Ставка на невинность (СИ) - Кей Саша

– Нет! – Бергман даже голос повышает. – Нет! Я сам!

– Наденешь что-то молодежное? – приподнимаю я брови.

– Я сам тебя переодену! Мне надо только прийти в себя, составить договор, а там я попробую сделать из тебя человека. Хотя бы на эти два месяца.

– Договор?

– Ну, конечно! Все пропишем в деталях, чтобы ни одна сторона не нарушила.

– Ладно, давай накидаем пункты пока…

И пока мы упоенно собачимся, Герман пересаживается все ближе и ближе ко мне. Минут через десять я ловлю его на том, что он принюхивается.

– Что ты делаешь? – возмущаюсь я, потому что против воли у меня от этого бегут мурашки.

– Раздражают твои духи. Ты не пробовала великолепную классику? «Красная Москва» тебе очень пойдет, – сварливо огрызается Бергман, застигнутый за подозрительным поведением.

– Пиши в договор, и буду перед каждой встречей брызгаться именно ей.

Догадываясь, что я его троллю, он, сузив глаза, разглядывает мое лицо. А может, пытается угадать, какую мордочку можно на нем нарисовать, чтобы не вздрагивать. Впрочем, его взгляд приковывается к губам. Кажется, кого-то перестает пугать фуксия, потому что взгляд Бергмана подергивается опасной дымкой.

Надо вписать в договор, чтобы он не садился так близко без нужды, не нюхал меня и пялился на губы так, что их начинает покалывать.

Разумеется, я эти пункты не внесла.

И зря.

Глава 11. На грани провала

Несколько дней от Бергмана ни слуху, ни духу.

Я даже уже начинаю волноваться, что он передумал.

Разумеется, я переживаю не потому, что больше не увижу эту наглую, хамскую, самодовольную, породистую морду с красивыми серыми глазами… Вот, нет!

Просто Герман – удачный выход из моей ситуации. И только.

А сама напоминать ему о нашей договоренности не хочу, эдак у меня корона с головы упадет. Жирно ему будет. Хотя телефончик я все-таки сохранила, и пару раз на нервах даже вызывала его из записной книжки, но на дозвон так и не нажала.

Ничего. И на моей улице перевернется грузовик с мороженным. Отольются кошке мышкины слезки. Нервничать он меня заставляет!

Однако, когда Бергман наконец всплывает на моем горизонте, достойно я ему ответить не могу, ибо лежу на массажном столе в состоянии полного благодушия и расслабленности. Потрясающий массажист, которого мне посоветовала Анька, сотворил чудо, и я чувствую себя тряпочкой. Хорошо отутюженной, наглаженной и довольной тряпочкой. Это уже второй сеанс, обязательно приду еще.

– Левина, – едва ворочая языком блею я в трубку, лежа под горячим полотенцем.

– Ты там дрыхнешь, что ли, спящая царевна?

– Весь гроб, мерзавцы, раскачали, но целовать – не целовали…

Я бы не возражала, если бы сейчас не надо было вставать и куда-то идти, а можно было бы вздремнуть часа четыре прямо на столе…

– Ты напилась? – после небольшой паузы, связанной с осмысливанием сути стиха, уточняет Бергман.

– Нет. Я отдалась сильным крепким мужским рукам, – сознаюсь я. – Это был глубокий подробный… массаж.

В моем голосе слышится восторженно-утомленное придыхание.

– Яна, если ты пошла во все тяжкие, я за это ответственность нести не собираюсь, – склочничает Гера.

Господи, какую он там ответственность собрался брать? Я ему, что, в подоле маленького массажиста принесу?

– Какая стремительная трансформация: от спящей царевны до падшей женщины, – бормочу я, видимо, в слух.

– У нее было семь богатырей, и прежде, чем качать ее в гробу, они ее туда и загнали. Помни об этом и блюди себя, как полагается! – нудит внезапно выискавшийся адепт высокой морали.

– Все-таки есть еще богатыри на земле русской, – мечтательно говорю я, представляя себе почему-то семь австралийских пожарников с прошлогоднего календаря, который я отказываюсь снимать вот уже девять месяцев.

Хрен с ними с датами, главное – эстетика, я считаю.

Я и так после расставания с Димкой веду себя как монашка, надо бы уже кого-нибудь прижать к комиссарскому телу.

