И солнце взойдет (СИ) - О&#39

— Рене?

— Нет. Причин для волнения нет, — ровно ответила она, не отводя глаз.

Фюрст же нахмурился, словно спешно решал в голове сложное уравнение из трех переменных: его собственная забота о Энтони, хорошее отношение к Рене и двусмысленность положения вверенного ему резидента. Он покрутил тарелку с терпко пахнувшим пирогом, стер капнувший на край блюда джем и задумчиво облизнул перепачканный малиной палец. Потом еще и еще. И когда, видимо, дошел до определенного промежуточного ответа, искусственно широко улыбнулся.

— Ясно. Ну что? Сыграем? Тебе пора бы уже научиться. — Алан кивнул в сторону бильярдного стола, но Рене привычно покачала головой и потянулась к бокалу с глинтвейном. Алкоголь на время прогнал часть тревог, и после танцев было слишком лениво куда-то идти. Так что она лишь чуть виновато улыбнулась.

— Как-нибудь в другой раз.

Рене сидела, откинувшись в удобном кресле, и со смешком наблюдала, как в очередной раз ругались Роузи и Фюрст. Эти двое опять засмотрелись на спины друг друга и потому перепутали во время раскатки битки. Так что теперь им предстояло решить, кто будет разыгрывать первым. Рене мало что понимала в этой игре, однако была уверена — в правилах не прописано требование уступить ход, когда твой соперник обиженно дуется. Тем не менее Роузи пользовалась этой лазейкой до смешного часто, и Рене вела счет, сколько уступит находчивой медсестре слишком воспитанный Алан Фюрст. Она как раз успела дойти до десяти в пользу Морен, когда спинка кресла под головой немного прогнулась, а около уха зазвучал голос:

— Я дал тебе выходной не для того, чтобы ты скучала.

От Тони пахло мокрым снегом и немного загазованной улицей, где в это время наверняка собрались душные пробки. Вдохнув поглубже, Рене молча подняла руку с зажатым в ней телефоном, который наконец-то хранил безмолвие, и почувствовала, как ладони коснулись холодные пальцы. Они зачем-то дотронулись до косточки на запястье, отчего сердце неровно сбилось, а потом все же забрали пока притихший аппарат.

— А я-то надеялся, что потерял его где-нибудь в канаве.

Послышался смешок, и Рене задрала голову, встретившись взглядом с едва заметно улыбавшимся Энтони. Внимательно изучив его лицо с черными кругами теней под глазами и нездоровой даже по меркам самого Ланга бледностью, она вновь переплела пальцы на высоком бокале, сделала глоток и вернулась к наблюдению за Роузи. Та давно плюнула на игру и теперь в такт «Classical Gas» [60] пританцовывала вокруг что-то втолковывавшего ей Ал. Кто-то из посетителей включил старый музыкальный автомат, а тот, похоже, заело на одной теме. Так что вот уже полчаса оркестр и гитарный перебор из радостных семидесятых уверенно перекрывал звон посуды да гул голосов посетителей.

— Эй, что-то случилось? — Энтони обошел стол, стянул с себя знакомую черную куртку и повернулся к по-прежнему молчавшей Рене. Он переоделся. Заезжал ли домой или нашел смену в заначке своего пылевого комода было неясно, но джинсы и свитер определенно сверкали угольной чернотой.

— Нет, — наконец коротко ответила Рене, чем заслужила скептическое хмыканье.

Энтони какое-то время изучал невозмутимо игнорировавшую его девушку, а потом молча подошел и уселся рядом. В соседнее кресло. Так близко, что мигом напрягшаяся Рене плечом ощутила исходившее от Ланга тепло. Черт… И она хотела бы казаться невозмутимой, но, похоже, выдала себя с головой. Ну а если нет, то до этого остались какие-то мгновения.

— Я думаю, тебе стоит сделать звонок, — после томительной паузы все же произнесла Рене.

Она сама не знала, за что злится на Энтони. Между ними не было никаких обещаний и уж точно не звучало признаний, чтобы Рене могла позволить себе такой тон. Но женская ревность и влюбленное сердце оказались худшими помощниками в этом непростом диалоге. И осталось совершенно неясным, считал ли так Ланг, когда демонстративно посмотрел на экран дрожавшего от усталости сотового и бросил тот на заставленный тарелками стол.

