Тайна лотоса (СИ) - Горышина Ольга

— Не открывай ей правду,  молю тебя! — шептала Ти,  не отрываясь от его рук. — Она не поверит в мою невиновность,  и я… Я не хочу открывать перед ней лицо!

Фараон так резко поднялся,  что Ти повалилась на пол.

— Мой отец поверил тебе! Я поверил тебе! Так отчего же Нен-Нуфер должна сомневаться?

Ти поднялась и вцепилась дрожащими пальцами в покрывало,  стягивая его в узел у самого подбородка.

— Твоему отцу не надо было верить мне.  Он просто простил меня,  потому что я не тронула никаких его чувств. Дочь претерпела из-за меня многое…

— О,  нет!  — фараон резко обернулся и успел увидеть под скомканным покрывалом подбородок и губы Ти. Как же мучительно похожи они на те,  что покрывал он жадными поцелуями!  — Твоя дочь получила в храме много больше, чем получила бы здесь, , но сейчас она должна вернуться туда,  где надлежит ей быть по рождению.

Он замолчал,  глядя на жалкие попытки Ти расправить заломы покрывала.

— Чем плох дом Сети?!  — прошептала ливийка. — Такой заботы не получить ей на женской половине дворца. Здесь её ждёт презрение, как и меня. Я слишком много его испытала. Пожалей нас обеих. И к чему тебе правда её рождения?!  Ты сам сказал,  что она счастлива,  как может быть счастлива лишь женщина,  в которой мужчины ценят ум выше тела.  Такая мать, как я,  принесёт ей лишь горе.

— Ты ничего не понимаешь!  — фараон сделал шаг и перешёл на шёпот. — Такая мать принесёт ей возможность отдать себя тому,  о ком молит её тело и кому противостоит дух…

Ти отступила от фараона и затрясла головой!

— Не обрекай её на мою судьбу,  повелитель!  Посмотри вокруг — здесь столько женщин мечтает о твоём внимании!  Оставь мою дочь там,  куда вынесли её благостные воды Великой Реки…

— Много женщин!  — фараон почти рычал.  — У меня нет ни одной,  которая способна дать мне наследника!

Ти вновь отступила и повалилась в кресло,  в котором дожидался её прихода фараон. Только не поднялась, , а согнулась к коленям,  прижимая ладонями мятую ткань покрывала к мокрым щекам.

— Я поняла,  о чём ты подумал!  — слабый голос дрожал так сильно,  что фараону пришлось присесть подле кресла, чтобы разобрать слова.  — Она тебе не сестра,  это точно!

— Как ты можешь знать это наверняка?!

— Как любая женщина,  в постели которой лишь один мужчина. И это был не твой отец!

— Как ты могла!

Он с такой силой оттолкнул кресло,  что то проехалось по скользким плитам. Ти вскочила и из последней гордости отыскала в себе силы выпрямиться. И ей почти не приходилось глядеть на фараона вверх, потому что тот, испугавшись собственной злости, отступил от кресла.

— Ты обвиняешь меня в том,  что я плохо скрыла измену. Но я не изменяла твоему отцу,  я любила другого мужчину. Тебе не понять,  как любящая женщина бывает слепа!

— Отчего же мне не понять!  Отчего ты считаешь,  что я не знаю,  что такое любить…

— О,  да!  Ты знаешь… Ты не устрашился отца,  взяв его невесту, , но тебе это простилось,  мне же не простится никогда… Хатор взяла с меня двойную плату — мою красоту и мою дочь.  Теперь она довольна. И потому Нен-Нуфер не может быть твоей.

— Может!  — фараон топнул ногой,  заставив Ти вздрогнуть. — Я встретил твою дочь в гробнице отца. Она приносила ему приношения не как фараону, , а как родителю. Он призвал её к себе,  понимаешь?  И пусть в ней нет его крови, , но в ней есть твоя царская кровь,  которой нет в Хемет,  и потому сын Нен-Нуфер будет большим наследником,  чем Райя.  И если я прочил Райе в жёны Асенат,  чтобы подкрепить царскую кровь,  то сын Нен-Нуфер, взяв в жёны только что рождённую дочь Сети,  даст Кемету лучшего фараона,  слышишь?  — Ти молчала.  — Я возведу твою дочь на престол. Ни одна царица не была ещё столь достойна носить корону,  как та,  которую мне дал Великий Пта!

Взгляд Ти прожигал и через покрывало,  и фараон отвернулся,  притворившись,  что прислушивается к несуществующим шагам.

— Ты должен сам жениться на Асенат, — в голос ливийки вернулась прежняя твёрдость, пусть он и оставался тихим.  — Потерпи пару лет, и она даст тебе самого законного наследника. И,  молю, оставь мою дочь Хатор. Боги никогда не отдают своего и жестоко карают покусившегося на чужое!