– Левина, тебе нельзя богатырей, – рявкает Герман.

– Откуда такие ограничения? – вяло удивляюсь я. – Ты вообще зачем звонишь? Испортить мне все удовольствие?

Мое уютное уединение в полутьме среди горящих ароматических свечей нарушает заглянувший ко мне обладатель божественных рук:

– Кто говорит об удовольствии? – весело переспрашивает он. – Сегодня ты стонала громче.

– Левина, срочно покинь бордель! – ярится Бергман. – У нас с тобой сделка на носу!

– Я не могу срочно, я голая. Отстань.

Сердитое сопение в трубку.

– Небось этому хмырю ты песни не пела.

– Не могла, он сделал все, чтоб у меня слов не было. Давай уже ближе к делу, чего тебе понадобилось? – вздыхаю я.

Все же у Бергмана талант обламывать кайф, он своим брюзжанием прямо-таки вырывает меня из блаженства.

– Нам надо встретиться и утвердить условия сделки. Договор я составил.

– Это срочно? – ною я.

– Нет. Да! – меняет свою точку зрения Герман. – У мамы день рождения в субботу. Тебе там быть обязательно. До этого надо тебя облагородить и обкатать легенду.

Агент Яна ноль-ноль-семь абсолютно никуда не хочет, но остаться без кавалера на Димкину свадьбу я не готова.

– Ну хорошо… Я освобожусь часа через два, – прикидываю я, сколько мне времени понадобится, чтобы перевоплотиться в мечту поэта.

– Я за тобой заеду. В восемь часов будь готова.

– Да, херр Бергман…

– Почему мне сейчас кажется, что ты говоришь не на немецком? – палит меня он.

– Потому что все мужчины только и думают о своем половом органе, – наставительно вещаю я. – Мы обязательно сделаем из вас интеллигентного человека.

– Ой, все! – не выдерживает Герман. – Жди меня в восемь. На всякий случай напоминаю, что интеллигентная барышня – это барышня со сдвинутыми ногами. Надень свой лучший костюм цвета брюшка блохи, возьми пяльцы и сиди. Одна!

А Бергман начитанный. Только где я ему брюшко блохи-то найду?

Ничего, я еще ни разу не прогадала с нарядом.

Так-с. Ноги он видел, надо сегодня показать что-то еще. Ну, чтоб переход к преображению не вышел таким шокирующим. Все-таки на свадьбу я собираюсь в человеческом виде.

Бергман заезжает за мной ровно в восемь и всю дорогу пилит меня за то, что я улыбнулась мужику, который придержал мне тяжелую дверь подъезда.

– Ты на мужиков не бросайся так больше, – нудит он на светофоре, провожая взглядом переходящую дорогу знойную блондинку в мини юбке и куртке, едва закрывающей почки. – Тебе не по возрасту. И ты моя, прости господи, девушка. Хоть и временная.

От возмущения я вне себя. Не по возрасту мне, блин!

– Я вот юбку себе приглядела, как у той девушки… Думаю, мне пойдет. И Роза Моисеевна оценит.

Герман автоматом бросает взгляд на мои коленки, виднеющиеся в распахнутых полах теткиного пальто и застревает там надолго. Нам даже сигналят, потому что мы не трогаемся с места вовремя.

Сглотнув, он переводит взгляд на дорогу и продолжает движение.

– Нет, такая короткая – все-таки слишком, – ворчит он.

Офигеть!

Ничо, сейчас мы доедем, куда он там нас везет, и Гера сможет оценить и другие мои достоинства.

Только весь мой сегодняшний камуфляж под угрозой.

Бергман явно рожден на свет, чтобы осложнить мне жизнь.

Он паркуется ни больше, ни меньше, а возле «Чемберлена».

Там прям на входе вывешена галерея фотографий постоянных клиентов. Центральное место занимает моя фотка на шесте с подписью «Клиент года».

Штирлиц еще никогда не был так близок к провалу.

Твою мать!

Глава 12. Провалившийся ужин

Ну разумеется, я сразу начинаю юлить:

– Герман, зачем ты притащил меня в этот вертеп?

Блинский блин!

Кажется, я переигрываю… Это все нервы.

Можно же уже плюнуть на маскарад, однако что-то заставляет меня продолжать игру.

Но вертеп?

Это явный борщ.