— Забавно, но я думаю наоборот. Единственный человек, которому мне пришло бы в голову позвонить, сейчас находится в этом зале. — Тони говорил не поворачиваясь. Он смотрел на вернувшуюся к столу парочку и бездумно отбивал указательным пальцем в такт песни. — Так что не вижу смысла попусту тревожить…

— Ты мне соврал, — неожиданно перебила его Рене, за что была удостоена небрежно вздернутой брови. — Насчет доктора Фюрста. Он сказал, ты не звонил. Я думала, с достижением звания лучшего друга открывается опция честности, но, видимо, не в этой игре. Верно?

Энтони помолчал, невидяще глядя на вновь танцующий по столу телефон, а затем резко спросил:

— А ты бы приехала тогда?

— Я бы приехала в любом случае, — раздраженно откликнулась она и сделала новый глоток. Давно следовало бы остановиться, потому что в голове уже неприятно шумело, но Рене отчаянно требовалось занять свои руки. И рот. Пока не сболтнула чего-нибудь лишнего. Покрутив на донышке остаток из фруктов и специй, она зачем-то шмыгнула носом и договорила: — Возможно, я скажу нечто кощунственное, но ты дорог многим, независимо от навешенных тобой ярлыков.

Рене хотела добавить что-то еще, но в этот момент телефон особенно настойчиво завибрировал. Закатив глаза, она пробормотала:

— Ответь ей уже. Звонит целый день.

— Зачем мне это? — неожиданно усмехнулся Энтони и щелкнул по пластиковому корпусу, раскрутив надрывавшийся мобильный.

— Потому что таковы правила вежливости, — начала было Рене, но увидела недоуменно вскинутые брови и, не выдержав, рассмеялась. Действительно, глупость какая. Она покачала головой. Давно пора было запомнить, что воспитание и доктор Ланг лежали на противоположных концах числовой прямой. Где-то на расстоянии в бесконечность. Неожиданно Рене гулко стукнула бокалом о столешницу и небрежно бросила: — Я тебе тоже звонила.

Она видела, как медленно повернул голову Энтони, подставив лицо под красноватый свет настенных ламп, а затем его губы сжались почти в невидимую линию.

— Довольно нелогичное решение, — заметил он.

— А по мне, так весьма предсказуемое, — отозвалась Рене и немного зло усмехнулась: — Ты даже имени мне не дал, только фото.

— Так это тебя так обидело? — неожиданно рассмеялся Тони, а затем повернулся к ней всем своим гигантским корпусом. Он закинул ногу на ногу и неожиданно самодовольно уставился на смущенную Рене.

— Нет, — соврала она насупившись.

Ланг, конечно же, не поверил.

— Роза пахнет розой, хоть розой назови ее. Хоть нет, — пожал он плечами. — Не видел смысла подписывать. Зачем, если я с первого же взгляда или трех нот пойму, кто мне звонит?

Рене промолчала. Не сказать, что такой ответ ее как-то смягчил, но аргумент показался дельным. Впрочем, не настолько, чтобы немедленно извиняться за непонятную для Энтони вспыльчивость. Он же какое-то время разглядывал, как Рене мелкими глотками цедила оставшийся глинтвейн, а потом внезапно спросил:

— Почему ты не играешь?

— Я не умею.

— Так, давай научу, — Тони предложил это настолько естественно, будто говорил о чем-то обыденном. Словно он каждый день обучает слегка нетрезвых девиц премудростям американского пула.

— Не думаю, что хочу, — насупилась Рене, но тут же вздрогнула, стоило Лангу стремительно наклониться вперед и бесцеремонно упереться ладонями в ее кресло.

— Как можно не хотеть того, чего даже не знаешь? — спросил он тихо и нахально ухмыльнулся. Но в Рене плескалось уже достаточно вина, чтобы осклабиться в ответ, а затем приблизить свое лицо к бледной физиономии Энтони так близко, что их носы едва не стукнулись друг о друга.

— Я никогда не пробовала жареных кузнечиков и что-то не испытываю желания это наверстывать, — лукаво заметила она.

Их глаза на мгновение встретились, а потом отдающий охрой взгляд Тони метнулся на мгновение вниз, но тут же вернулся обрато. И в этот момент Рене почти воочию увидела, как там зажегся непонятный, но такой сладостный огонек.