Иначе бы не удалось ее в первый же раз так легко на стол усадить и юбку задрать.
В зале суда я не столько за подчинёнными следил, хотя, меня там вообще не должно быть, и секретарь две встречи отменила, чтоб мне нормально попасть на заседание… Сколько за ней. За Ладой Леонидовной. И уже по одному этому можно было понять, насколько у меня все сместилось в голове.
Потому ставить интерес постельный выше интереса делового… Отец бы не понял.
Но, даже все прекрасно понимая, не мог отказать себе в удовольствии.
Она краснела. Бледнела. Тонкая нежная кожа на шее и в вырезе скромной строгой блузы шла пятнами… Черт! Как вкусно-то!
Настолько, что на выходе не сдержался, дотронулся. Вроде случайно, но очень однозначно. Очень. Для меня и для неё.
И опять… Её напряжение, вытянувшаяся в струнку спина, шикарный изгиб, перепад от талии к бёдрам…
Ну вот как тут удержаться? И не продолжить?
И как тут не сделать все, чтоб остаться наедине?
Карточку с ресторане достала…
Забавная такая, неприступная. Я даже удивился, никогда такого не встречал, чтоб женщина рвалась с картой наперевес.
При наличии стольких перспективных кошельков.
Да кто ж тебе позволит платить, глупая ты малышка?
Интересно, почему её малышкой называю?
Для меня это слишком… Интимно, что ли. Я только одну женщину так называл.
Они похожи, кстати. Немного совсем.
Может, и это сработало в моем желании остаться с ней наедине?
Попробовать на вкус?
Ведь всё сделал, чтоб никого рядом, чтоб вдвоём только…
Конечно, интимность у нас сейчас условная. Потому что движение такое, что не отвлечёшься особо.
Но все равно, можно посмотреть. На узкие щиколотки красивых ног, скромно и предусмотрительно отодвинутых к двери. Так, чтоб даже случайное касание руки водителя… Не могло быть случайным. На шикарную грудь, которую я тактильно даже помню! А сейчас она скрыта за очередной строгой рубашкой и даже не натягивается! Но все равно волнует. И взгляд в скромном вырезе задерживается!
На сурово сжатые пухлые губы, без следа помады. И это тоже волнует. Я не привык к настолько естественным женщинам. И оценил ещё в прошлый раз, каково это, когда сразу ощущаешь чистый вкус, без искусственной отдушки. И как от этого съезжает крыша.
- Может уже хватит, Пётр Григорьевич?
У Лады сдают нервы. Оно и понятно. Ожидаемо. И правильно.
- О чем вы, Лада Леонидовна?
Я не пытаюсь скрыть иронию в голосе. Все она понимает. И я все понимаю. И мы оба все понимаем.
Одно только непонятно: почему мы до сих пор не в постели?
- Я о вашем моральном… давлении!
- Не понимаю. В чём выражается давление?
- Все вы понимаете! Я не собираюсь… Я вам уже все сказала… Зачем вы?
Пальцы нервно натягивают юбку на круглые коленки. Губы закушены.
Чего ж ты так нервничаешь, малышка? Почему убегаешь?
- Лада Леонидовна, в данный момент я везу вас на семинар, только и всего. Ничего более.
- Ничего?
Она разворачивается ко мне смотрит напряжённо и зло.
И меня это тоже заводит.
Меня вообще все заводит, что с ней связано!
- Ну, кроме того, что я хочу пригласить вас после семинара на ужин… Но вы, как я понимаю, откажетесь?
- Откажусь. Оставьте свои попытки уже, Пётр Григорьевич. Не будет по-вашему.
Тут мы подъезжаем, я паркуюсь.
И, пока Лада не успела выскочить, резко перегибаюсь к ней, перехватывая обе , вскинувшиеся оттолкнуть меня руки за запястья и укладывая их на колени.
- Посмотрим, малышка. Посмотрим.
И, наверно, очень серьёзен у меня в этот момент взгляд, потому что она замирает, даже не пытаясь сопротивляться. Смотрит на меня, зрачки расширены… Словно от возбуждения!
Ты же меня хочешь, дурочка! Чего ты выделываешься?
У меня терпения нет с тобой прыгать!
Может, именно поэтому я тороплю события.
Целую.