— Нен-Нуфер не принадлежит Хатор!  Тирия даже не знает о её существовании! — фараон из последних сил сдерживался,  чтобы не перейти на крик.  — Отец привёл твою дочь ко мне,  потому что решил,  что это во благо Кемета,  и жрецы Пта сказали мне,  что Асенат не верный выбор. Я отказался от новой женитьбы,  не имея другой невесты, , но теперь она у меня есть!  И это твоя дочь!

— Ты всё решил,  как я вижу, — в голосе Ти послышалась злость. — Так чего тебе нужно от меня,  повелитель?

Фараон навис над ней и схватил за запястье.

— От тебя я хочу того же,  что просил мой отец, — прорычал он приглушённо. — Молчания!  Что бы я ни сделал,  что бы ни сказал,  ты не открываешь рта. Храни свою правду и впредь так же хорошо,  как ты хранила все эти годы от других своё лицо!

Ти не успела согласно поклониться фараону,  потому что за ним пришли,  и сегодня,  сжимая фигурку Маат,  он просил Богиню дать ему силы сделать то,  что ныне во благо Кемета. Иногда человеческая правда сродни божественному хаосу, и для порядка стоит её изменить, и потому Великие Боги должны остаться им довольны.

Он чувствовал необъяснимое спокойствие, которого не помнил с восхождения на престол: доклады писцов не казались нудными, и просители сегодня, как один, принесли на его суд простые проблемы. Он так и не отнёс на отцовский алтарь завтрак, потому не позволил себе притронуться к обеду. Отдав приказ погодить с обедом и приготовить всё необходимое для приношения, фараон сбежал в сад с твёрдым намерением совершить обряд вместе с Нен-Нуфер.

Стража и без приказа остановилась в отдалении от стены, и чтобы не смущать повелителя, за миг до того, как тот перемахнул за стену, юноши отвернулись. У пруда было пусто, но из дома доносились тягучие звуки флейты. Фараон прибавил шагу. Слуги склонились перед ним и поспешили оповестить хозяина о приходе Его Святейшества. Сети в короткой юбке и голой грудью, блестящей от недавнего купания, выбежал к брату и замер под горящим взглядом повелителя двух земель.

— Мир вам, — фараон прошёл мимо Сети в комнату и сделал знак сыну оставаться на месте. Он явно прервал игру, потому что в руках Нен-Нуфер осталась фишка, и только Асенат продолжала играть на флейте. — Я пришёл за Нен-Нуфер, — Та вскочила и вытянулась в струнку, полная решимости не сделать к нему и шага. — Я пообещал с утра отцу, что мы вместе,  как прежде,  принесём ему дары.

Теперь она не посмеет отказать ему,  и даже Сети ничего не скажет,  если брат вообще успеет произнести нынче хоть слово,  ведь он уже протянул Нен-Нуфер руку,  и она безропотно приняла её.

— А вас всех я жду к обеду. Я велел задержать его, , но сейчас отдам распоряжение накрыть стол на пятерых у пруда. Оденьтесь, как на праздник,  потому что я сообщу вам то,  что уже возрадовало моё сердце и не оставит спокойным ваше. Сети,  пошли вестника к Амени. Пусть задержится в храме. Мы прибудем туда после обеда.

Асенат давно перестала играть,  и сейчас тишина была удивительно глубокой, будто все разом затаили дыхание.

— Скажи нам сейчас,  — проговорил Сети глухо.  — К чему столько таинственности! Словно мы дети.

— Всему своё время,  брат,  — не смог сдержать улыбки фараон.  — Я жду всех вас за своим столом. Вели приготовить колесницу.

— Будет ли с нами царица?

Сети успел бросить вопрос в спину брата. Фараон сжал горячие пальцы Нен-Нуфер и,  не оборачиваясь,  ответил:

— Никотрисы с нами не будет.

Он захлебнулся слюной,  произнося имя пока единственной жены,  не в силах назвать её царицей. Своей царицей. Его царица стояла рядом,  прижимая к колышущейся от волнения груди надетый несчастной матерью амулет. Вечером,  вечером он при всех впервые назовёт Нен-Нуфер царицей. Выйдя от отца,  он велит приготовить кольца и доставить в храм. Пусть Амени справится с волнением прежде, чем он сведёт с золотых носилок свою невесту. А сейчас он держал её руку так крепко,  если бы Нен-Нуфер и вправду вырывалась, и еле разжал пальцы, чтобы сомкнуть их вокруг её талии. Нен-Нуфер дрожала в его руках так же,  как в ту минуту, когда он впервые поставил её на свою колесницу. Слова не шли, в горле пересохло,  живот окончательно свело от голода и от нетерпеливого ожидания ночи. Пусть молчит и она. Единственное слово,  которое он желает нынче услышать из её уст — „согласна“. Она не может не согласиться. Она не может пойти против воли своего повелителя.