пробила зябкая дрожь. Черт, не заболеть бы в этих трущобах. Тем временем из телефона донесся шум, голоса и чьи-то радостные крики, но потом все резко стихло. Видимо, Энтони вышел на улицу или вовсе свалился в каком-нибудь темном углу. Потому Рене уже открыла было рот, чтобы позвать, но тут раздался характерный щелчок зажигалки, а Ланг удивительно твердо проговорил:

— Я в клоаке под названием «Голдис».

Рене дернула за веревочку старого торшера, поморщилась от яркого для середины ночи света, а затем тяжелым взглядом уставилась в зашторенное окно. После снотворного спать хотелось безумно.

— Жди, — пробормотала она, наконец. — И постарайся не покалечиться.

Первая мысль, что пришла в голову, стоило увидеть нужный бар, оказалась простой — Энтони не соврал, а скорее, даже приуменьшил степень зловонности. Ступив из такси на мокрую мостовую, Рене уставилась на огромный белый кусок фанеры, где красовалось от руки нарисованное пафосное название, и тяжело вздохнула. Это место действительно было откровенной дырой. Эдакий провал в никуда, каким-то образом появившийся посреди складского района на другом конце города. Право слово, если Энтони хотел найти место, где можно сдохнуть и месяца два проваляться неопознанным трупом, то это оно. Старые кирпичные дома здесь выглядели даже хуже, чем в ее не самом благополучном районе, вонь от переполненного пивными банками мусорного бака одуряла, а чья-то рвота под ногами и звуки почему-то немецкой попсы довершали картину восхитительного пейзажа. Музыка доносилась из-за забитой все той же белой фанерой двери, оттуда же летели чьи-то развеселые крики, звуки драки, а еще звон разбитого стекла. Ну что же, кажется, ей туда. Оставалось надеяться, что Энтони найдется быстро и в целости.

— Подождите, я скоро, — бросила Рене таксисту через открытое окошко и, не дожидаясь ответа, отвернулась.

Однако стоило сделать несколько шагов в сторону входа, как за спиной истерично взвизгнули шины. С каким-то необычным ощущением вселенского фатализма Рене проводила взглядом быстро растворившиеся в монреальской дождливой ночи габаритные огни бело-зеленой машинки, прежде чем снова посмотреть на нужную дверь. И только тогда она заметила прямо около входа груду чего-то черного. Оно валялось одним большим мешком на мокром асфальте под каплями ледяного дождя и не издавало ни единого звука. Только едва заметно подрагивало. Рене не представляла, почему вообще узнала Тони в этой куче тряпья, — наитием или тем самым их общим чутьем, но бросилась к нему со всех ног еще до того, как окончательно поняла, кто перед ней. Опустившись перед ним на колени, она осторожно приподняла его голову за подбородок.