Сразу жадно, больно и ей и мне. Мгновенно получая тёплый мощный удар возбуждения в пах, потому что её губы – словно афродизиак! От них ведёт. Голову сносит. Придерживаю одной рукой за затылок, чтоб не дёргалась. А второй все так же сжимаю ладони. И не успеваю осознать ситуацию, не понимаю, когда… Она начинает мне поддаваться. Отвечать. Раскрывать под напором губы, несмело и сладко встречать мой язык своим.
Тут летит к хренам даже самый пограничный контроль, я забываю, что мы, вообще-то в центре столицы, и белый день, и машина у меня приметная и не тонированная…
Выпускаю её ладони, и они, словно освобождённые из сачка бабочки, мягко ложатся на плечи. Не отталкивают. Гладят.
Лада тихо стонет, не протестующе, а так жалобно, так нежно, что… Сука, почему именно сейчас? Именно здесь? Надо на заднее хотя бы, надо…
- Здесь стоянка запрещена, - стучат в стекло.
Мы замираем, Лада, неожиданно раскрыв глаза, словно не соображая, что происходит, смотрит на меня.
Во взгляде осознание и ужас.
И нет, меня это не устраивает!
Я держу её, уже применяя силу, потому что вырваться хочет!
- Лада… - предупреждающе хриплю, чтоб не вздумала сбегать. Не сейчас!
- Боже мой…
- Убирайте машину! – опять стук в стекло.
Она переводит взгляд на парковщика, потом на меня. Губы её, исцелованные, красные, дрожат. Пальцы тоже дрожат, когда она отстёгивает ремень безопасности.
Я ловлю её руки, пытаюсь остановить:
- Лада, нет! Стой! Стой, я сказал!
- Убирайте машину, слышите?
- Боже мой… Откройте! Выпустите меня!
- Вы меня слышите? Машину уберите!
- Лада…
- Выпустите меня!
Я выдыхаю. И волевым решением прекращаю этот бред.
Нажимаю на кнопку, выпуская испуганную женщину, она тут же стартует от стоянки с такой скоростью, словно я её тут насиловал.
Это, на самом деле, очень отличается от реальности. Когда насилуют, вряд ли женщина так стонет.
Проследив за её побегом с сожалением, разворачиваюсь, открываю окно и даю парковщику денег.
Чтоб поставил машину туда, где можно.
Через пять минут захожу в то же здание, следую по указателям на семинар.
Потому что у меня есть чёткое ощущение незавершённости.
И больше я его терпеть не намерен.
Страх.
В большом актовом зале уже идет семинар. Я занимаю место в последнем ряду.
И выдыхаю.
Господи, Лада, что это было?
Что. Это. Сейчас. Было???
Закрываю глаза, пытаясь понять. Найти себе оправдание. И не нахожу.
Вот мы едем.
В машине царит гробовая тишина. Хорошая машина, звуконепроницаемость на уровне.
Кажется, я даже слышу дыхание Петра.
И опять, в который раз уже, не могу не ассоциировать ситуацию с клеткой. Пленом.
Я снова наедине с большим похотливым зверем.
Он не просто так смотрел, не просто так трогал. Я не дура и понимаю прекрасно, что это – еще одна ступень.
Черт… Ну зачем я тебе, Петр Григорьевич?
Оставь меня в покое уже.
Сил нет никаких.
Словно все силы, вся моя активность, броня – исчерпало себя еще вчера, в номере отеля.
Становится страшно от того, что я знаю , как все произойдет. А еще страшнее осознавать, что полностью согласна с предстоящим раскладом. Так, может, перестать сопротивляться? Один раз?
И все.
Расслабиться и получить удовольствие?
От одной этой предательской мысли становится горячо, и я ощущаю, как выпитое вино, шикарное кстати вино, разливается по крови, делая мягче и податливей.
Горячий взгляд скользит неотрывно, будоражит… Напрягает и заводит.
И я хочу… Этого зверя в этой клетке.
Просто какая-то медленная пытка.
Черт, что было в этом вине?
Афродизиак?
Не может же мне просто так , резко, ни с того, ни с сего…
Он, как инкуб, силы и волю высасывает одним своим присутствием.
Но я привычно сопротивляюсь.
Как могу.
Насколько хватает сил.
Отвести взгляд на боковое стекло.
